соломой, захрипел, а лицо сделалось синюшно-багровым.
Но думать об этом не получилось.
Задыхаясь, Вельмина метнулась в холл, добежала до двери и, распахнув ее, вывалилась в свежее весеннее утро. Прямо в руки двух аривьенских патрульных.
— Что здесь происходит, госпожа? Нам сказали, что здесь слышны крики.
Вельмина повисла у них в руках, хватая ртом воздух. Сердце колотилось как сумасшедшее, и она все не могла надышаться. С трудом сообразила, что один гвардеец все-таки прошел в дом — и довольно быстро вернулся, и вид имел весьма бледный.
— Там… — его тяжелый взгляд остановился на Вельмине, — госпожа, вам придется проследовать с нами в управление.
Перед глазами мутилось от ужаса, колени подгибались, и если б не крепкие руки гвардейцев, она бы обязательно упала. Но упасть ей не дали. И, глядя на трехэтажное серое здание полицейского управления Аривьена, Вельмина снова чувствовала, что стоит на самом краю жуткой бездонной пропасти. Возможно, прыгнуть с утеса и было бы спасением — но утеса здесь не было. Были только затертые сотнями рук деревянные двери, хмурые и озабоченные лица полицейских и стены, выкрашенные в светло-серый цвет.
***
Она как будто вынырнула из холодной мутной воды, чтобы обнаружить себя сидящей на шатком табурете перед широким письменным столом, заваленным стопками толстых потрепанных тетрадей, распечатанными письмами и скомканными листами желтоватой бумаги. Человек, который сидел за столом, имел такое же желтоватое пухлое лицо, завитые рыжие усы и строго горизонтальные широкие брови, тоже рыжие. Темные глаза его напоминали буравчики, взгляд был цепким и очень недобрым. А ещё — в этом Вельмина была уверена — человек этот очень устал. Ему все надоело — и рассыпанные по столу бумаги, и серые стены, и тусклые, давно не мытые окна, да и люди, которых приводили и усаживали на скрипучую хромую табуретку, тоже надоели до смерти.
— Имя, — медленно, растягивая гласные, произнес мужчина.
Вельмина откашлялась и поняла, что не так-то просто заставить себя говорить. Она стиснула на коленях дрожащие руки, совершенно ледяные, вспомнила свою новую фамилию.
— Орье. Вельмина Орье.
— Вы убили Эммануила Гарье, — так же медленно, как будто неохотно заключил человек за столом и буквально впился в Вельмину глазами-буравчиками.
— Нет, — выдохнула она, — это… не может быть. Я его не убивала.
— Рядом валялся пресс для бумаги. А на скуле господина Гарье изрядная гематома, — монотонно произнес он, — почему вы его убили?
— По… послушайте. Я не убивала его! Да, я ударила. Но он ещё был жив. И не думал умирать. Я его… потом оттолкнула…
— Вы поссорились. А потом вы его убили, — пробубнил мужчина.
Он взял перышко, макнул в чернильницу и принялся что-то молча записывать в одной из тетрадей.
Вельмина, вспомнив, встрепенулась.
— Послушайте! Да послушайте же вы… Пошлите своих людей, пусть проверят, что там у Гарье в лаборатории. Да, можно сказать, мы поссорились. Но это потому, что я пришла раньше времени, а там… у него там в лаборатории что-то творилось. Я услышала оттуда крик! А он… он хотел меня убить, понимаете?
— Это вы послушайте, — голос мужчины даже не дрогнул, — вы только что признались в том, что повздорили. А потом вы его убили.
Вельмина едва не взвыла. Ну почему, почему он ее не слушает?
Она резко вскочила с табуретки, бросилась к столу и схватила мужчину за рукав.
— Проверьте лабораторию Гарье! Умоляю! Я боюсь, как бы там не оказалось кого-нибудь… Вы знаете, что он мог работать с трансмутацией живого?
Рука под ее скрюченными пальцами была мягкой, слегка женственной. Вельмина невольно вскрикнула, когда ее схватили за плечи и швырнули обратно, на табурет.
— А ну села! — громыхнуло над ней.
И Вельмина невольно съежилась, задрожала всем телом. Уронила руки на колени.
— Я не убивала Гарье, — прошептала беззвучно, — почему вы мне не верите?
Где-то за спиной хлопнула дверь, ударившись о косяк, и в поле зрения появился гвардеец. Он подошел к письменному столу и, наклонившись, что-то начал тихо говорить рыжему. Тот кивал, с каждой секундой мрачнел, под конец выругался.
— Я понял, можешь идти, — услышала Вельмина, — сделай так, чтобы зеваки туда не лезли. Бездна, мне придется написать по этому поводу отдельный доклад…
— Что там? — невольно вырвалось у нее. Ведь ясно же, что речь шла о найденном в лаборатории Гарье!
И она не ошиблась.
— Вам, милочка, это знать необязательно, — буркнул рыжий, — но в одном вы не ошиблись. Ваш Гарье занимался какой-то дрянью в своей лаборатории. Выпотрошил какого-то нищего.
— Страх смерти, — выдохнула Вельмина, — он как-то сказал, что для трансмутации довольно сильных эмоций…
— Послушайте, — мужчина скривился, — я не разбираюсь в ваших этих материях, трансмутациях… Не пудрите мне мозги. Гарье наворотил дел, но, как бы там ни было, вы-то его угробили. От этого не отвертитесь.
— И… что же будет… теперь?
— Вообще-то убийц вешают, — сообщил он, — но можно отправить работать на каменоломню. Суд решит.
«Вешают» — эхом гуляло в голове.
Но это невозможно! За что ее вешать?
Вельмина невольно повторила вопрос вслух.
— Таков закон, милочка.
— Но я не убивала его! — в отчаянии крикнула она.
— Вы его убили, и в этом нет сомнений, — припечатал рыжий и невозмутимо вернулся к своим записям, — Арон, отведи ее в камеру, пусть пока здесь посидит, а дальше видно будет.
Снова хлопнула за спиной дверь.
— Лефор, дружище, я слышал, у тебя весело?
Вельмина съежилась. Внутри все онемело, перед глазами запрыгали серые пятна. Этот голос… Она ведь знала, кому он принадлежит. И лучше бы никогда его больше не слышать.
— Весело, — звуки долетали до нее как будто сквозь ватное одеяло, — вот, полюбуйся. Приголубила Гарье так, что он к богам и отправился. А может, и в Бездну. Потому что, как выяснилось, резал у себя в лаборатории нищих и бродяг.
— Смешно, когда бабы убивают, — заметил ненавистный Вельмине голос, — они и делать-то это толком не умеют.
«Я не убивала!» — бился в груди немой протест.
А Вельмина молчала. Хоть и бесполезно было молчать, потому что теперь, когда демоны принесли сюда Ариньи, ей уже никуда не спрятаться. И нет рядом дракона, который бы унес на своих крыльях. Единственное, что она сделала — это опустила голову