А положение становилось все труднее и труднее, и нужда уже почти стучалась в дверь Софьи Карловны.
В это время в одной из столичных церквей — кроме церкви она никуда не выходила — княгиня встретилась с Тандреном, всегда отличавшимся особенным богомольем и усердно посещавшим церковь.
Тандрен был уже в мундире флигель-адъютанта. Он с трудом узнал княгиню Софью Карловну, но, узнав, очень обрадовался ей и с таким участием осведомился о ее делах, что она едва могла удержаться от слез и тут же, в коротких словах, поведала ему все свое глубокое и разнородное горе. Он подтвердил ей известие о серьезной болезни великого князя Михаила Павловича и посоветовал ей через комиссию прошений обратиться лично к самому государю.
— К нему все обращаются этим путем! — сказал граф. — И государь почти никому не отказывает.
— Но мне он, может быть, откажет? — несмело возразила княгиня.
— Полноте!.. И не думайте об этом!.. Мало ли что прежде было?.. Да то, что было, именно и дает вам полное право рассчитывать на милостивую поддержку государя. Послушайте меня, княгиня, напишите сами прошение, или, точнее, даже не прошение, а простое письмо на его имя, и сами отнесите и передайте это письмо главноуправляющему комиссией прошений, князю Голицыну.
Княгиня послушала совета Тандрена и в первый приемный день лично отправилась в комиссию прошений.
Князь Голицын тотчас же принял ее, и хотя лично он и не помнил ее, но и ее строго приличный вид, и ее громкое имя, и те остатки несомненной красоты, которые еще неизгладимым следом лежали на всей особе княгини Несвицкой, все это расположило князя в ее пользу, и он, прощаясь с ней, сказал, что в первую же данную ему аудиенцию доложит государю ее просьбу и заранее может уверить ее, что отказа он не получит.
Княгиня ушла от него почти успокоенная и спустя неделю, наведавшись в канцелярию, узнала, что накануне этого дня был доклад у государя.
Дежурный чиновник посоветовал ей на следующий день лично повидаться с князем Голицыным, и на следующее утро Софья Карловна, полная надежды, была уже в приемной князя.
Она была принята тотчас же, но с первого же слова, обращенного к ней князем, ясно увидала, что ничего утешительного он сообщить ей не может.
Князь встретил ее еще почтительнее и предупредительнее, нежели в первый раз, и, слегка заминаясь, передал ей, что ее просьба отклонена.
— Я так и думала! — покорно произнесла княгиня, вставая с места.
— А я, напротив, решительно не ожидал этого! — сказал Голицын и, жестом приглашая княгиню вновь занять место в кресле, сказал: — Простите меня, княгиня, но я — человек прямой и откровенный… Это знают все те, кто часто видит меня, это знает и сам государь. Я даже в угоду ему не солгу и не слукавлю. Скажите мне, чем и когда вы могли настолько сильно прогневать государя? Вас удивляет мой вопрос?.. Но я был еще больше удивлен всем тем, что случилось, и считаю себя в праве передать вам это подробно, тем более что государь и не потребовал моего молчания.
— Я слушаю вас, князь! — произнесла Софья Карловна таким тоном, из которого Голицыну стало совершенно ясно, что он не удивит ее никаким сообщением.
Он молча наклонил голову и начал тем прямым и откровенным тоном, который заслужил Голицыну почетное имя Баярда:
— Я, как обещал вам, лично отвез во дворец ваше прошение при первой же данной мне аудиенции и, доложив государю несколько текущих безотлагательных дел, добавил, что имею повергнуть на его благоусмотрение очень симпатичную просьбу. «В чем дело?» — спросил государь. Я ответил ему, что привез просьбу, лично мне доставленную самой просительницей, почтенной и очень симпатичной дамой, принадлежащей к высшему обществу и носящей громкий и почетный титул. «О чем же она просит?» — осведомился государь. Я передал ему вкратце суть вашего дела, сказал ему, что вы случайно понесли довольно серьезные материальные потери и решились обратиться к его милосердию, чтобы выйти из непривычного для вас тяжкого положения. «О, да!.. да!.. Конечно! — ответил государь. — Мои дворяне — опора и гордость моего престола, и я никогда не отвечу отказом на просьбу лица, принадлежащего к почетному дворянскому сословию!.. Сколько она желает получить?» Я ответил, что вы не позволили себе назначить какую-либо цифру, но что ваша нужда велика и настоятельна. «К сожалению, моя личная шкатулка опустошена! — улыбнулся государь, — и очень щедрым я быть не могу, но, во всяком случае, все возможное я сделаю!.. Назначь на первый раз этой просительнице пятьсот рублей единовременно, а там дальше видно будет! Ну, а теперь я пройду к жене, а ты тут пока приготовь мне к подписи все нужные бумаги!» Так я и сделал, и пока государь кушал чай на половине императрицы, я заготовил к подписи все бумаги, и в том числе распоряжение о выдаче вам назначенного императором единовременного пособия. Вернувшись, государь подписал две бумаги, лежавшие поверх вашего прошения, затем подписал и вашу бумагу и, уже подписавши ее, бросил на нее рассеянный взгляд. Вдруг его лицо омрачилось, в глазах мелькнул хорошо известный всем нам недобрый огонек, и он, положив руку на только что подписанную бумагу, громко спросил: «Кто эта просительница?.. Княгиня Несвицкая?» Я ответил утвердительно. «Кто был ее муж?» — продолжал свои расспросы государь. Я ответил, что не знаю. «А кто она урожденная?.. Лешерн?» — произнес государь, особенно громко и грозно. Я ответил утвердительно, так как вы в разговоре со мной упомянули о своем славном и доблестном отце. Я думал подвигнуть его этим на оказание вам усиленной милости, и каково же было мое удивление, когда государь, едва выслушав мой ответ, быстрым движением схватил со стола бумагу и, громко воскликнув: «Этой… Никогда… и ничего!» — разорвал бумагу в клочки. Возражать я, конечно, ничего не смел, но не мог скрыть свое удивление. Это, видимо, прогневало императора. Он молча подал мне руку и коротко сказал: «Ступай!» Вот вам, княгиня, точный и подробный отчет моей неудачной миссии! Разберитесь в этом, если можете, и не поставьте мне в вину моей неудачи! Быть может, со временем, в более счастливую и удачную минуту, я и смогу быть вам полезным?
— Нет, князь, благодарю вас! — дрогнувшим голосом ответила княгиня Софья Карловна. — Больше я никогда не обеспокою вас!.. Я вижу, что у государя очень хорошая память и что… есть такие вины, которых он не прощает!
Она вышла из кабинета своей прежней, ровной и величественной походкой.
Князь почтительно проводил ее и, вернувшись, крепко задумался.
XIX
У ГРОБА ИМПЕРАТОРА
Прошли годы.
Над смущенной и потрясенной Россией нависли грозовые тучи. Севастополь погибал среди геройской борьбы, удивлявшей весь мир. Вся Россия ополчалась навстречу предательскому вражескому союзу.