еще оставался тем мужчиной, который не будет всем подряд рассказывать о своих бедах. Этот мужчина определенно не был нытиком, он привык сам решать все свои проблемы.
В жизни и в бизнесе – да, но не в делах любовных, как оказалось. А Аглая только сейчас и вдруг поняла, что этот мужчина просто не умеет, не привык говорить о своих чувствах. Его подарки, которые она даже не открывала, его шикарные цветы – это все то, на что обычно ведутся женщины, которые роем вьются около него. Женщины, любовь которых можно купить.
Он и покупал. Как он там говорил? «Все имеет свою цену» – кажется, так.
Аглая тоже имела, но только ее ценой оказались слезы маленькой девочки, проплакавшей у нее вчера вечером свое горе и тоску по умершей маме. Они так и уснули с Аришей в обнимку на ее кровати. Всю ночь Аглаю обнимали детские ручки, она не спала половину ночи, потому что стоило ей только начать поворачиваться, как Ариша, просыпалась, звала маму и цеплялась за пижаму Аглаи.
Она гладила ее по головке и целовала ее в лобик, в макушку, в кудряшки и шептала девочке:
– Я здесь, моя хорошая, здесь. Спи, моя девочка. Я не уйду!
Ариша расцепила кулачки только под утро, и Аглая провалилась в сон. Проснулась она без будильника. Проснулась, потому что привыкла просыпаться в одно и то же время. К тому же, она помнила, что утром прилетит Павел. В парикмахерскую, как Ксения, она, конечно, не пойдет, но принять душ и, по возможности, не выглядеть пандой с синяками под глазами – это она может. Душ и мытье головы всегда помогали Аглае выглядеть хорошо. Спасло ее это и в этот раз. Она как раз закончила сушить волосы, когда ей позвонил Павел.
Она встретила его на пороге своей квартиры, а встретившись с ним взглядом, поняла, что у него что-то случилось.
Аглая решила, что если получится, то она спросит его об этом, но позже. А потом поняла, что не имеет она права задавать Павлу такие вопросы, он и близко не был похож на ее бывшего мужа, любящего за ужином рассказать о своих проблемах. О! Вот Анатолий любил обсудить это. Придать себе этим значимости в глазах жены и матери.
Не расскажет ей Павел ничего, не в его это правилах. К тому же, Павел, допивая чай, начал отчаянно зевать. Пытался сдерживать зевки, но усталость брала свое, поев и выпив горячего чаю любой бы расслабился и уснул вот так, сидя за столом.
О том, что у него случилось, Аглая не могла даже догадываться. А он сам никогда не расскажет ей об этом. Это только его проблемы, к тому же, он их уже решил. Не о чем больше говорить. Закрыли тему.
Эти последние несколько дней были для Павла сложными.
Новая разработка только-только вошла в нужный режим работы и начала оправдывать вложенные в нее средства. Месторождение оказалось богатым, они даже уже продали первые алмазы, добытые там, и вдруг прилетело, откуда, как говорится, не ждали: на них «наехали» местные. Не то бандиты, не то бизнесмены.
Павлу об этом успел сообщить директор шахты. Позвонил и быстрым, четким речитативом наговорил информацию. И Павел, прихватив верного Кирилла и еще шестерых ребят, поехал разбираться. Они ехали своим ходом, на своих машинах. С собой они везли то, с чем в самолет не пускают. Директор успел сказать имена тех, кто наезжает, то, сколько их, и то, что грозили они ему совсем не рогатками.
Все три дня, что они там были, Павлу казалось, что он попал в прошлое. Точнее, в один конкретный промежуток времени из юности его отца.
В город въехали не все сразу, понимали, что три больших машины с номерами чужого региона, передвигающиеся почти колонной, одна за другой, неизбежно привлекут внимание. Две машины остались на въезде в город, а Павел с Кириллом и с двумя парнями поехали в больницу к директору.
Почему туда, а не на шахту? Потому, что уже на подъезде к месту ему позвонили с телефона Федора, и незнакомый мужчина, представившись врачом, сказал:
– Павел Андреич, не в моих правилах совать свой нос в чужие дела, но прежде, чем Вы поедете на шахту, заезжайте в больницу. Спросите главврача, это я. Поверьте, мне есть, что Вам сказать.
– Хорошо. Я Вас понял!
Своего директора они не застали живым. Мужчина умер на столе хирурга, умер от многочисленных ран.
– Его пытали, – произнес усталый врач, – давно я такого не видел. С 90-х. Я уж думал, и не увижу больше никогда следов от утюга на человеческом теле, в тех местах, которыми ни одному нормальному человеку не придет на ум проверять степень нагрева утюга. Сердце у мужика не выдержало. Но, скажу я Вам, и того, что они с ним сделали, не каждый бы выдержал.
Павел выругался сквозь зубы, а доктор продолжил, понизив голос:
– Позвольте Вас предупредить, нет, даже дать совет Вам. Не надейтесь на местную полицию, они Вам не помогут, скорее, наоборот, будут на стороне местных. Решайте вопрос с этими отморозками своими силами.
Павел посмотрел на врача удивленно, тот, встретив его взгляд, спросил:
– Думали, что буду убеждать Вас уехать?
– Ну, как минимум, не соваться, – усмехнулся Павел.
– Я знаю, кто Вы, Павел Андреевич. Вы меня не помните, должно быть, но мы с Вами уже встречались.
– Где? – Павел впился в мужика взглядом, но нет, он его не узнавал.
Врач назвал тот город, куда Павел выезжал еще по заданию своего отца, по тому, самому первому, когда надо было разбираться с проворовавшимся директором.
– Я в тот вечер дежурил в приемном покое. Именно я подписывал те бумаги, с описанием травм, якобы, полученных этим подонком в результате его падения с лестницы, – увидев изменившийся взгляд Павла, врач продолжил:
– Тот гад творил в городе все, что хотел. Он обидел очень дорогую мне женщину. Так что, Вы себе не представляете, как я был рад, увидев его в том состоянии у себя на столе. Можно сказать, что мы с Вами подельники, Павел Андреич. Вы