Читать интересную книгу Перед тобой земля - Вера Лукницкая

После прорыва блокады - снова приказ (по телефону), категоричный, приехать в ТАСС. Павел Николаевич выезжает в начале марта 1943 года, формально на совещание военных корреспондентов, а фактически, как он и предполагал, руководству ТАСС он был необходим как разъездной корреспондент по всем фронтам, с тем чтобы между поездками он жил в Москве. Другой бы согласился с радостью. Чем плохо: столица, разъезды по фронтам в большинстве случаев на автомобилях, и тут и там на хорошем довольствии. А он готов был расстаться с ТАСС и перевестись в любую часть Ленинградского фронта, лишь бы остаться в своем городе. Так он прямо и заявил руководству ТАСС, и ни убеждения, ни споры, ни даже в какой-то степени угрозы не помогли - Павел Николаевич вернулся в Ленинград.

ИЗ ПИСЬМА МУХТАРУ АУЭЗОВУ

6.03.1943, Москва

...Но я все-таки доволен и ни за что не променял бы эту жизнь на прозябание в глубоком тылу, став подобным тем некоторым из наших "эвакуантов", коих, находящихся в жалком состоянии, ты встречаешь у себя в Алма-Ате. Я с грустью убеждаюсь в том, сколь многие, в единственном стремлении во что бы то ни стало сохранить свое существование, утратили и чувство собственного достоинства, и вообще человеческий облик.

У нас, в Ленинграде, людей мало, люди очень нужны. Я за это время узнал, что родной город можно любить, как близкого родного человека, - я не могу жить без Ленинграда, несмотря на то что в нем как будто и одинок и бездомен: квартира моя разбита, ни жены, ни родственников у меня в нем нет.

И уж если суждено мне будет дожить до того светлого дня, когда ни одного гитлеровца под Ленинградом не станет, - я знаю, что всю жизнь буду считать правильным мое решение не покидать этот город, несмотря ни на что, какие бы трудности на мою долю ни выпали.

Вот, Мухтар-ага, я знаю, ты меня поймешь, ты знаешь, что такое любовь к Родине, ты любишь свой родной тебе Казахстан, мог ли бы ты покинуть Алма-Ату, если бы твой город осаждали враги? Я уверен: ты оказался бы в рядах самых упорных ее защитников... Вот ты зовешь меня пожить у тебя спокойно. Нет, Мухтар, я приеду в Среднюю Азию и в Казахстан тогда, когда буду сознавать, что мой долг перед войной выполнен до конца, что я заслужил право отдыхать и быть равным среди казахов так же, как я сейчас равный среди людей на фронте, отдавших себя служению Родине... И тебя тогда позову в гости к себе в Ленинград, мне не совестно будет чувствовать себя в нем хозяином...

Кое-кто преисполнен высокомерия, со скептической усмешкой называет меня романтиком! Что ж, быть романтиком в том смысле, что человек сохраняет любовь к человеку, когда многие это чувство утратили быть романтиком в том смысле, что человек не считает извечно высокие понятия словесной мишурой, разве это так уж плохо?

Я, Мухтар, был свидетелем стольких случаев подлинного героизма, что не мне утратить веру в чистоту вековечных принципов. И если многое в нашем мире, даже до этой ужасной войны, было несовершенно, то разве следует удивляться, что всякий стремящийся к совершенству художник в и д и т пути к совершенству везде и во всем и верит в существование доброй воли к достижению этого совершенства?

И разве не следует все личное направлять в то единое русло, которое ведет к этой цели?.. А проще сказать: я могу в этой войне растрачивать свои силы. Свое здоровье, но не могу и не хочу растрачивать свою душу...

ИЗ ПИСЬМА ЛИХАРЕВУ

12.03.1943, Москва

Боря, дорогой мой!

войсками обещал сделать все возможное, чтоб все-таки перетащить меня из ТАССа к себе... Если вытащить не удастся, то остаюсь в ведении Хавинсона и поеду туда, куда он меня пошлет. Прошусь в Ленинград...

Окончательное решение выяснится на днях. Завтра в ТАССе открывается совещание всех военных корреспондентов, созванных на него с фронтов. Распределять их по фронтам Хавинсон будет после совещания.

Как только выясню мою судьбу окончательно - сообщу тебе телеграммой.

Очень прошу тебя, Борис, узнать, как обстоит дело с моей книгой, сданной в Гослитиздат.

Я написал здесь изрядный рассказ, листа на полтора, "Невская Шахерезада", о боевых действиях на Неве. Пришлю его, - хорошо бы и его включить в мою книгу. В "Знамени" No 1 напечатана моя повесть "Сила победы".

Привет тебе и всем товарищам. П. Лукницкий.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

10.03.1943

...Зонин уверял меня: "Это фетишизм - думать, что твой долг быть именно в Ленинграде. Будто ты не можешь быть полезен в другом месте..." Но я тут же ловил себя на мысли, что Зонин говорит так потому, что сам в Ленинград возвращаться не собирается, - он уже договорился в наркомате, что поедет на Черное море...

Вечером по телефону Лавренев говорил мне: "Зачем тебе ехать в Ленинград? Плюнь на свои обещания, кто теперь исполняет их. Поезжай в Среднюю Азию или на Кавказ ..." Сегодня он говорил мне то же самое, я только что был у него. Да, это так хорошо: солнце, покой, обстановка, не требующая непрестанного нервного напряжения, - об этом можно мечтать, я это вижу даже во сне.

А голос совести говорит: "Поезжай в Ленинград и будь там до конца. Будь что будет, может быть, ты погибнешь, может быть, на всю жизнь останешься полуживым, но поезжай туда и будь там..." Что за голос? Я знаю: это голос чести. Мое желание одно: поведать своим творчеством народу правду о том, что я знал, видел, испытал. Чтобы узнали читатели о мужестве, о доблести, о самоотверженности тех, кто завоевывает победу стране в самой жестокой, самой страшной войне. Но чтобы такую книгу написать, необходимо самому быть до конца честным. А это значит не бежать от риска потерять не только силы, но и саму жизнь, а следовательно - не написать ничего... И вывод прост: пока есть жизнь - находить в самом себе силы для прежней стойкости... Быть суровым и непреклонным... Писателей много, а Родина одна. И если она будет, будут и писатели. Они допишут...

ИЗ ПИСЬМА РОЖДЕСТВЕНСКОГО -ЛУКНИЦКОМУ

30.05.1943

...Отчаялся что-либо узнать о тебе и думал, что ты уехал куда-нибудь в дальнее фронтовое странствие на юг. А ты, оказывается, все же верен нашему городу. Это, видимо, твоя судьба. И думаю я, что еще не раз пересекутся наши фронтовые пути. Мне бы очень этого хотелось. Много было пережито вместе, начиная со времен далекой юности. И то, что нам с тобой больше суждено было встречаться в жизни, чем в литературе, еще более укрепляет нити, связующие нас. Литературное бытие все же иллюзорно. Когда я встречаю в печати имена наших давних спутников и соратников, у меня не возникает ничего, кроме чисто академического интереса. Твои книги - другое. За ними всегда стоит живая жизнь, все честно тобой пережитое и испытанное - и это я очень люблю в тебе. Ты для меня писатель в лучшем смысле этого слова. Тебя всегда интересно будет читать, потому что ты не выдумываешь то, чего нет или не может быть. Ты удивляешься человеку в лучших деяниях его, а это самое прочное наше утешение. И если бы кто-то назвал бы нас за это "романтиками" и "идеалистами", нам не след было бы обижаться. "Человек - это звучит гордо" сказано еще М. Горьким...

ИЗ ПИСЬМА РОЖДЕСТВЕНСКОМУ

28.03.1965

"Да, мир хорош, как старец у порога!"...

Мы с Тобой уже оба старые, и, какие бы бодряческие слова нам люди ни говорили, мы знаем истину: век наш - и мой и твой - в главном, в основном, в содеянном нами - прожит. Но мы с Тобой видели многое, пережили бури Революции и войн, не падали духом в самые тяжкие, самые скорбные времена, с честью прошли сквозь все и всякие испытания, и оба любим поэзию и пуще жизни своей любим нашу Родину, свой великий и многострадальный народ... Разве нам нужны комплименты, фальшивые заверения, несбыточные пожелания: "живи еще сто лет!", "будь таким же молодым, как сейчас" и т. п. Черта с два! Поживешь и Ты, поживу и я столько, сколько нам судьбою отпущено, - да и достаточно.

Но я от души желаю Тебе спокойствия души на восьмом твоем десятке, удовлетворенности от того, что успел сделать, успехов в том, что сделать еще успеешь! Не суетись, друг, не лукавь ни в чем! Когда мало осталось времени, нужно сделать как можно больше и как можно лучше. В этом творческом стремлении - и радость и счастье. Живи! Твори! Дерзай! Наперекор всем годам, всем немощам, всяческой неустроенности и всяческой неудовлетворенности. Ты еще м о ж е ш ь. У Тебя есть ч т о выдать людям.

Я вот прочитал два тома дневника Гонкуров. Ведь зд рово живет он, прожег уже столетие, прожжет их и несколько! Пусть наши с Тобой "эвры" проживут столько же!

Вот, с таким расчетом - пиши!

Ирину и всю Твою плеяду целую и обнимаю, а Тебе:

Я, пожалуй, десяток столетий

Проживу и своим колдовством!..

Верочка к моему поздравлению присоединяется.

Вернусь из Югославии к 1 Мая и - если ленинградцы позовут - приеду на 9 Мая в Ленинград, Победу хочется праздновать с ленинградцами и в Ленинграде! Твой П. Лукницкий.

ИЗ ПИСЕМ ОТЦУ

17.06.1943

Сегодня я выписался из госпиталя и сразу же, к 12 часам дня, явился в Союз писателей, где был сбор всех награждаемых медалями "За оборону Ленинграда".