Читать интересную книгу Белый раб - Ричард Хилдрет

— Говорю тебе, Арчи, этот человек сегодня умрёт! Это она велит. Я это ей обещал, и теперь время пришло.

— Кто это велит? — поспешно спросил я.

— И ты ещё спрашиваешь — кто, Арчи? Да ведь этот человек — убийца моей жены!

Хоть мы с Томасом были всегда очень дружны, он после смерти жены впервые заговорил о ней со мной так прямо. Иногда, правда, мне приходилось слышать от него какие-то туманные намёки. И я вспомнил, что несколько раз в очень странных и бессвязных словах он уверял меня, что и теперь общается с ней.

Сейчас, когда он произнёс её имя, слёзы навернулись у него на глазах. Он поспешил смахнуть их и с холодным спокойствием в третий раз повторил так же тихо, но решительно:

— Говорю тебе, Арчи, этот человек сегодня умрёт!

Перебирая в памяти все подробности смерти его жены, я не мог не признать, что и в самом деле убил её мистер Мартин. Все мои симпатии и тогда и теперь были на стороне Томаса. Убийца находился в его власти. Томас считал, что он обязан покарать его, и я вынужден был признать, что казнь эта будет актом справедливого возмездия.

Тем не менее мысль, что придётся пролить кровь, была для меня нестерпима. А может быть, где-то на дне души ещё притаились остатки рабского страха и постыдного малодушия, которые более сильный духом Томас сумел окончательно в себе преодолеть. Я признавал, что, по справедливости, управляющий должен заплатить за всё жизнью, но в то же время я напомнил Томасу обещание мистера Мартина, который заверял, что простит нас и оградит от наказания, если мы доставим его домой.

Презрительная улыбка заиграла на лице Томаса.

— Ну, разумеется, Арчи, — произнёс он, — простит и оградит! А на следующий же день — сто ударов плетьми, а затем, по всей вероятности, и петля на шею. Нет, не хочу я такого прощения. Нет, Арчи, не нужна мне их милость. Слишком долго я был рабом. Сейчас я вольный человек, и уж если меня возьмут, так пусть берут и жизнь: к тому же верить им нельзя, даже если бы мы этого хотели. Ты знаешь, что нельзя. Они не считают себя обязанными выполнять обещания, данные рабу. Они готовы сейчас обещать всё что угодно, лишь бы мы оказались в их власти. Только их обещания всё равно что гнилая солома. А вот моё обещание — это другое дело. А ведь я говорил тебе, что я это обещал. Да, я дал клятву и теперь в последний раз повторяю тебе: этот человек сегодня умрёт!

В голосе его и во всех его движениях сквозила такая сила и такая решимость, что я ничего не смог с ним поделать. Я перестал отговаривать его и сказал, чтобы он поступал как находит нужным. Он зарядил ружьё, которое отнял у мистера Мартина и всё время не выпускал из рук. Затем он подошёл к управляющему, сидевшему у подножия дерева, к которому мы его привязали.

Мистер Мартин тревожно взглянул на нас и спросил, что мы решили.

— Мы всё решили, — ответил Томас, — мы даём тебе полчаса на то, чтобы приготовиться к смерти. Воспользуйся этим временем: у тебя на душе немало грехов, а жить тебе осталось недолго.

Невозможно описать, какое замешательство и какой ужас отразились на лице управляющего при этих словах. Он не хотел им верить. Сначала он властно приказал нам отвязать его от дерева. Мгновение спустя он попытался засмеяться, делая вид, что принял слова Томаса за шутку. В конце концов он расплакался как ребёнок, умоляя пожалеть его.

— А нас ты когда-нибудь жалел? — спросил Томас. — Мою жену ты пожалел? Ты убил её и теперь заплатишь жизнью за её жизнь.

Мистер Мартин стал клясться, призывая бога в свидетели, что не виновен в смерти Анны. Да, он действительно наказал жену Томаса. Он этого не отрицает. Но он только выполнял свой долг, и никак не может быть, чтобы эти несколько ударов могли послужить причиной её смерти.

— Несколько ударов! — воскликнул Томас. — Благодари бога, что мы не подвергаем тебя такой пытке, какой ты подверг её. Ни слова больше, или ты только увеличишь свои страдания! Исповедуйся в своих преступлениях! Молись! Не трать последних минут жизни на то, чтобы к убийству добавить ещё и ложь!

Эти тяжёлые обвинения совершенно сразили управляющего. Закрыв лицо руками, он сгорбился, съёжился и, склонив голову, на несколько минут погрузился в молчание, которое изредка прерывалось глухими рыданиями. Возможно, что он действительно готовился к смерти. Но жизнь была слишком для него притягательна, чтобы он удержался от новой попытки её спасти. Он видел, что обращаться к Томасу бесполезно, и повернулся ко мне. Он заклинал меня вспомнить, с каким доверием он когда-то относился ко мне и какими милостями он меня одаривал. Он обещал, что выкупит нас обоих и отпустит на свободу, что даст нам всё — всё, что мы только пожелаем, лишь бы мы согласились оставить его в живых.

Слёзы его и жалобы взволновали меня: у меня кружилась голова, я чувствовал такую слабость, такую растерянность, что вынужден был опереться о ствол дерева.

Томас стоял рядом со мной, положив скрещённые руки на дуло ружья. Он ни словом не ответил на мольбы и обещания управляющего. Казалось даже, что он их не слышит. Взгляд его был устремлён вдаль, и он был погружён в свои мысли.

Прошло порядочно времени. Управляющий всё ещё молил нас пощадить его. Томас вдруг выпрямился. Отступив на несколько шагов, он поднял ружьё.

— Полчаса истекли, — сказал он. — Вы приготовились, мистер Мартин?

— Нет! Нет! — завопил управляющий. — Пощадите меня. Ещё полчаса! Я должен ещё немного…

Он не успел договорить — раздался выстрел, пуля пробила ему череп, и он рухнул на землю, убитый наповал.

Глава тридцать первая

Мы вырыли неглубокую яму и спустили в неё тело управляющего, а затем принесли сюда же убитого пса и уложили его рядом с хозяином. Оба они были достойны друг друга.

И тогда мы снова пустились в путь. Пусть не думают, что мы бежали от этих мест с поспешностью убийц, которых гонит прочь голос их совести, — нет, мы были исполнены сознания, что мужественно отомстили за себя и справедливо покарали тирана. Это было то самое чувство, которое наполняло душу еврейского пророка,[26] когда он искал прибежища на земле мидианитян, то, которое горело в груди Уоллеса и Телля,[27] когда они глубокой ночью мчались в родных горах, среди надёжных утёсов и дышавших свободой вершин.

Здесь не было гор, где мы могли бы укрыться. Мы бежали по пустыням и болотам Каролины, движимые твёрдой решимостью уйти на много, много миль от Лузахачи. Уже более суток как мы ничего не ели, но возбуждение, владевшее нами, было так велико, что мы не ощущали никакой усталости и силы нам не изменяли.

Мы держали путь на северо-запад, проверяя направление по звёздам, и, должно быть, проделали немалое расстояние, так как ни разу не останавливались и шли быстрым шагом без перерыва всю ночь. Мы проходили по сосновым лесам, таким редким, что можно было продвигаться по ним почти так же свободно, как по дороге. Изредка на пути нашем попадалось болото или какая-нибудь плантация, и тогда приходилось идти в обход, но сразу, как только становилось возможным, мы снова брали курс на первоначальное направление.

Ночная мгла, которая в последние часы ещё усилилась от густого тумана, понемногу уступала место первым проблескам серых предрассветных сумерек. Мы шагали под соснами, по неглубокой ложбине, сейчас совершенно сухой, но весной и осенью служившей, вероятно, руслом ручья. Оглядываясь по сторонам и ища места, где бы укрыться, мы вдруг заметили среди кустов человека, который, вытянувшись и положив голову на мешок маиса, казалось, спал крепким сном. Мы сразу же узнали его. Это был невольник с плантации, расположенной поблизости от Лузахачи. Раньше нам иногда приходилось встречаться с ним, а месяца два или три тому назад мы узнали, что он бежал. Томас тряхнул его за плечо, и тот проснулся в страшном испуге. Мы постарались успокоить его, объяснив, что мы тоже беглые и крайне нуждаемся в его помощи, так как местность эта нам совершенно незнакома и мы погибаем от голода. Наши объяснения были вначале встречены им с некоторым недоверием. Говорил он очень сдержанно и был скуп на слава. Он, по-видимому, заподозрил нас в том, что мы собираемся заманить его в ловушку. Всё же в конце концов нам удалось рассеять его сомнения. Поверив нашим словам и немного успокоившись, он предложил нам следовать за ним и обещал немедленно нас накормить.

Взвалив на плечо свой мешок с маисом, он провёл нас около мили или даже больше по дну ложбины, и которой мы его обнаружили. Наконец ложбина расширилась, и перед нами открылось не то болото, не то какой-то затянутый тиной пруд, из которого поднимались стволы деревьев.

Некоторое время мы шли вдоль берега этого пруда, пока наш проводник не ступил в воду, сказав нам, чтобы мы следовали за ним. Мы повиновались. Однако прежде чем двинуться дальше, он положил мешок маиса на поваленное дерево и, вернувшись к краю пруда, тщательно стёр и засыпал ветками следы, оставленные нами на сырой прибрежной земле.