Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ главный, одну минутку. Я не то хотел узнать. Про полковника мы знаем, в курсе. Спасибо, что хорошо его лечите. Я хотел спросить, какая у него ширина кровати?
— Что? Ширина кровати? Для чего ширина?
— Да я тут Виктору Михайловичу костылики состроил из облегченной дюралевой трубки, складные, ну и еще начал собирать пюпитр с подсветкой, чтобы, пока лежит, читать ловчее было… Почти готов пюпитр, надо только уточнить, на какую ширину разводить опоры.
— Прости мэня, дарагой… Стандартная ширина — семьдесят пять сантиметров. Я ему обязательно привет от вас пэрэдам. Сейчас пойду и пэрэдам. А с костылями пока не торопись. Еще рано. Но понадобятся! Обязательно понадобятся.
Вартенесян положил телефонную трубку, посмотрел на Анну Мироновну веселыми глазами и сказал, не тая улыбки в голосе:
— Слушай, а я начинаю вэрить, что твой сын дэйствительно впалне приличный чэловек.
— Витя? Его все любят. — И Анна Мироновна сразу поднялась из-за стола. — Спасибо, Сурен Тигранович, пойду.
— Иди. Я тоже скоро приду. Подмени пока Тамару, отпусти отдохнуть, совсем дэвочка с ног сбилась.
Глава седьмая
Запись двумя разными почерками.
Первый абзац ее рукой — твердой, аккуратной, ученически прилежной; второй — неверными, дрожащими закорючками с длинными хвостами у концевых букв:
5 апреля. Консилиум в составе травматолога, доктора медицинских наук генерал-лейтенанта Борковского Л. И., гематолога, кандидата медицинских наук Филиппова К. Д., терапевта, доктора медицинских наук полковника Носенко Э. Л.
У больного, перенесшего комбинированный перелом костей таза и правого бедра, сопровождавшийся центральным вывихом, в результате массивных кровоизлияний в мягкие ткани развился флеботромбоз подвздошной артерии справа. Показаний к оперативному вмешательству в настоящее время нет. Рекомендована дальнейшая терапия прямыми антикоагулянтами, снижение протромбина до 30 процентов…
Сначала Хабаров услышал характерный грохот снижающегося вертолета и забеспокоился:
— Что такое, Тамара? Эта мельница валится совсем близко.
— Не валится, а садится. Какой вы неявный стали, Виктор Михайлович, просто ужас. — Он усмехнулся. — Гости к нам прилетели. Профессора разные. Консилиум!
— Для чего? Кто вызывал?
— А никто не вызывал. Просто начальство ваше сомневается — хорошо ли мы вас тут лечим, достаточно ли понимаем… Мы же периферия!.;
Потом они вошли белой тихой стаей и сразу заполнили палату от самого окна до двери. Из всех прибывших Хабаров сразу выделил высокого, жилистого, совершенно лысого старика с тяжелыми крестьянскими руками. Халат на старике был распахнут, и Виктор Михайлович разглядел мундир генерала.
Ближе всех к генералу держался плотный, сильно загоревший, спортивного облика человек лет сорока — сорока трех. Чуть поотстал третий незнакомец: пожилой, мелкий, невзрачный — преждевременно постаревший мальчик. Остальные были свои: Вартенесян, Клавдия Георгиевна, больничный рентгенолог, совсем в уголке, между тумбочкой и шкафом, затерялась Тамара. Матери в палате Хабаров не обнаружил.
— Здравия желаю, — громко сказал старик, — моя фамилия Барковский, зовут Аполлон Игнатьевич. Вы улыбнулись, полковник? Прекрасно! В этом месте все люди с нормально развитым чувством юмора и находящиеся в трезвом уме непременно улыбаются. По профессии я костоправ. А коллега Эрих Леонтьевич Носенко, — старик глазами указал на плотного, спортивного облика человека, — специалист по насосам. Ну и еще один коллега — Кирилл Демьянович Филиппов — вампир и кровопийца, научно — гематолог.
Специалист «по насосам» хорошо, добродушно улыбнулся, показав ровный ряд неправдоподобно белых зубов, а постаревший мальчик съежился и почему-то отвел от Хабарова глаза.
Старик генерал сел на поданную Вартенесяном табуретку и, забрав в горсть свое некрасивое лицо, спросил:
— На что жалуетесь?
— Сначала разрешите доложить, на что я не жалуюсь.
— Как, не понял?
— …на что я не жалуюсь, — громко повторил Хабаров.
— Ну-ну, интересно. Валяйте!
— Я не жалуюсь на лечащего врача Клавдию Георгиевну Пажину, не жалуюсь на главного врача Сурена Тиграновича Вартенесяна, еще не жалуюсь на медсестру Тамару Ивановну Воронину и вообще не жалуюсь на больницу. Очень прошу передать инициаторам вашего, Аполлон Игнатьевич, беспокойства, что меня тут превосходно лечат…
— Понял. Хватит, — строго сказал Барковский. — Мы прилетели не с инспекторскими целями, а для того, чтобы обменяться мнениями с коллегами, вместе подумать и, по возможности, найти быстрейшие пути вашего возвращения в строй. Время, как известно, дороже денег, так что не будем его терять на дипломатические выкрутасы. Прошу отвечать по существу. Что беспокоит в данный момент?..
В палате консилиум продолжался минут двадцать и ужасно утомил Виктора Михайловича. Когда врачи его наконец оставили, Хабаров вытер лицо полотенцем и сказал Тамаре:
— А старик деловой.
— Удивляюсь, как такой дедушка согласился на вертолете лететь.
— Так ведь ради кого, Тамарочка?
— Опять хвастаете, Виктор Михайлович?
— Я хвастаю? Никогда! Торжествую! И имею основания, раз такие почтенные старички оказывают честь. Вот ты, ты бы ради меня не полетела на вертолете, а он полетел.
— Откуда и что вы про меня знаете?
— Я про тебя все знаю. Все, кроме одной вещи: почему такая симпатичная, умная и так далее двадцатитрехлетняя девица до сих пор не замужем?
— А за кого выходить? Кругом одни пьяницы да старики. Я бы, может, с удовольствием вышла, так нет за кого… А так, лишь бы выскочить и потом всю жизнь мучиться, уж лучше совсем не надо. — Тамара опустилась на табуретку, на которой только что сидел профессор Барковский, заглянула в лицо Виктора Михайловича и спросила: — А сами-то вы почему не женатые?
— Кто тебе сказал, что я холостой?
— Были бы женатые, небось жена-то давно уж приехала. Жена, а не мамаша.
— Тебе моя мама не нравится?
— Ну что вы! Такую маму дай бог каждому…
В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в палату заглянул командир вертолета Агаянц, старинный хабаровский приятель.
— Миша! Привет, — крикнул Хабаров. Тамара вздрогнула и сорвалась с места.
— Это что за безобразие! Без разрешения, без халата! Вон отсюда! Сейчас же убирайтесь! — Она мгновенно выставила Агаянца в коридор.
— Не сердитесь, честное слово, я только передать. — И Агаянц протянул Тамаре большой сверток.
— Что это такое?
— Пюпитр для чтения и складные костыли совершенно особой конструкции, без веса! Рубцов просил вручить. Механик. Сам сделал. Специально для Виктора. Пожалуйста, возьмите.
— Костыли? — растягивая по слогам, сказала Тамара и неожиданно для самой себя расплакалась. — Ой, не скоро Виктору Михайловичу костыли понадобятся, хоть и особой конструкции, все равно не скоро…
Исчезнув вместе с Агаянцем за дверью, Тамара долго не возвращалась. И Хабаров постепенно отключился от незаконченного, оборвавшегося на полуслове разговора с ней. К тому же мелькнувшее и разом пропавшее лицо Мишки Агаянца отвлекло мысли совсем в другое направление.
Хабаров вдруг отчетливо представил полукруглую просторную летную комнату со стенами, обшитыми деревянными светлыми панелями, с огромным окном-эркером, явственно увидел низкие диваны, обтянутые шершавой темно-зеленой материей, и узкие столы на металлических трубчатых ножках, и корабль-бильярд, гордо возвышающийся посередине помещения.
Представил и затосковал.
Когда он вернется туда? К ребятам, к делу, ко всему, что до сих пор было самым главным в жизни…
Хабаров живо вообразил, как входит в летную комнату начлет. Грузный, заметно состарившийся в последние годы Кравцов появляется в застекленной двустворчатой двери, не спеша оглядывается и, будто нарочно растягивая слова, говорит:
— Наклевывается препаршивая работенка, мужики… Запуск двигателя в полете…
Как ни в чем не бывало, Збарский продолжает играть в шахматы. Бокун с некоторым усилием сдерживается и, тоже ничего не спрашивая, заканчивает намеливать кий…
Володин, ухмыльнувшись и кинув быстрый взгляд на окружающих, легко поднимается с дивана и, изображая на лице полную готовность хоть сию минуту отправиться в полет, спрашивает:
— Какие высоты запуска? Володина перебивает Углов:
— Не лезь, Петушок, поперед батьки в пекло. — И к начлету: — Сколько полетов в программе, Палыч, почем за штуку?
Кравцов не спешит с ответом, поводит из стороны в сторону головой, словно что-то высматривает и никак не может найти.
— Паршивая работенка, мужики… Мы тут посоветовались и решили… поручить это дело Хабарову… Пойдем, Виктор Михайлович, потолкуем…
- Макей и его хлопцы - Александр Кузнецов - О войне
- Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- 28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!» - Владимир Першанин - О войне