— Дальше что? — спрашиваю я осторожно осматривающегося напарника. Спрашиваю потому, что не имею ни малейшего представления о том, что дальше-то делать.
— Нам еще минут десять позицию держать надо, не меньше — отвечает он мне.
— Мне тебя перевязать надо — настойчиво говорю ему.
— Зачем? — искренне удивляется он.
— У тебя ноги перебиты — по возможности деликатно просвещаю раненого. В шоке люди не замечают самых очевидных вещей и написанное, например, Ремарком о том, что на перебитых конечностях сгоряча человек еще и бежать может — совершенная правда.
— А, это… да, хорошие ноги были, жалко — как то нелепо соглашается красавец.
— Конечно жалко — соглашаюсь и я с ним и лезу в сумку за бинтами. Он грустно улыбается и задирает штанины. Ну да, все верно, конечности перебиты, это я правильно заметил, только вот ниже колен у него протезы на обеих ногах, так что его грусть понятна, такие ноги и впрямь жалко, не более того. Мне становится понятно и почему он не вылезал из кузова и почему на нем были не берцы, а ботинки и штаны навыпуск… Даже немного стыдно — не того, что я на него злился, а того, что сразу не заметил, что это безногий инвалид… С другой стороны все просто отлично — куда лучше такой расклад, чем перебитые очередью ноги и тяжелораненый на руках. Хотя с такими изуродованными протезами он опять же не ходок, а по машине уж больно задушевная очередь прилетела, сомнительно, что она ехать сможет, хорошо хоть не загорелась.
— Этот автомат вы с второго сняли? — спрашивает красавец.
— Ага. Пуля ему в переносицу попала.
— А рожки забрали? — кивнув на сообщение о попадании, продолжает напарник.
— Нет. Некогда было — ворчу я, так как понимаю, что вообще-то забрать боеприпасы — недолгая работа, и мне сто раз говорили — без боезапаса оружие бесполезный кусок железа.
— Лошади там? — продолжает спрашивать безногий.
— Одну видел.
— Тогда так, гляньте что с машиной, если на ходу, закиньте трапик и подгоните ее поближе, чтоб мне на четвереньках-то не бегать. Квадры совсем в утиль?
— Не знаю. Один-то скорее всего да, там пулевых меток было много и заметил, что пуля в диск попала, этот, автоматный который. А второй кверху колесами лежал. Я его не осматривал подробно. Но и в нем дырок с десяток.
— Понял, давайте гляньте, что с машиной! — командует безногий.
Ага. Я сам-то не понимаю, что отсюда сваливать надо, мне тут так понравилось, что я собираюсь здесь навеки поселиться, как же, как же.
Хлопнувший выстрел из трофейного АК сбивает меня с потока язвительных мыслей. Та самая голая девчонка в носочках, вылезшая совсем рядом из кустов, валится навзничь, инвалид поворачивается ко мне и уже просительно добавляет:
— Побыстрее бы, а?
Трапик не хочет лезть в кузов, оно и понятно — пули разворотили внутренности салона так, что там ногу поставить некуда, обломки какие-то везде и пыль еще висит плотно, откуда только взялась-то. Вижу разбитые мониторы, рация валяется на замусоренном полу и выглядит… Ну как выглядит несколькими пулями прострелянная рация? Ладно, хватаюсь за трапик. Запихиваю наполовину, дальше не лезет, бегу к кабине. Там все в порядке, завожу двигатель…
То есть пытаюсь его завести. А он этого не хочет, хотя стартер воет. Еще раз, еще раз — не хочет. Корячусь, поглядывая на полянку, где встревоженным сусликом торчит из травы напарник. Опа, а это что? А вроде как воняет горелым? Точно воняет! Так, придется под капот лезть, смотреть…
Когда выскакиваю из машины и двигаю к капоту, инвалид окликает:
— Что там?
— Да, горелым воняет, сейчас гляну, что там такое — через плечо отвечаю ему.
— Стой! — очень резко рявкает напарник.
— Что?!
— Если там что-то коротит и горит, ты воздух огню подашь, когда капот наопашь откроешь, тебе харю опалит, а машина сгорит точно!
— И что делать прикажешь? — я тоже демонстративно перехожу на "ты".
— Если что-то дымит, значит ключ из замка зажигания вынь первое дело — торопливо инструктирует он меня — обесточь машину! И огнетушитель сразу бери — он в кабине слева.
— А ты что ли горел, что так все знаешь? — огрызаюсь я, но лезу в кабину, вынимаю ключ и тяну огнетушитель из крепления.
— Горел, горел… Теперь капот не поднимай полностью, а так, на пару пальцев, не спереди, сбоку стой! Что видишь? Огонь есть?
— Нет. Дыма есть немного.
— Черт! — снова хлопает АК.
— Что? Зомби? — дергаюся я и верчу башкой.
— Не отвлекайся, что с машиной? — достаточно спокойно, но злобно уже говорит калека.
— Не вижу! Дымно и темно — просвещаю я его.
— Тогда фукни туда струей из огнетушителя-то. Да пломбу-то сдери, сбоку она, ты ж ручку так не надавишь! Раструб туда направь! В щель — продолжает красавец…
— А долго фукать-то?
— Скажи и-раз — хватит — инструктирует безногий.
Раструб не лезет в приоткрытую щелку, откуда ползет какой-то несерьезный дымок, словно там пара секретарш курят… Пломбу я содрал, управление этим девайсом простое — держу тяжеленную красную штуковину за ручку, надавливаю на пусковую рукоятку, неожиданно огнетушитель стремно и громко шипит, дергается в руках и вместо того, чтоб мирно поливать пространство под капотом фигачит морозной струей углекислоты в сторону, чуть не вывернувшись из рук.
— Крепче держи! — очень мудро подсказывает красавчик на тот случай, если я сам не сообразил.
— Догадался уже! — огрызаюсь я. Ну не пользовался я этой техникой, откуда мне знать, что тут чистый реактивный двигатель получается, когда сжиженная углекислота в раструбе превращается в газ, да еще с таким понижением температуры, что пальцы не мудрено обморозить, если схватиться за что неположенное.
Второй фук идет уже успешнее. Приоткрываю капот пошире, чтоб раструб влез наконец и фигачу от души. Огнетушитель в руках сильно легче становится.
— Ну теперь-то капот открыть можно? — спрашиваю знатока пожаротушений.
— Дым-огонь наблюдаешь? — доносится до меня от скрытого машиной красавца.
— Вроде нет — честно отвечаю я ему.
— Тогда поаккуратнее и если пыхнет — тут же прикрывай и опять огнетушителем туда! И к слову — ты в мертвой зоне, я тебя не вижу, потому поглядывай!
Я послушно озираюсь. Но вроде никого нет рядом. Так, теперь капот, аккуратно, осторожно… Поднять-то я его поднял, только радости никакой. Я не вижу, что тут горело, но вижу четко, что пара пуль тут побывала. Стоп машина… На всякий пожарный случай фукаю еще несколько раз, струи куда уже слабее, огнетушитель уже не дергается… Хлопаю капотом, прыгаю на землю и почти сталкиваюсь с незаметно из мертвой зоны подошедшим тихим зомби — сухощавой бабенкой лет пятидесяти в почти чистом кожаном плаще. Не нос к носу, тут мне повезло, расстояние в метр еще есть, совершенно автоматически, не думая, вскидываю зажатый в руках огнетушитель и лихорадочно жму. Струя, последняя, слабоватая уже, бьет тетке в физиономию и тетка стопорится. Швыряю в заиндевелое лицо пустой тихо сипящий баллон и шустро откатываюсь спиной назад, лишь бы выйти из непросматриваемого сектора. Ну прям как в кино! Которое зомбитреш, именно там все ВНЕЗАПНО! Хватаюсь за автомат, потом мигом передумав, начинаю тянуть ПБ. Тетка однако после такого привета ведет себя необычно — не преследует меня, как должно, а стоит столбиком. Оглядываюсь на напарника — он встревоженно вертит башкой на все 360 градусов.
Примороженная зомби еще не может сориентироваться, начинает медленно крутиться на месте, слепо шаря вокруг себя руками. Придти в себя я ей не даю, выстрел тут не сложный, только у меня с чего-то руки трясутся, потому мажу первым, попадаю вторым. Красавец грустнеет, когда я ему докладываю про разбитый распределитель и следы рикошетов.
— А что ты паришься-то, свяжемся со своими, пришлют кого-нибудь нас забрать — успокаиваю я его.
— Ты не понимаешь, этих сукиных детей удалось из Ропши турнуть. Они сейчас звездой рванули, не до нас людям. А торчать тут, пока там разберуться — не сахар. По плану мы отсюда должны выбираться самостоятельно, кто ж знал, что сюда пара отморозков припрется — хмуро говорит красавчик.
— Ну а они, видишь, приперлись. Ты как уцелел-то в фургоне? — наконец задаю я вартевшийся на языке вопрос.
— Повезло. Все таки не зря толковали, что у людоедов башка тупеет. Положено-то по уму сначала очередь дать выше, а вторую уже по полу вести, когда все, кого не зацепило первой, залягут. А он с чего-то наоборот — сначала по полу, а потом по верху. Впрочем, будь у меня мои ноги, он бы их отстриг, там бы я уже не боец был. Еще повезло, что он решил такого неумеху как ты голыми руками взять. Без обид, ладно? Ты ведь его не видел вообще? — миролюбиво, но вроде как с ехидинкой неуловимой, спрашивает безногий.
Мне остается только вздохнуть. Ну да, не видел. И не слышал.