Читать интересную книгу Ому - Герман Мелвилл

Глава LXIII

ТАНЦЫ В ДОЛИНЕ

Видимо, в Тамаи имелись дурные люди — доносчики, а потому приготовления к танцам происходили в большой тайне.

Часа за два до полуночи Рарту вошел в дом и, накинув на нас плащи из таппы, велел следовать за собой на некотором расстоянии и до выхода из деревни скрывать лица. Захваченные такой таинственностью, мы повиновались. Наконец, сделав большой крюк, мы вышли к дальнему берегу озера. Там раскинулась широкая влажная от росы поляна, освещенная полной луной и сплошь поросшая мелким папоротником. Поляна подступала к самой воде; напротив виднелись дома деревни, блестевшие среди рощ.

На краю поляны близ деревьев тянулся на сотни футов разрушенный каменный помост, где некогда стоял храм Оро. Теперь там не было ничего, кроме грубой хижины, построенной на самой нижней террасе. Ею, очевидно, пользовались в качестве «таппа херри» — помещения для изготовления туземной ткани.

Сквозь бамбуковую стену мерцал свет, отбрасывавший на землю длинные столбики тени. Слышались также голоса. Мы поднялись к хижине и, заглянув внутрь, увидели танцовщиц, которые готовились к выступлению. Там было около двадцати девушек; их охраняли уродливые старые карги — настоящие дуэньи. Долговязый Дух предложил последних выпроводить, но Рарту сказал, что из этого ничего не выйдет, и пришлось примириться с их присутствием.

Мы настаивали, чтобы нам открыли дверь, которую все время держали на запоре; однако после громкого спора с одной из находившихся внутри старых ведьм наш провожатый пришел в беспокойство и посоветовал прекратить шум, не то все будет испорчено. Затем он предложил нам в ожидании представления отойти подальше, так как девушки, по его словам, не хотели быть узнанными. Больше того, он взял с нас обещание не двигаться с места, пока «хевар» не закончится и танцовщицы не удалятся.

Мы с нетерпением ждали. Наконец, они появились. На них были короткие туники из белой таппы, а в волосах гирлянды цветов. Одновременно вышли и дуэньи, остановившиеся кучкой возле самого дома, между тем как девушки сделали несколько шагов вперед. Через мгновение две из них, самые высокие, уже стояли рядом посреди круга, который образовали остальные, взявшись за руки. Все это было проделано в полной тишине.

И вот обе девушки сплетают руки над головой и, восклицая «Ахлу! ахлу!», ритмично двигают ими из стороны в сторону.

Хоровод начинает медленно кружиться; танцовщицы идут боком, слегка опустив руки. Постепенно движения ускоряются и, наконец, девушки уже несутся вихрем круг за кругом; их грудь тяжело вздымается, волосы рассыпаются, цветы падают и глаза у всех сверкают, как бы образуя сплошное кольцо света.

Тем временем две девушки внутри хоровода не переставая сходятся и расходятся. Изогнувшись в одну сторону, так что их длинные волосы далеко откидываются, они скользят туда и сюда и, выбросив вперед руки с вытянутыми пальцами, на одной ноге кружатся в полосе лунного света.

— Ахлу! ахлу! — снова вскрикивают обе царицы танца и, приблизившись друг к другу в центре круга, еще раз поднимают руки над головой и неподвижно застывают.

— Ахлу! ахлу! — Хоровод распадается, и девушки, с трудом переводя дух, останавливаются. Несколько мгновений они тяжело и часто дышат, а затем, когда яркий румянец начинает сходить с их лиц, медленно отступают, расширяя круг.

Снова две главные танцовщицы ритмично двигают руками, а остальные недвижно стоят в отдалении, напоминая в тихом свете луны каких-то сказочных фей. Но вот, затянув странную песню, они начинают мягко покачиваться, постепенно убыстряя движения; наконец, с трепещущей грудью и горящими щеками они на несколько мгновений страстно, самозабвенно отдаются пляске; по-видимому забыв обо всем окружающем. Вскоре, однако, ритм снова замедляется и становится томным, как раньше, и девушки замирают; затем, сверкая глазами, они вихрем устремляются вперед и, сливая свои голоса в дикий хор, бросаются друг другу в объятия.

Таков этот «лори-лори», как его, кажется, называют, — танец девушек-вероотступниц из Тамаи.

Пока шла пляска, нам стоило больших усилий удерживать доктора, чтобы он не бросился вперед и не схватил какую-нибудь из ее участниц.

В эту ночь нам больше не собирались показывать «хевар», и Рарту чуть не силой увел нас к пироге, вытащенной на берег озера. Мы неохотно уселись в нее и поплыли к деревне; добрались мы до нее довольно быстро и до восхода солнца смогли хорошенько выспаться.

На следующий день доктор бродил по деревне, стараясь отыскать вчерашних танцовщиц. Он рассчитывал, что они поздно встанут и по этому признаку их можно будет узнать.

Но он жестоко ошибся, так как, когда он совершил первую вылазку, вся деревня спала, и ее жители проснулись одновременно часом позже. Однако в течение дня он встретил нескольких девушек, которых сразу обвинил в том, что они принимали участие в «хеваре». Рядом стояли какие-то щеголеватые парни (вероятно, пришедшие из Афрехиту навестить родителей), и девушки имели смущенный вид, но очень ловко опровергали выдвинутое против них обвинение.

Обычно кроткие, как горлинки, женщины Тамаи тем не менее не лишены, хотя и в очень слабой степени, того свойства, для которого мы придумали довольно забавное название «перчик», и в данном случае они это свойство обнаружили. Когда доктор слишком настойчиво приставал к одной из девушек, она мгновенно повернулась к нему и, влепив пощечину, предложила «ханри перрар!» (убраться).

Глава LXIV

ТАИНСТВЕННАЯ

В Тамаи жил очень уродливый старичок, который в грубой мантии из таппы ходил по деревне, приплясывая, распевая и корча рожи. Он сопровождал нас повсюду, куда бы мы ни шли, и когда поблизости никого не было, хватал за одежду, таинственными знаками предлагая куда-то пойти с ним и что-то посмотреть.

Мы с доктором тщетно пытались отвязаться от него. Дело дошло до того, что мы прибегли даже к пинкам и ударам; он кричал как одержимый, но не уходил и все время увязывался за нами. В конце концов мы стали умолять туземцев избавить нас от него, но те только смеялись. Пришлось нам волей-неволей примириться с этой напастью.

На четвертый день нашего пребывания в Тамаи, возвращаясь вечером домой после того, как побывали в гостях у нескольких жителей деревни, мы обогнули в темноте группу деревьев и наткнулись на нашего приятеля-гнома, который как всегда что-то бормотал и размахивал руками. Доктор, выругавшись, поспешил вперед, но я поддался какому-то неясному побуждению и не уклонился от встречи, решив выяснить, чего этот чудак хочет от нас. Увидев, что я остановился, он подкрался ко мне вплотную, взглянул в лицо, а затем отошел, знаками приглашая меня следовать за ним; я так и поступил.

Через несколько минут деревня осталась позади; двигаясь за своим проводником, я очутился у подножия возвышенности, с которой открывался вид на дальний край долины. Там мой проводник подождал, пока я не поравнялся с ним, а затем, молча идя рядом, мы поднялись на холм.

Вскоре мы приблизились к жалкой хижине, едва различимой в тени подступавших к ней деревьев. Открыв грубую раздвижную дверь, скрепленную гибкими ветками, гном сделал мне знак войти. Внутри стояла кромешная тьма, и я дал ему понять, что он должен зажечь огонь и войти первым. Ничего не ответив, он исчез во мраке; я услышал, как он ощупью пробирался, а затем раздался звук трения двух палочек, и вскоре мелькнула искра. Вот зажегся туземный светильник, я нагнулся и шагнул в хижину.

Это была убогая лачуга. На земляном полу валялись четыре старые циновки, скорлупа кокосовых орехов и тыквенные бутыли; наверху сквозь щели в крыше я видел звезды. В нескольких местах тростник провалился и свисал пучками.

Я сказал старику, чтобы он без промедления занялся тем, что собирался делать, или достал то, что хотел показать. Испуганно оглянувшись, как бы опасаясь какой-то неожиданности, он начал перебирать всякий хлам, лежавший в углу. Наконец, он схватил выкрашенную в черный цвет тыквенную бутыль с обломанным горлышком; с одного бока в ней была большая дыра. Очевидно, в эту посудину что-то запихали; изрядно помучившись, гном извлек из отверстия старые заплесневелые матросские штаны и, старательно встряхивая их, осведомился, сколько табаку я за них дам.

Ничего не ответив, я поспешил прочь; старик, громко крича, гнался за мной, пока я бегом добирался до деревни. Там я ускользнул от него и направился домой, решив никогда не признаваться в таком бесславном приключении.

Напрасно на следующее утро мой товарищ упрашивал меня рассказать ему о ночных похождениях; я хранил таинственное молчание.

Впрочем, этот случай сослужил мне хорошую службу; до самого конца нашего пребывания в Тамаи старьевщик больше не тревожил меня, но все время преследовал доктора, тщетно молившего небеса об избавлении от него.