Читать интересную книгу Персидская гробница. Не трогай спящих - Джеймс Мэйо

Худ вошел и присел. Когда девушка подошла, он кивком указал на бутылку, и она налила полный бокал. Вино оказалось отнюдь не из лучших. Худ сидел в шляпе, разглядывая рекламу Чинзано на узком зеркале. Никто не обращал на него внимания. Четверо мужчин играли длинными узкими венецианскими игральными картами. В зеркало Худ наблюдал за входной дверью. Не доверял он этому городку.

Постепенно зал опустел. Когда он поднялся, священники вышли из столовой, постояли немного в холле, разговаривая, а потом вместе вышли наружу.

Что-то промелькнуло у Худа в голове. Он щелкнул пальцами. Конечно же! В Италии священник был самым незаметным человеком. Теперь он понял, что нужно сделать. Проходя мимо стола, за которым сидели картежники, он незаметно взял из колоды пару карт и сунул их в карман. Потом вернулся в свою комнату, оставив дверь открытой, закурил и прислушался. Не спеша докурил сигарету, спустился на нижнюю лестничную площадку. Потом повернул в коридоре к номеру 15 и снова остановился, прислушиваясь, затем постучал. Если бы кто — нибудь ответил, он сказал бы, что разыскивает воображаемого синьора Борджони.

Худ чувствовал охватившее его возбуждение. Никто не отвечал. Он подергал дверь, но, как и ожидал, та не открылась. Тогда он достал из кармана одну из игральных карт, вставил её между дверью и дверной коробкой и опустил, пока она не натолкнулась на язычок замка. Старый воровской метод, обычно это проделывалось с помощью кусочка целлулоида, но можно было попытаться и с помощью игральной карты или таблички с надписью «Прошу не беспокоить», классического инструмента гостиничных воров. Однако это срабатывало только в том случае, если ключ в замке не повернули.

Взяв карту за край, он провел ею вверх и вниз. Наконец карта оказалась ниже язычка замка. Худ изогнул её, слегка нажал, открыл дверь и вошел.

Он оказался в обычном номере с аккуратно сложенными вещами священника, записной книжкой на ночном столике у кровати, парой больших черных башмаков, фотографиями в рамочках и чемоданами. Худ закрыл за собой дверь и шагнул к платяному шкафу. Там на плечиках висело накрахмаленное белое облачение и сутана. Он забрал сутану, сунул руку в карман, вытащил бумажку в десять тысяч лир и положил её под плечики. Потом поискал шляпу, но ни одной не обнаружил; на крючке за дверью висел берет, пришлось забрать его.

Когда он повернул дверную ручку, кто-то прошел по коридору и остановился. Худ осторожно закрыл дверь. Послышалось звяканье ключа на кольце. Он прижался к стене. Потом немного дальше по коридору повернулся ключ в замке и захлопнулась дверь. Худ вышел из номера.

В своем номере он примерил сутану. Та оказалась ему мала, тогда он взял бритву и разрезал кромки на подоле и рукавах, решив, что так сойдет. Берет пришелся впору. Худ подсчитал, что от городка Мас пешая прогулка до поместья Загоры займет около часа.

Он растянулся на кровати и стал ждать. Казалось, площадь была самым любимым местом местного транспорта. Треск мотороллеров буквально разрывал воздух. Как могли итальянцы, так чутко реагирующие на музыку, переносить такой шум день напролет?

Образ Маларен вновь и вновь мучительно всплывал у него в памяти. Он надеялся, что Загора не станет вымещать на ней свое зло. И вновь пришло воспоминание о женском смехе прошлой ночью. Смеющаяся смерть. Какая связь между этим и Дианой Андермир?

Пятно солнечного света ползло по полу. Худ взглянул на часы. Половина четвертого. Пора. Неожиданно он обнаружил, что борется с нежеланием. Черт подери, дело должно быть сделано. Он встал, положил веревку в мешок, завернул сутану и берет. Потом забрал мешок и пакет с сутаной и спустился в туалет на лестничной площадке. Там он надел сутану и берет, забрал мешок и вышел.

Ему пришлось пройти до стоянки такси на площади Пьяцца деи Мартири.

— Мне нужно в Мас.

Удивленный его акцентом, таксист обернулся, но Худ поторопил его:

— Presto! Presto! (скорее (итал.) — прим. пер.).

За городом дороги были пустынны, на развилке они повернули в сторону Агордо. Доехав до Маса, Худ расплатился с таксистом и пошел пешком. Он чувствовал, как глаза таксиста сверлят ему спину. Черт подери! Все начиналось как-то неудачно. Потом Худ свернул на верхнюю дорогу. Шел он уверено и неторопливо, стараясь не спешить, как обычно ходят официанты и священники, — люди, которым в силу их занятий приходится проводить на ногах целый день. Трава по обе стороны дороги ещё зеленела. Солнце уже склонялось к горизонту. Благодаря горам не чувствовалось ни малейшего дуновения.

В обычных условиях Худ радовался бы прогулке, чистому воздуху, яркому солнцу. Но его одиночество на дороге начинало подавлять. Позади появилась машина, и он нагнулся, якобы завязывая шнурок, чтобы скрыть лицо. Потом прошел мимо ворот, молча шагая по нетронутой траве. На дороге было пустынно, солнце уже коснулось вершины горы. Это время дня часто заставляло Худа вздрагивать от беспричинного страха. У конца изгороди он сразу же увидел скобу, — ржавый стержень почти в три фута длиной, торчавший высоко над изгородью. В двух футах за изгородью примерно на той же высоте был виден толстый корень, выступавший из расщелины в скале. Худ остановился, переводя взгляд с одного на другого. Все было достаточно просто, он понял метод.

Свернув за поворот, он осмотрелся. На дороге никого. Развязав вещмешок, Худ достал веревку и завязал на ней скользящую петлю. Потом метнул её, но промахнулся. Сделал ещё три попытки, но безуспешно. Только на пятый раз петлю удалось затянуть.

Худ снял берет и сутану, сунул их в мешок, швырнул тот в сторону и проследил, под какой куст тот упал. Отлично. Переложил пистолет в карман брюк, вернулся и поплевал на ладони. Потом подпрыгнул, ухватился за веревку и полез по ней, пока не добрался до скобы и не ухватился за неё рукой.

Деревья скрывали дом из виду. Он подтянул оставшуюся часть веревки и набросил петлю на корень. Потом, перебирая руками и опираясь о скальную стенку, перебрался через изгородь. Это оказалось несложно. Затем он сбросил веревку и соскочил на землю.

Глава 7

Солнце зашло за горы. Худ быстро миновал деревья и кусты, пока не увидел дом. Всюду горели огни, виднелись движущиеся фигуры. Он внимательно осмотрел сад в поисках Балека. Большой газон, покрытый зеленой травой и рассеченный резким краем тени гор, был пуст. Он внимательно осмотрел ряд деревьев справа: ничего. И тем не менее Худ невольно вздрогнул. Господи, какое же тут зловещее место!

Прячась за кустами, он прошел вдоль изгороди, пока не поравнялся с домом. Потом перескочил открытое пространство и прижался к стене. Небольшая веранда со стеклянной крышей, дверь, темная лестница наверх. Черный ход? Дверь на верхней площадке лестницы оказалась запертой.

Худ поднялся еще, выбрался на крышу и осмотрелся. Он оказался над той частью дома, от которой был отрезан накануне. Снизу доносились голоса. Подойдя к краю крыши, Худ заглянул вниз.

На низких креслах и диванах сидело десятка полтора женщин; они разговаривали с сидевшим в центре Загорой, вокруг стояли тележки с напитками и несколько слуг двигались вокруг или стояли в ожидании. Некоторые женщины были совсем молодыми, большинство одеты в кимоно и сандалии — и больше на них ничего не было. Все они выглядели шикарными, холеными ухоженными, с великолепными прическами и украшениями. Худ подумал, что именно так он все это себе и представлял. Все очень старались угодить Загоре. И все они как будто ощущали неизбывную вину перед Загорой, буквально его осаждая.

Богатые женщины, не сумевшие приспособиться к окружающему миру, бежавшие от светской жизни, не дававшей удовлетворения, бежавшие от крушения жизненных иллюзий, от бесполезности богоискательства, от опостылевших мужей, от всех надоевших ограничений — и прежде всего от неумолимого времени. Все они тосковали и томились в ожидании сверхъестественного существа, которое придаст смысл их существованию и откроет им Тайну. Загора заменил им Бога.

Казалось, он умышленно был груб, глядел на них с оскорбительным бесстыдством, перебивал, громко хохотал, обрывая и жестом заставляя замолчать. И к кому бы он не обращался, женщина тут же покорялась.

Становилось очевидно, что странности Загоры — его жестокость, грубость и контраст с культурой того мира, откуда они были родом — стали его силой. И Худу прекрасно понимал, как он эту силу использует. Женщины такого типа жаждут покоряться. Но даже если одна из поклонниц восстанет против унижений, Загора тотчас объяснит, что он их специально мучает, чтобы заставить сопротивляться, стать независимыми — и таким образом осознать себя. И они поддавались, множество женщин точно также подчинялись модному гуру.

Но к немалому огорчению Худа, Тиары среди женщин не было.

Симпатичная молоденькая блондинка села рядом с Загорой. Когда она что-то сказала, он в ответ пожал плечами. Тогда она небрежно распахнула кимоно, демонстрируя свои длинные ноги. На ней ничего не было. Загора бросил на неё беглый оценивающий взгляд, произнес несколько слов и отвернулся. Все дружно игнорировали неудачницу, столь яростно боровшуюся за его внимание. В чем бы не состояла эта «церемония», она явно шла к концу.