— Ты слышал «Союз композиторов»? Можно сказать, дочерняя группа «Кино». Конечно, главные там не мы, есть пара ребят, «новые композиторы». Собирают синтезаторные звуки. Но мы все им помогаем, кроме Вити, и второй состав тоже. Отличная дискотека, а?
Итак, узнаю, что у «Кино» есть «дублеры». Слушаю «поп» с кассеты. Тексты — положенные на клавишный вой переговоры Гагарина с Королевым перед запуском «Востока-1» плюс отрывистые знаменитые «да» Капицы-младшего, списанное с «Очевидного-невероятного», лондонские уроки английского. Черновые записи готовящегося альбома «Союза композиторов» напоминают отчет об испытаниях нового программируемого синтезатора — впрочем, так, наверное, оно и есть — Юра с детской увлеченностью рекламирует новую игрушку.
— Хороший синтезатор. Вот хор девушек, — Каспарян улыбается, — это на радио и телевидение не пропустят… Жаль, плохие у них заставки.
Я слушаю вздохи под бойкий шелест ритм-компьютера и делаю вид, что мне очень интересно. Юра перебирает пальцами воздух, показывая на воображаемой соло-гитаре свою партию. Он действительно гитарист.
Я включаю диктофон.
— Что ты можешь сказать о Цое? — спрашиваю я. Юрино косноязычие тотчас начинает прогрессировать.
— М-м-м, э-э, угм — говорит Каспарян, потом принимает максимально торжественный вид и выдает: — Я думаю, Цой уже сейчас великий человек. Но в будущем, верю, он станет еще круче.
— А как тебе его тексты?
— Они мне всегда нравились. Но вообще-то я в текстах ничего не понимаю. Знаешь, иногда Цой показывает песню — и мне не нравится. Думаю, ну что здесь играть — три аккорда. А потом поиграю — кайф.
— У «Кино» есть проблемы?
— Ну… (дальнейшее мычание я опускаю)… у нас нет зала. И не будет, разве что мы его купим. Нам нужен зал, где можно делать что угодно. Мы не согласны на любые условия любой организации. А просто так зала никто не даст. Мы репетируем дома. Соседи? Привыкли, наверное. (Вспоминаю — «соседи приходят домой, им слышится стук копыт».) И потом, разве в зале покушаешь? А дома можно отдохнуть, попить чай.
Дальше Каспарян говорит об еще одной беде «Кино» — большой паузе в студийной работе. На то время ударный альбом «Группа крови» не был еще записан, хотя хиты уже прогремели на Ленинградском городском фестивале.
— Песни стареют, не записываются, их уже не хочется играть. Но группа постепенно приходит в состояние натянутого лука, — говорит Юрий, — вот Витя вернется, будет альбом, будет целая серия концертов. Мы тут без Цоя кое-что свели вчерновую. Хочешь послушать?
Я слушаю наброски к «Группе крови» и чувствую: альбом выйдет на славу. Цой, похоже, окончательно совладал с более чем необычным тембром своего голоса; лаконичная, как всегда, ритмика стала свежей и необычной, а скупые каспаряновские соло — необходимыми и достаточными. Точные, славные тексты, чуть героичнее, чем обычно.
— Витя — молодец. Чувствуешь, как петь стал? Вот только ехиднее надо, — вздыхает Каспарян, — над собой надо иронизировать, иначе нет кайфа.
Вот и не так. Кайф есть. Движение несомненно. Цой, нашедший свой имидж еще во внестилевом «Транквилизаторе» («Метеоролог сказал, дождь будет недолго, я закрываю свой зонт, я экспериментатор»), похоже, становится немного другим. И этот другой мне нравится. Хлесткая оплеуха в адрес «Алисы» — «все говорят, мы в месте, но немногие знают, в каком», язвительное пожелание «тем, кто ложится спать, спокойного сна, спокойная ночь» соседствует тут с сокровенным «а жизнь — только слово, есть лишь любовь и есть смерть».
— А как тебе альбом «Это не любовь»? — спрашиваю я.
— Мне нравится. Посмеяться над девушками — это же прекрасно, говорит Каспарян.
— Какие у вас отношения с Гребенщиковым?
— Ну… Боб иногда оказывает мне большую честь немного со мной выпить… Давай лучше о Курехине, о нашем гении, о современнике нашем… хм… великом. Полный состав «Кино» участвует в концертах «Поп-механики». Это добрый знак.
Добавлю: «Кино» сменило на этом посту «Аквариум» после разрыва между Гребенщиковым и Курехиным.
Дальше — личная жизнь.
— Трудно с английским, — жалуется Каспарян, — сначала ничего не понимал. Теперь уже легче. Вызов вот — в гости. Если пустят, конечно.
Юра показывает мне официальные бумаги. Его жена — американская журналистка, продюсер, рок-исполнительница Джоанна Стингрей, которой мы обязаны вышедшим в США двойным сборником ленинградского рока «Красная волна». Помнится, «Комсомолка» не замедлила отреагировать «разоблачающей» статьей. Потом вдруг стало ясно, что разоблачать культурные обмены, пусть и неофициальные, не стоит, и на ленинградском ТВ был даже снят «Музыкальный ринг» с участием четы Каспарян-Стингрей и Курехина, анонсированный «Литературкой», но почему-то так и не показанный.
— Терпеть не могу, когда обо мне говорят — муж Джоанны, — Юра обнаруживает вдруг южный темперамент, — так надо играть, чтобы о ней говорили — жена Каспаряна. Ко мне многие подъезжали, — вспоминает он, — надо то, надо это. Думали, я разбогател. Потом говорили — вот, мол, Каспарян стал буржуа, зазнался, все сам гребет. Ничего я не нагреб. Неплохо бы, конечно, организовать советско-американскую фирму по культурному обмену, да не знаю, как пройдет. Полгода уже нигде не работаю.
Нелепая ситуация! Гитарист группы, которую слушают сотни тысяч, если не миллионы, должен, оказывается, где-то числиться. Хоть сторожем. Как будто то, что он делает в «Кино», не работа, к тому же часто изнурительная.
— А в клубе я не очень-то общаюсь. Не всех даже знаю, особенно молодых. Слегка в стороне мы, что ли, — говорит Каспарян под конец. И, поскольку мой спичечный коробок опустел, вручает мне черную пачечку с белой каллиграфической надписью по-английски — «Каспарян энд Стингрей». Реклама!
В Штаты он, кстати, все-таки съездил, вызвав тем самым еще один перерыв в работе «Кино». Говорят, больше всего в Америке ему понравилось летать на спортивном самолете.
А теперь — обещанные обязательные абзацы.
Группа «Кино» основана Виктором Цоем, корейцем по происхождению, в Ленинграде в 1982 году. Первый полуакустический альбом «45» содержал такие «системные» хиты, как «Когда-то ты был битником», «Алюминиевые огурцы».
Странный посев дал любопытные всходы. Пример Цоя показал, как рокер с задатками художника вырастает их коротких штанишек идеологии своего окружения. Неоромантический альбом «Начальник Камчатки», в записи которого принял участие сам «великий Боб», далек от профессионального совершенства; в удачном «Троллейбусе», «Камчатке», «Генерале» чувствуется влияние «Аквариума» — но все-таки… Обаяние юности, неистребимая и загадочная энергия искреннего «Начальника» заставляют слушать этот немудреный «пэтэушный» рок, снабженный, правда, не такими уж и простыми текстами:
Где твой мундир, генерал?Твои ордена? Спина, как струна…
Исповедь дерзкого взрослеющего подростка многим пришлась по душе. «Мы должны заполнять все части спектра», — сказал Гребенщиков. Цой угадал со спектром сразу же.
Магнитофонный альбом «Ночь» с опозданием на два года выпустила «Мелодия», опоздав перед этим на пять лет с выпуском сингла из «Начальника». От примитивного «телефон и твой номер тянут меня как магнит», от «Анархии», стыдливо названной пародией на западные панк-группы, до почти попсовой «Мы хотим танцевать» — размах «Ночи». Простая музыка, простейшие аранжировки. И постоянное ощущение чего-то большего. Но раскрывшийся было Цой всякий раз прячется за привычную уже стену иронии.
Предшествовавшая «Ночи» программа «Это не любовь», конечно, изрядно повеселила публику. Все эти «Уходи, я тебя не люблю», «Я не могу больше ждать, я могу умереть» были очень милы, но… Путь Цоя лежал совсем в другие места, через ударные концертные номера «Безъядерная зона», «Дальше действовать будем мы», «Хочу перемен» приближался он к «Группе крови». «Война между землей и небом» обязана была случиться.