не обратили в рабство только благодаря тётке, работавшей в замке Пален птичницей, которая как-то уговорила управляющего, и тот перессчитал сумму долга, уменьшив его до стоимости хутора.
В замке Пален, куда тётка его пристроила, Гнус не прижился. В возрасте одиннадцати лет он сбежал в Неров с труппой циркачей, где и прибился к одной из банд.
Из подвала Кастета, куда он загремел по собственной неосторожности, его спасло только чудо. Иначе пришлось бы ему стать кормом для крыс в одной из помойных куч возле Вонючки.
Этим чудом, спасшим от смерти его и сидевшую в соседней клетке Тупицу, оказались волки, накрывшие хазу Кастета и повязавшие в тот день всю банду, включая приехавших с дурманом посланцев Большого Пахана и помогавших им продажных псов.
Волками пацаны называли людей из непонятной, а потому и вдвойне страшной, службы полковника Нечая. Слава Семи, что волки почти не пересекались с правильными пацанами. Но если всё же пересекались, то это был однозначно ужасный конец для тех обитателей подворотен и грязных улочек, кто оказывался на их пути.
Гнуса от участи остальных членов банды спасло то, что поначалу должно было его погубить — нахождение в клетке в качестве пленника Кастета.
Его сразу же выпустили, даже не удосужившись хотя бы допросить. Более того, вошедшая с волками странная молодая девушка, по виду, работница одной из графских фабрик, оказалась магиней и излечила и его, и Тупицу.
Воспользовавшись тем, что никому особо не было до него дела, он ловко улизнул из злосчастного кабака.
Гнус, к тому времени, уже не раз слышал смутные истории о том, что в Промзоне иногда появляются переодетыми не только волки Нечая, но и он сам, и даже виконтесса, хозяйка этих земель. Правда, в эти слухи он тогда не верил. Не верил, пока не испытал на себе мощь магии виконтессы, моментально излечившей все полученные им побои, и не увидел, как Тупица, на его глазах, превратилась из окровавленной мясной туши, в молодую здоровую женщину.
Всех благородных Гнус ненавидел. И дело было не только в бывшем бароне Палене. Он насмотрелся на благородных, как владетельных, так и безземельных, в Нерове и Гудмине. Все они были заносчивыми, жестокими мразями, живущими по законам, гораздо худшим, как он считал, чем законы банд.
Поэтому, к излечившей его виконтессе, он не хотел испытывать никакой признательности. Впрочем, видимо, это у него не до конца получилось, потому что при мыслях о ней, его не охватывало чувство злости, как при мыслях о любых других благородных.
— Гнус, ты уснул, что ли?
Голос Собика вывел его из дрёмы.
— Угу, похоже на то, — ответил Гнус, — Долго я так?
— Да я сам…, слышь, а ведь, уже, может, и вечер, а? — неуверенно сказал Собик, — Слазить, посмотреть?
— Сиди. Я посмотрю.
Главарь банды из двух воров пополз по тоннелю к деревянному люку.
На улице был уже поздний вечер, почти ночь. Впрочем, непроглядной темноты не было — свет луны и мириадов звёзд на безоблачном небе позволяли разглядеть пространство на сотню шагов. Через щель в рассохшися досках он обнаружил, что пёсьего поста, из-за которого они с Собиком столько дней провели в подвале, уже нет. Видимо, очередная облава закончилась. Или псы заняли другие посты.
— Вылазь, — негромко позвал он своего напарника.
До Объездной дороги они пробрались быстро и спрятались, прижавшись к стене какого-то лабаза.
Объездной дорога называлась с тех пор, как была построена в обход Промзоны. Вот только, за прошедшие два года, Промзона расстроилась так, что дорога из объездной стала, по-сути, центральной. Но название осталось.
Больше декады назад по этой дороге возвращалась из похода в Растин победоносная армия имперского графа ри,Шотела. В тот день, вдоль всей дороги собрались огромные толпы горожан. Что удивительно, эти толпы были намного больше даже тех, что обычно собираются посмотреть на казни.
Люди восторженно приветствовали стройные колонны марширующих солдат и отряды бравых кавалеристов, махали приветственно руками, кричали. Даже Гнус с Собиком, которые тоже были в этой толпе по работе, поддавшись общим настроениям, как дураки какие-то, принялись приветствовать армию. Гнус потом долго удивлённо ухмылялся своему непонятному порыву. Ладно, Собик, он совсем недалёкого ума, а что самого Гнуса завело?
— Странно, не идёт никто, — прошептал Собик.
Это действительно было странно. По Объездной обычно довольно часто ходили патрули. Перебраться через дорогу, в общем-то, не было проблемм — достаточно было подождать, пока пройдёт очередной патруль и быстро перебежать в скопление грязных и запутанных улочек западных районов Промзоны, бывших ещё грязнее и ещё запутаннее, чем в более старых, кое-как, всё же, организованных восточных районов.
Но они таились уже почти пол-склянки, а патрули так и не появлялись.
Решив не забивать себе лишний раз голову — мало ли, что могло произойти, пока они сидели в своём схроне — Гнус отлип от стены.
— Побежали, — толкнул он товарища.
На той стороне дороги ночная жизнь не замирала. По масляным фонарям, горевшим над дверями домов, можно было подыскать себе походящий кабак или дом любви. По слухам, которым, правда, Гнус не очень верил, снова появились и притоны, где клиентам предлагали наркотики.
Гнус легко ориентировался в этом запутанном лабиринте улиц западной Промзоны. Будучи от природы сообразительным и не раз битым жизнью со всех сторон, он, понимая, что умение ориентироваться может не раз его спасти, специально изучал все ходы и выходы, лазы и подворотни.
Не обращая внимания на нытьё оголодавшего Собика, он шёл в глубь улиц и остановился перед известной ему ночной забегаловкой, находящейся на окраине трущоб.
— Малыш, рада, чё ты опять в наших краях, давненько тебя не было, — сказала подсевшая к ним за столик молодая, но уже потасканная девчонка, — Может, угостишь? Я вижу, ты, как всегда, при деньгах.
— Если ты, Агленда, считаешь, что пара-тройка десятков солигров и тугриков, это деньги, то закажи и себе, — иронично усмехнулся Гнус.
Девчонка была одной из немногих, к кому он относился хорошо. Отличаясь беззлобным и весёлым нравом, эта молодая шлюха умудрилась не озлобиться на жизнь, хотя в свои шестнадцать лет уже многое испытала. Даже побои от слишком агрессивных или оказавшихся несостоятельными клиентов делали её мрачной ненадолго. Как только заживали синяки и ссадины, она снова начинала улыбаться.
При этом она была, на взгляд Гнуса, красивой. И не только на его взгляд — Собик, и тот, не только жадно ртом поедал тушёные