Но тут Миледи отложил вылет и пригласил меня по радио в штаб. Здесь я застал долговязого штатского с длинным красным носом, на который, словно повалившаяся на бок восьмёрка, были нацеплены слабые очки в тонкой металлической оправе. Прилизанный, чистенький и чопорный, он протянул мне свою костлявую длань, а при рукопожатии склонился так низко, будто собирался чмокнуть мою руку.
— Командор-лейтенант Лютц, — представил меня Миледи. — Мистер Картвич из Управления по контактам с внегалактическими цивилизациями.
Слово «мистер» Миледи произнёс так, словно представлял подростка, которому хотел доставить удовольствие. Оба только что вернулись с совещания у руководителя Центра. У человека из УКВЦ была обиженная физиономия, и, похоже, он не ожидал от меня особой учтивости.
— Очень приятно, — солгал я.
«Наша система обороны, — говорил позже Миледи, — безотказна, и если какая-нибудь заблудшая комета или болид всё-таки шмякнутся о Землю, это будет заслугой только учёных из УКВЦ, которые не дадут уничтожить метеорит, не удостоверившись в том, не справило ли на нём случайно нужду какое-нибудь внеземное существо».
— Мы отменили операцию, Лютц, так как получили сообщение, что от основного Объекта отделился меньший по размерам объект. Сейчас он находится на более низкой орбите. По-видимому, именно этим кораблём на борт Объекта были доставлены топливо и электроника. Мы думаем, что корабль должен сесть. А мистер Картвич находится здесь для того, чтобы не спускать глаз…
— Простите, э… — Картвич стиснул зубы.
— … разумеется, не с нас, а с ваших гостей, — шутовски закончил Миледи и оставил нас одних. Было тихо. Картвич подошёл к окну, взглянув на посыпанную щебёнкой площадь и высморкался в белый платок.
— Так вы и есть тот самый палач? — спросил он укоризненно.
— Не понимаю, — холодно ответил я. Разговор обещал быть не из приятных.
— Якобы спаситель будто бы попавшего в беду человечества.
Я прекрасно знаю субъектов типа Картвича — при одном виде их меня начинает мутить. Ипохондрики, постоянно мающиеся с насморком или кашлем, сетующие на якобы повышенную кислотность, нытики, на каждом шагу подчёркивающие слабость своего тела, которому они тем не менее не желают помочь даже самым невинным протезом, поскольку это «профанирует совершенство природы». Сопение, кашель, икота — вот чем они подчёркивают своё превосходство над нами.
(Что делает киб, когда заболевает? Звонит механику. А когда умирает? Звонит на свалку.)
В дверях появился Миледи.
— Сел! — сообщил он. — Снова на Старт-2. Лютц, возьми мистера Картвича и садитесь в вертолёт. Я сейчас буду.
4. Как он прекрасен…
Миледи был в бешенстве. С того момента, когда мы втроём забрались в вертолёт, он не раскрыл рта даже для того, чтобы выругаться. Мы летели около часа в сторону Ливингстона, командор рядом с пилотом, а я позади, бок о бок с без конца прочищавшим нос человеком из УКВЦ. Человек из УКВЦ тоже был в ярости; разумеется, он во всём обвинял Миледи.
Когда мы сели на Старт-2, всё уже было кончено. Посреди плиты стояла небольшая ракетка с открытым люком, опалённая снизу, словно её извлекли из музея космических кораблей в Шерридоне. Подопечные светловолосого капитана, расположившиеся вокруг транспо́ртеров, спешно приводили себя в порядок. Миледи спустился на землю. Я побежал следом за ним к идущему навстречу капитану.
— Прилетели из Адмиралтейства, — доложил капитан, — и забрали этого… этого…
— Кого? — спросил я.
— Не могу объяснить, господин командор, — ответил капитан. Когда он перевёл взгляд на мой новый мундир, глаза его ещё больше округлились.
— Зато я могу объяснить! — взорвался Миледи, не думая о том, что его слышат курсанты. — Эти мне адмиралтейские штучки! Человеку приказывают согласовывать с ними любую глупость, а сами, эти надутые индюки, не считаются ни с кем и ни с чем и устраивают такой балаган…
Позади послышалось сморкание.
— Осмелюсь заметить, — вставил Картвич, — вы позволяете себе…
— Заткнитесь! — рявкнул Миледи. Он снова повернул склонённую набок голову к капитану. — Что это было?
Капитан сунул пальцы за воротник и потёр шею.
— Военная терминология не позволяет…
— Где оно сейчас?
— Люди из Адмиралтейства вывезли его в Биофизический центр. Они ожидают вас там. Всех троих.
— А какие вы получили указания, капитан?
— Никаких, господин командор.
— Тогда продолжайте караулить эту развалюху, — Миледи засопел. — В вертолёт, Лютц!
Картвич двинулся следом.
Мы молчали все девяносто минут полёта. Наступили сумерки, а вместе с ними небо закрыли чёрные, тяжёлые тучи. Было душно, парило. Пилот включил освещение приборов. Стрелка тахометра показывала 250, Картвич то и дело вытирал платком шею и лоб. Ручаюсь, он понемногу закипал в своём элегантном тёмно-синем костюме.
— Ничего похожего на то, что было пятнадцать лет назад, — неожиданно заговорил Миледи. В его голосе уже не было злости. — Правда, Лютц? Никакой координации, сотрудничества, соблюдения устава… Кто придёт в штаб первым, тот и командует. Ты слышал, чтобы голова одновременно отдавала телу взаимоисключающие распоряжения?
— Разве что во время приступа эпилепсии.
Мне не было видно сзади, но, кажется, Миледи усмехнулся. Мы пролетали над южным предместьем Ливингстона. Горели уличные фонари и цветные огоньки на верхушках небоскрёбов.
Картвич прильнул к боковому иллюминатору, подчёркивал всем своим поведением, что наши замечания его вовсе не интересуют. Пилот вертелся, словно его подмывало вставить и свои три слова.
Сели мы перед зданием Биофизического центра. Неподалёку стояла колонна машин на воздушной подушке. Эхо наших шагов, когда мы вошли в светлый холл, привлекло внимание дежурного, и он провёл нас в главный зал. В зале были двое — женщина и мужчина. Они стояли перед огромным пультом, усеянным всем тем, что человека, далёкого от техники, может довести до инфаркта. Оба были в халатах. Женщина мне сразу не понравилась, и вовсе не потому, что я не люблю пышных блондинок, особенно из тех, что, разгуливая по улицам или взбегая по эскалатору, колышут своими прелестями, и отнюдь не потому, что учёный в юбке — само по себе подозрительно. Я решительно за отделение секса от науки; секс и наука — столь же уникальный, сколь и неудачный альянс. Мужчина выглядел любопытно: на полторы головы ниже женщины, подвижный, с растрёпанной сальной шевелюрой, какой-то шершавой физиономией — он даже побрит был неряшливо. Окинув нас пронизывающим взглядом маленьких чёрных глазок, он констатировал фальцетом:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});