Читать интересную книгу Белый павлин. Терзание плоти - Дэвид Лоуренс

— Весь день Бленч запахивал пшеницу, потому что все равно ее уже попортили кролики. Вот он ее и запахал. А они говорят: «идиллия», кушают персики… и все это рядом с нами.

Воцарилась тишина, которую нарушало только тиканье часов да крики дикой птицы за окном.

— Она сказала «красивый конец», но что хорошего в смерти? — Он отвернулся и грустно посмотрел на догоравшие поленья.

Где-то среди деревьев послышался крик дикого животного.

— Ой, гадость какая! — воскликнул я и тоже стал смотреть в камин. — Да это горностай или ласка. Уже почти неделю вопит.

Я много раз стрелял по деревьям. Их было двое… один зверек ушел. И снова после тяжелой, гнетущей тишины раздался отчаянный крик из темноты.

— Ты знаешь, — сказал он, — она возненавидела меня после сегодняшнего дня, а я возненавидел ее…

Была полночь. Было грустно.

— Это нехорошо, — сказал я. — Ступай-ка спать… Через несколько часов наступит утро.

Часть третья

Глава I

НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

Как я и предсказывал, Летти вышла замуж до того, как Лесли оправился от своей болезни. Они уже пять дней находились во Франции, прежде чем мы смогли вернуться к нормальной жизни дома. И хотя все продолжалось по-прежнему, у нас было чувство потери, словно что-то изменилось вдруг. Долгое путешествие в тихом доме кончилось, мы пересекли бурное море нашей юности, а Летти уже пристала к берегу и путешествовала теперь по чужой земле. Наступило время сниматься с места для всех нас, пора было покинуть долину Неттермера, чьи воды и леса навсегда остались в нашей памяти, в наших душах, в наших венах. Мы дети долины Неттермера, маленькая нация со своим языком и своей собственной кровью, и отправляться каждому в другую сторону, в изгнание, было больно.

— Я должен уехать сейчас, — сказал Джордж. — Такой уж у меня характер, чего зря тянуть время, кроме того, я испытываю страх по поводу всех тех вещей, которые медленно, но верно выходят из пор и от которых я наконец сам освобождаю себя. Мне нужно вырваться отсюда немедленно…

Это было время безделья, передышки между сенокосом и уборкой хлебов. Серым, спокойным августовским утром мы вдвоем метали стог. Мои руки горели, поэтому я ждал, когда же наконец пойдет дождь и загонит нас в помещение. Наконец он пошел, и мы поспешили в сарай. Забрались по лестнице на сеновал, где хранился сельскохозяйственный инвентарь и плотницкие инструменты. Сидели вдвоем у чердачного окна и смотрели на ручьи, леса, пруды. Мы находились почти на высоте деревьев, и нам казалось, что мы находимся в центре всего мирозданья, а главное — лесов, вод, всей этой залитой дождем долины.

— Через несколько лет, — сказал я, — мы станем совсем чужими.

Он посмотрел на меня добрыми темными глазами и неопределенно хмыкнул.

— Отсюда далеко до гостиницы «Баран», а уж до Лондона, где я буду, и подавно.

— Ты против, чтобы я отправился туда? — спросил он, тихо улыбнувшись.

— Все мы куда-то отправляемся: ты на север, я на восток, а Летти на юг. Летти уже уехала. Через семь недель уезжаю я. А ты когда?

— Должно быть, раньше тебя, — сказал он решительно. — Знаешь, — он улыбнулся своему признанию, — меня тревожит мысль, что я могу оказаться последним. Я не должен быть последним из отъезжающих… — добавил он.

— Ты переедешь к Мег? — спросил я.

Он стал отвечать нехотя, неуклюже, спотыкаясь на некоторых фразах:

— Понимаешь, это не то, что ты бы назвал любовью. Не знаю. Видишь ли, мне нравилась Летти, — он посмотрел на меня застенчиво. — Мы всегда строим воздушные замки. И я строил свой, мечтая о Летти. Понимаешь, в этом я похож на многих людей, я не задумывался о будущем. Я строил свой дом на песке. Просто клал кирпич на кирпич — и все. Ничего удивительного, что моя постройка сразу развалилась. Понимаешь, вы с Летти разбудили во мне сознание, но теперь все потеряно. Я жду, что с женитьбой обрету цель в жизни, начну строить свой собственный дом, настоящий, на фундаменте. Я должен жениться, или я потеряю себя. Есть только два человека, на которых я бы хотел жениться. Одна из них Летти, но она ушла. Я люблю также и Мег. Мег простенькая, миленькая, ласковая и удобная. Я глажу ее волосы, а она смотрит на меня, и ее глаза полны доверия и любви, и нет в наших отношениях никаких трещин, нам так спокойно друг с другом…

* * *

Три недели спустя, когда я лежал под августовским солнышком на лужайке, я услышал шум колес на покрытой гравием дорожке. Это был Джордж, он приехал звать меня на свадьбу. Оставил свой экипаж на дороге и поднялся по ступеням ко мне на лужайку. Одет был так, будто собирался на ярмарку: в пиджаке, бриджах и крагах.

— Ну, ты готов? — спросил он, стоя надо мной и улыбаясь. Его глаза были темны от возбуждения. Этот взгляд так свойствен Сакстонам в минуты возбуждения, восторга.

— Ты пришел в хорошее время, — сказал я. — Сейчас полдесятого.

— Для такого денька, как этот, не поздно, — сказал он весело. — Посмотри, как солнышко светит. Вставай, мужчине подобает быть проворным. По-моему, не мешало бы тебя немного расшевелить. Ну, вставай же, вставай! Посмотри-ка, птичка предсказывает мне удачу. — Он указал на белое пятнышко птичьего помета на своем плече.

Я нехотя поднялся.

— Ладно, — сказал я. — Нам нужно выпить виски, чтобы привести себя в норму.

Он последовал за мной с яркого солнышка в сумрак дома. В комнатах было тихо и пусто. Вместо веселого солнечного настроения холодная тишина. Ласковость этого утра испарилась мгновенно. Золотой солнечный свет снова заиграл в наших жилах лишь после того, как мы во второй раз наполнили стаканчики бледной жидкостью.

— Счастливец… сегодня я завидую тебе.

Его зубы белели, а глаза блестели, словно темная горючая жидкость, когда он смеялся.

— А вот тебе мой свадебный подарок!

Я остановился у четырех больших акварелей, висевших на стене. На них были изображены наши озера, ручьи, пруды, поля возле мельницы, серый дождь и сумерки, утро и солнце, проливающее золотой свет сквозь туман на разбуженный мир, и полдневный пруд в середине лета. Память о наших минувших днях вмиг опьянила его, и он задрожал перед этой красотой жизни, овеянной магией лет. Он осознал, как прекрасна была вереница прошедших дней.

— Великолепно, Сирил, это наше с тобой время, — сказал он, ощутив нечаянную радость.

Мы сели в экипаж и окунулись в свежесть леса, потом выехали на дорогу прямо под льющийся с неба солнечный свет. Коттеджи Креймида наполнили тень цветом роз, а солнечному свету придали запах розового и голубого от васильков и живокости-шпорника. Мы быстро одолели длинный сонный холм и спустились в низину, помчались мимо ферм, где в садиках гуляли куры вместе с красно-золотыми петухами и утками, напоминающими белые облачка; под сенью осин утиный выводок шествовал к пруду.

— Я велел ей быть готовой в любую минуту, — сказал Джордж, — но она не знает, что это сегодня. Не хочу суеты.

Кобыла начала подниматься наверх, туда, где находилась гостиница «Баран». После того как лошадь остановилась, мы услышали в тишине тихое монотонное пение в саду. Мы сидели спокойно в повозке и смотрели через двор, где поднимались пучками высокие белые лилии. За цветами виднелась Мег, она склонилась к кустам крыжовника. Потом заметила нас и пошла по тропинке с миской крыжовника. В чистеньком платье и белом переднике. Ее черные тяжелые волосы блестели в лучах солнца, а лицо искрилось смехом.

— Вот уж не думала, не гадала! — воскликнула она, стараясь не показать, что она догадалась о причине его приезда. — Забавно, что вы сегодня приехали рано утром.

Ее глаза, счастливые черные глаза, не встревоженные ничем, такие искренние и добрые, смотрели на нас вопрошающим взглядом малиновки. Ее глаза отличались от глаз Сакстона: темные, они никогда не застывали, никогда не замирали, никогда не выражали боли, обиды или восторга.

— Ты готова? — спросил он, улыбаясь ей сверху.

— Для чего? — спросила она в смущении.

— Чтобы пойти и расписаться со мной… У меня есть разрешение.

— А я собиралась готовить пудинг, — воскликнула она.

— Бросай все дела… надень шляпу.

— Но ты посмотри на меня! Я же сейчас собирала крыжовник. Посмотри! — она показала ему ягоды и царапины на руках.

— Ай-яй-яй! — сказал он, потянув ее за рукав. Она вырвала руку, улыбаясь и лучась от счастья. Я почувствовал запах белых лилий.

— Но ты ведь не это имеешь в виду, да? — сказала она, подняв к нему лицо, круглое и сияющее, как вишня. Вместо ответа он развернул разрешение на брак. Она прочитала его и в смущении отвернулась, проговорив:

— Ну, я к этому была готова. Ты не зайдешь, не скажешь бабушке?

— А есть ли в этом необходимость? — спросил он.