– Вовсе нет. Об этом я тоже думала.
– Вот как?
– Я думаю, что вы соблазняете женщин без всякого умысла. Просто вы так вежливы, приятны и внимательны, что они падают к вашим ногам, а вы даже не понимаете почему.
– А вы упали к моим ногам, Кэролайн?
– Я имела в виду своих сестер.
– Я так и думал. – Он наклонился и поцеловал ее. Она на секунду закрыла глаза, упиваясь ощущением тепла и мягкости его губ. Но тут заиграла музыка и вернула ее к реальности. Она толкнула его в грудь и прошипела:
– Сейчас же прекратите. Хотите, чтобы кто-нибудь нас увидел?
– Нет. Пойдемте танцевать.
– А как вы вообще оказались в этом коридоре?
– Искал вас.
Кэролайн вся отдалась во власть музыки. Впрочем, сначала она испугалась, что все увидят по выражению ее лица, как ей нравится танцевать с ним, а возможно, даже поймут, что в его объятиях она не только вальсировала. Но никто на нее не смотрел. Все взгляды – особенно женщин – были прикованы к ее кавалеру.
– Вы никогда не рассказывали, что шесть месяцев изучали искусство в Париже.
– Ничего я в Париже не изучал. То есть формально. Я это сочинил, чтобы до них лучше дошло то, о чем я говорил.
– А вы знали, что я все слышала?
– Нет.
– Значит, вы не пытались завоевать мою благодарность?
– Любовь моя, – шепнул он, прислонившись на миг лбом к ее лбу. – Я уже был внутри вас. Мне не нужна ваша благодарность.
Она сглотнула.
– Мне нужно ваше уважение, Кэролайн. Потому что я вас очень уважаю.
Ей пришлось напрячься, чтобы удержаться – ей так хотелось его поцеловать. Она закусила нижнюю губу.
– Я уважаю вас, – наконец сказала она.
– Потому что вас все еще удивляет то, что я делаю?
Закери Гриффин определенно был гораздо более проницательным, чем она думала раньше. Возможно, он прав. Она действительно ему благодарна, потому что если бы не он, у нее не было бы шанса получить место в студии месье Танберга. Но уважение? Всего несколько дней назад она сказала, что он никчемный человек. Если бы он захотел наказать ее за такое оскорбление, у него была возможность сделать это гораздо раньше, а не сейчас.
– Я удивляюсь все меньше и меньше, – созналась она.
– Это уже что-то. – По его тону она поняла, что обижен он явно не был, но особо и не радовался.
– После того как вы выполнили свое обещание, вы, очевидно, поедете в Бат, – сказала она, чтобы переменить тему. Чем скорее он уедет, тем скорее она вновь обретет равновесие. Кэролайн хотела быть с ним, но не думала продолжать отношения. Ей не нужны были осложнения.
– Мы с тетей Тремейн решили остаться еще на две недели.
У нее возникло подозрение, что он читает ее мысли, и это страшно ее обеспокоило.
– Вот как! Почему?
– А вам не терпится от нас избавиться?
– Нет, конечно. Просто… зачем оставаться в Уилтшире, если вы не обязаны этого делать?
– Есть несколько причин. Одна из них – Димидиус.
– Да, я слышала, как вы вербовали лорда Идса и мистера Пауэлла. Значит, вы серьезно?
– Более чем. Я читал заметки вашего отца о том, как он пришел к мысли вывести новую породу. Ему удалось найти нечто, над чем фермеры и скотоводы бились несколько десятилетий.
– Но ведь он просто скрестил гернзейскую корову с саутдевонским быком.
– Корова не была чисто гернзейской породы. Все обстоит сложнее. Поэтому, если только вы не попросите, чтобы я уехал, мне бы хотелось остаться и, возможно, начать осуществлять широкую программу выведения новых пород, используя опыт вашего отца. Если только вы не попросите меня уехать, – повторил Закери.
Он оставлял это на ее усмотрение. И каждая клеточка ее существа молила о том, чтобы он уехал и избавил ее от дальнейших осложнений.
– Если ваши намерения серьезны, я думаю, вы должны остаться, – почти против воли ответила Кэролайн.
– Мои намерения серьезны, – ответил он, и от его улыбки ее сердце перевернулось в груди. – Очень серьезны.
– В два раза больше молока, Уитфелд? Вы, наверное, шутите. – Винсент Пауэлл пнул сапогом в ограждение загона.
– Я взвесил среднее количество молока от шести коров и сравнил его с удоем от Димидиус. В два раза – это надежная цифра. – Уитфелд говорил довольно спокойно, но после того как Закери невольно подслушал накануне вечером разговор соседей-аристократов, он понял, как они относятся к изобретениям Уитфедда и что Эдмунд хорошо об этом осведомлен. Это обстоятельство делало встречу интересной по многим причинам. – Кроме того, молоко высокого качества, идеально подходит для получения масла и сливок, которые можно будет поставлять в лучшие дома Бата и Лондона.
– Что-то не верится…
– Я видел исследования, которые провел мистер Уитфелд, – вступил в разговор Закери. – Они обоснованны. Я готов рискнуть своими деньгами. Я не прошу вас делать то же самое. Мне нужны лишь ваше сотрудничество и немного вашего времени.
– Для чего, можно узнать? – Недоверие было написано на лице лорда Идса, стоявшего со скрещенными на груди руками.
– Я предлагаю обеспечить вас животными, которых надо кормить и выращивать согласно моим и Эдмунда инструкциям. Но прежде я должен заручиться вашим словом, что животные не будут ни проданы на рынке, ни отправлены на бойню, ни использованы для каких-либо других целей, кроме выведения новой породы молочного скота.
– И на какое время рассчитана ваша программа? – поинтересовался Пауэлл.
У Закери было время лишь для самых предварительных расчетов, но он понимал, что местные фермеры ждут от него ответов на все свои вопросы. Если он не сможет ответить или скажет какую-нибудь явную чушь, вся программа провалится, не начавшись.
– Эта программа не может быть краткосрочной, – медленно произнес он, стараясь продемонстрировать знаменитую уверенность Гриффинов. – Чтобы поддерживать контроль над процессом, я готов обеспечить стопроцентную оплату затрат на следующие пять лет. К тому времени у нас будет достаточное стадо, чтобы подсчитать, выгодно продолжать программу или нет.
– Пять лет, – повторил Пауэлл, взглянув на Идса.
– Я рассчитываю привлечь еще по крайней мере четырех фермеров, чтобы исключить узкородственное спаривание животных, – продолжал Закери. – Но я поговорил с Эдмундом, и он сказал, что хочет, чтобы его в первую очередь поддержали вы, потому что остальные потянутся за вами. – Закери не имел ни малейшего представления, так ли это, но ему показалось, что он задел нужную струну.
– Но вы говорите об огромных деньгах, милорд.