лагерей Северного Урала, а вот пермские лагеря — которые на другой стороне Уральского хребта, за перевалом — не рассматривались, и информации про побеги оттуда нет. Автор этих строк бывал в районе истока реки Вишера, как раз по другую сторону гор. Впечатление, прямо скажем, сильное. Во всех смыслах. Редкостная глухомань, единственная транспортная артерия — река Вишера, целые поселки «вольноотпущенных» (кстати, далеко не самых страшных зэков, с ними мы пили дефицитный в тех краях портвейн «Кавказ», специально для этого взятый, все было мирно и довольно дружелюбно). При этом, по любому, не самое желанное место. Могли оттуда бежать? Могли, конечно. Вопрос в другом: зачем беглым зэкам из района Вишеры переваливать Уральский хребет и бежать на северо-восток, в еще более безлюдные места, где и шла походом группа Дятлова? С какой целью? Бежали обычно на юг — Красновишерск, Соликамск, Пермь, а там — «железка» и катись в любую сторону. Но не на Отортен же сбегать!
И если все же беглые зэки случайно напоролись на туристов, то почему не взято ничего ценного: фотоаппараты, еда, пресловутая фляга со спиртом? Да и трудно представить, чтобы отбывавшие срок в лагерях, где годами не видели женщин — уж простите! — не надругались бы над девушками. Напомню, судмедэкспертиза показала, что и Зина, и Люда были девственницами.
И вновь небольшое авторское отступление. В 1982 году, будучи юным ассистентом режиссера Свердловской киностудии, я работал в группе, снимавшей сразу два документальных, как тогда говорили, «видовых» фильма — «Есть такие места на Урале» и «Сокровища Каменного пояса». Тогда мы объездили без преувеличения весь Урал, Башкирию, Татарстан, побывали в самых красивых местах, снимали гон маралов, сплавлялись по рекам, ночевали в палатках.
Среди прочего, мы прилетели и в Ивдель, честно говоря, не помню, что мы там снимали. Наверняка, что-то связанное с густой непроходимой тайгой. Ивдель произвел на меня сильное впечатление. Прежде всего тем, что в рабочую столовую, где мы обедали, зашел рослый мужчина в лагерной робе. Нам объяснили, что это «бесконвойный», то есть, он еще отбывает срок, но ему уже доверяют передвигаться без охраны. Доверяют-то доверяют, но было как-то не по себе.
Второй эмоциональный удар — колонны зэков, которые вели в разные стороны по параллельным улицам. Когда в просвете переулков они видели друг друга, поднимался страшный гвалт, на зэков начинали орать охранники, заливались лаем собаки — в общем, дикий хаос. И тогда богатое воображение подсказывает, что может произойти, если вдруг эти две колонны заключенных одновременно взбунтуются и ломанутся в разные стороны. Но этого, слава богу, не случилось.
И последнее: в назначенный срок самолет за нами не прилетел. То ли погода была нелетной, то ли еще что. Деньги у группы закончились, платить за гостиницу и покупать еду было не на что. Мы разбили палатку на опушке у летного поля, варили на костре собранные тут же рядом грибы и ели ягоды. И так три дня, пока нас не вывезли вертолетом.
Так что я примерно представляю себе, что такое Ивдель и его обитатели. Досконально не изучал, но определенное впечатление составил. И я вполне понимаю адептов криминальных версий — это на поверхности. И тем не менее, логику и психологию никто не отменял.
На удивление много поклонников у версии Виталия Куприенко: дятловцев убили уголовники в качестве мести… за «украденную бутылку водки». Вся версия строится на двух упоминаниях в дневниках студентов об инциденте в поезде Серов-Ивдель, истории «молодого алкоголика», который пристал к ребятам и обещал дать в зубы, если ему не вернут водку. Так как версия весьма взбудоражила умы «дятловедов», давайте вспомним, что же конкретно сказано об этом эпизоде, то, что задокументировано и не подвергается сомнению:
Общий дневник группы (Юдин), 24 января:
В вагоне какой-то еще молодой алкоголик требовал у нас поллитру и заявлял, что мы ее стянули у него из кармана. История снова закончилась, второй раз в этот день, вмешательством милиционера.
Дневник Л. Дубининой, 24 января:
В поезде во все горло орали песни под мандолину да и просто так. Затем вдруг пристал к ребятам один молодой алкоголик, кот. обвинял их в краже бутылки водки. Требовал её возврата и обещал надавать в зубы. В конце-концов ничего не доказав и не получив, он умотался.
Куприенко пишет натуральный детективный роман. Оказывается, этого «молодого алкоголика» звали Ваней (откуда такая информация?), ехал он из Серова от женщины (дальше буду ставить только восклицательные знаки, без вопросов, просто восторгаясь буйной фантазией автора!), которую звали Люба (!!), у нее было двое детей (!!!). Ваня был расконвоированным (!!!) и ему разрешали на выходные ездить к Любе. Вот откуда это все? А из двух фраз про «молодого алкоголика». Как это все трансформировалось в романтическую историю Вани и Любы? А вот так!
Из слов Юдина про «вмешательство милиционера» выстраивается душещипательный рассказ, как Ваня без теплой одежды провел двое суток в камере, и решил отомстить обидчикам, которые потрясали своей путевкой про поход, посвященный съезду партии (о чем ни один участник похода не вспоминает вообще ни разу, кроме довольно саркастического упоминания в «Вечернем Отортене»). Милиционера так перепугала эта путевка, что он тут же посадил бедолагу в «холодную».
Дальше — больше. Ваня возвращается на 41 участок, где он работал и обращается к друзьям с призывом покарать обидчиков. А зэки там все антисоветчики, так что пришить партийных для них дело чести, доблести и геройства. Пощадили они одного Юдина, потому что он был антисоветчик (?). А Дубининой вырвали язык, потому что она была самая бойкая и дерзкая: «Да и я вообще люблю подливать масло в огонь, черт бы меня подрал» — пишет Люда по совершенно другому поводу, и из этой фразы Куприенко делает вывод о том, что именно ее решили зверски изувечить зэки.
Правда, автор упускает — намеренно или нечаянно — написанное в другом дневнике, Зины Колмогоровой:
Приехали на 41-вый поселок. Здесь работают просто рабочие, не заключенные, а вербованные.
То есть, никаких зэков на участке леспромхоза не было. Но кого и когда останавливали такие незначительные детали?! Уверен, брат Уильям из Оккама искренне порадовался бы подобной логике.
Я бы не стал останавливаться на этой из пальца высосанной истории, у которой нет — и не может быть — никаких доказательств, но она, как выяснилось,