— Обязательно! — улыбнулся я. И здесь я не соврал, действительно планировал так сделать, только чуть позже. Со станцией бы этой разобраться.
— Смотри у меня! — сурово погрозила морщинистым пальцем медсестра. — Ну, давай ложись сюда, подставляй свою задницу. Будем антибиотики колоть.
— А-а… — взвыл я, глядя на шприц. — Только не больно, а то у меня там уже дырок столько натыкано. Сидеть больно.
— Не хнычь! Солдат должен стойко переносить все тягости и лишения военной службы. Вот как!
Когда лечебные процедуры были окончены, нам дали сигнал идти на обед. Прихрамывая — уколы в ягодицу и впрямь были очень болезненными — я отправился в столовую. Хоть кормили там и на убой, но вот качество не очень. Что борщи, что супы — с домашними ни за что не сравняться.
На следующий день была суббота. Позвонили родители из Припяти. Им только сообщили, что меня отправили в госпиталь с воспалением легких. Естественно мама вся распереживалась и принялась искать номер госпиталя. И ведь нашла же… Впрочем, это было несложно. Мне даже интересно, что именно им сообщили?
Но спрашивать не стал. Успокоил их, объяснил, что все со мной в порядке. Они хотели приехать, но я отговорил — чего мотаться, если я себя чувствую хорошо и уверенно иду на поправку?!
Прошли сутки.
Генки я больше в госпитале не видел. Скорее всего, отец забрал его из учреждения в более теплое место, поближе к дому. Хотя с другой стороны — кто бы ему это позволил? Иванец важная шишка, но не настолько. Честно говоря, я вообще плохо представлял себе, на что он способен и чего от него ждать.
Дни тянулись очень медленно, не происходило ничего интересного.
К нам в палату положили капитана-лейтенанта с Черноморского флота. Тот получил серьезное переохлаждение, попав в госпиталь со сложным диагнозом — я так и не понял, с чем именно он лежал. Капитан оказался неразговорчивым — только спал и читал книги. Я пытался с ним поговорить, но тот предпочитал отвечать односложно и в итоге я бросил попытки наладить с ним контакт.
Через три дня ко мне в палату заглянул майор Сухов. Привез апельсинов. Очень неожиданно — с каких это пор, командир роты солдату срочнику апельсины покупает? Непорядок! Нет, конечно, как человеком он был адекватным и справедливым, из таких же, как и я. Да и как офицер он хорошо себя зарекомендовал. Очень напоминал мне майора Ветрова из прошлой жизни, тот был таким же.
— Савельев, ну ты как? — поинтересовался он, проходя в мою палату. — Уже больше недели здесь валяешься… Может, хватит?
— Да я бы с радостью, товарищ майор, — вздохнул я. После встречи с отцом Генки мне реально стало противно от того, что лежу тут как амеба и ничего не делаю. — Только кто ж меня отпустит? Начальник пульмонологического отделения вчера лично осмотр делал, анализы мои смотрел. Сказал рано еще выписываться, нужно выждать еще несколько дней. А так бы я с радостью, уже задница от уколов болит, осточертело лежать в четырех стенах.
— Понятно, — кивнул майор. Затем взял свободный стул у входа, поставил рядом с моей кроватью и сел. Вздохнул. — Савельев, я ведь не просто так приехал. Дело у меня было серьезное в городе, но мне еще с тобой переговорить кое о чем нужно.
— Я вас слушаю, товарищ майор, — я догадывался, что Сухов захочет обсудить произошедшее.
— Там, в штабе на стрельбище… Кое-что произошло. Присутствовал приглашенный наблюдатель из комитетских. Сначала думали, что его там не было, но оказалось, ошиблись. Ты, конечно, много чего там наговорил… И Рыгалова на место поставил, дерзко рот ему заткнул. Чего уж там — вскрыл организационные проблемы за последние семь лет. Да только человек из госбезопасности все это дело дальше запустил, но само собой, в другом свете.
— И? — я уже начал опасаться.
— Разбирательство начали проводить. Сняли подполковника Рыгалова с должности.
— Оп-па… И правильно, толку от такого начальника?! Так, ну а вас как-то коснулось?
— Еще нет, но коснется, — тут он даже позволил себе улыбнуться. — Мне уже намекнули, чтобы я готовился оставить должность.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот черт, — пробормотал я, понимая, что из-за моей выходки пострадал командир. — Извините, товарищ майор. И какие же теперь последствия будут?
— Не знаю, Савельев. Не знаю, — вздохнул майор, затем покачал головой. — Не положено мне так говорить, но я рад, что ты не побоялся все высказать этой жирной морде. Ни разу не видел, чтобы срочник так грамотно себя вел, смело и без всякого страха. Рыгалов же тебя хотел в дисциплинарный батальон отправить, но ему не позволили. Ты все очень толково разложил. Не переживай, никто тебя не тронет, хотя человек он злопамятный… Многим дорогу перешел, а некоторых из-за него поувольняли или перевели в северные районы.
С одной стороны, это было хорошо — я разворошил спящий муравейник. А с другой… Напрашивалась еще одна мысль.
— Это что же получается, мной комитет государственной безопасности заинтересовался?
— Может, во внимание к ним ты и попал, но не думаю. Хотя тот наблюдатель из комитетских, вчера был в отделе кадров, интересовался твоим личным делом. И еще меня расспрашивал про личные качества.
После этих слов Сухов как-то засобирался. Наверное понял, что сболтнул лишнего.
— Ладно, Савельев! Мне ехать нужно, машина внизу ждет. Я ж ведь не только к тебе ездил, но и еще по важным вопросам. Новое место службы искал.
— Серьезно? — изумился я, не ожидая подобного.
— Пока говорить рано, еще ничего не известно толком. Тут, рядом. В военном училище. Возможно, преподавателем буду.
Он снова посмотрел на часы и заторопился.
— Все, бежать нужно. Вернешься в учебку, еще поговорим. И апельсины съесть не забудь, витаминов там много. Тебе они сейчас очень нужны — поправишься быстрее.
Сухов поставил стул на место, затем направился к выходу из палаты, но я окликнул его еще одним вопросом.
— Товарищ майор! А что с Генкой?
— А ты разве не в курсе? — удивился он. — Вы же в одном здании лежите. Чего сам не спросишь?
— Так его же вроде отец забрал… — неуверенно произнес я.
— Нет. Не захотел Генка уезжать. О, а вот, кстати, и он! Ну привет, раненый! Как самочувствие?
— Здравия, товарищ майор! Жить буду.
В дверях показался Генка, неуклюже перебирая громоздкими костылями. На одном он ходить, пока еще не научился. Вид у него был слегка растерянный — видимо, не ожидал, что наткнется на исполняющего обязанности командира роты.
Сухов посторонился, пропуская пострадавшего.
— Оба, выздоравливайте. Все, пора мне.
Майор скрылся в коридоре, а я уставился на Генку вопросительным взглядом. Даже удивился — чего он сюда заявился?!
— Ну чего смотришь? — поинтересовался тот. — Удивлен, что я никуда не уехал?
— Удивлен. А куда мне смотреть?
Повисла неудобная пауза. Наконец, Гена произнес:
— Давай, что ли, апельсинов пожрем? — он кивком головы указал на целлофановый пакет на кровати.
Кое-как доковылял до моей койки, отложил костыли и уселся. Скрипнула сетка. Зашуршал пакет. Резко пахнуло сладким цитрусовым запахом.
— Мне отец так ничего и не рассказал, — счищая оранжевую кожуру, Генка решил не ходить вокруг да около. — О чем вы с ним договаривались?
— Почему ты не уехал? — вместо ответа на его вопрос, я задал свой.
— Да куда я поеду? В Припять? Опять к нему под крыло? — тяжело вздохнул он. Дальше, к моему удивлению, его понесло на откровения. — Знаешь, я за это время в учебке многое осмыслил. Пусть не все, но многое. Взглянул на себя со стороны, все понял. Я же избалованным был, привык жить на всем готовом. А здесь, жрачка дрянная, отношение к тебе как к пустому месту. Ощутил, что не все так хорошо и многое придется решать самому. Осознал я, что есть другая сторона. И еще ситуация эта, с оцеплением… Ты ж мне жизнь спас. Я же мог в том овраге подохнуть. Жертвуя собой, без зимней одежды, ночью и по холоду ты бросился искать помощь. И ведь нашел. Вытащил меня из оврага, где я сгореть мог.