20 апреля Борман отдал приказ о начале операции «Гарем», в ходе которой персонал правительственных учреждений и их архивы, включая личный архив Гитлера, были перевезены в Баварию. Той ночью в аэропорт «Гатов» прибыли 10 грузовых самолетов, которые, взяв на борт архив фюрера, вылетели в Мюнхен. Девять из них долетели до Мюнхена благополучно, десятый же, пролетая над Хейденским лесом на предельно низкой высоте, задел верхушки деревьев, упал и разбился. Многие документы фюрера погибли среди горящих обломков.[318] В тот момент планировалось, что сам Гитлер вместе со своими приближенными вылетит на юг двумя днями позже, 22 апреля.
Тем временем Аллен Даллес продолжал операцию «Восход», возобновив переговоры с обергруппенфюрером СС Вольфом вопреки недавнему приказу Донована свернуть их. 23 апреля Карл Вольф намекнул Даллесу,[319] что теперь, после консультаций в Берлине с Гитлером и Борманом 18–19 апреля, он обладает достаточными полномочиями, чтобы отдать приказ о капитуляции немецким войскам в Италии. 24 апреля на юг, в Австрию, вылетели Кальтенбруннер и оберштурмбаннфюрер СС Ганс Гельмут фон Хуммель, чтобы сменить Хёттля на переговорах в рамках операции «Кроссворд».[320] Хуммель был адъютантом Бормана и отвечал за ведение записей обо всех некогда похищенных и теперь принадлежащих фюреру произведениях искусства и местах их тайного хранения. Самое важное из этих хранилищ находилось в Альтаусзее, неподалеку от дома Кальтенбруннера, в старой соляной шахте – здесь содержалась бо́льшая часть коллекции Гитлера, и этот клад должен был стать основным козырем в любой сделке с Даллесом.
События развивались настолько быстро, что две прежде независимые серии встреч в рамках операций «Восход» (переговоры с Вольфом) и «Кроссворд» (переговоры с Кальтенбруннером) теперь неразрывно сплелись. 26 апреля Хёттль доложил Кальтенбруннеру о результатах очередного визита в Швейцарию, где он договорился с офицером УСС Эджвортом Лесли об организации личной встречи Даллеса и Кальтенбруннера[321] в австрийском городке Фельдкирх рядом с швейцарской границей. Даллес понимал, что Хёттль – всего лишь марионетка,[322] и что бо́льшая часть получаемой от него информации о «Цитадели нации» крайне сомнительна. Даллес также знал, что Австрия не сможет капитулировать так, как это сделала Италия в сентябре 1943 г., когда несмотря на созыв временного правительства эта страна фактически осталась частью Третьего рейха. Чем бы ни закончились эти переговоры, для Австрии время неумолимо истекало, поскольку после взятия Вены танки 3-го Украинского фронта Красной Армии стремительно продвигались на запад. У Кальтенбруннера должны были быть скрытые мотивы в этих переговорах – и они становились понятными на фоне предложений Мартина Бормана.
(Далее в этой части книги курсивом выделены фрагменты текста, содержащие выводы, сделанные авторами книги на основе собственных исследований и дедуктивных умозаключений; более подробно об этом см. в главе 16).
Используя любимый прием Бормана – метод кнута и пряника, – Кальтенбруннер и Хуммель дали понять Даллесу, что Борман намерен предложить Союзникам «пряник» в виде информации о местонахождении всех произведений искусства, награбленных нацистами. Они будут переданы Союзникам в полной сохранности вместе с остатками национального достояния Германии[323], включая золотой запас страны, ее валютные резервы, облигации и промышленные патенты, – разумеется, кроме той немалой части этих богатств, которую Борман уже успел спрятать за границей. Дополнительным и особенно привлекательным пряником было взятое Борманом обязательство предоставить Союзникам самые передовые военные технологии[324] вместе с информацией о местонахождении их создателей – Вернера фон Брауна с командой разработчиков «Фау-2» и ученых «Уранового клуба». Более того, одновременно можно было бы подписать соглашение о прекращении огня в Италии. Но какая цена была объявлена за все эти сокровища? Союзники закрывают глаза на побег Адольфа Гитлера, Евы Браун, Мартина Бормана, Генриха Мюллера, Германа Фегелейна и Эрнста Кальтенбруннера. Прочие нацистские иерархи остаются предоставленными своей судьбе.
«Кнут» был простым. Германия заявляла о том, что способна бомбардировать Восточное побережье США оружием массового поражения;[325] чтобы эта дезинформация достигла американских разведслужб, были приложены значительные усилия – и не без успеха (см. главу 16). Это оружие было оснащено боеголовками, начиненными зарином и табуном – на тот момент самыми токсичными нервно-паралитическими отравляющими веществами, когда-либо созданными человечеством. Вдобавок, множество произведений искусства, спрятанных в хранилищах в стволах глубоких шахт, будут уничтожены взрывчаткой и навечно погребены под землей. Значительная часть величайших шедевров, созданных на протяжении столетий развития Западной цивилизации, оказалась теперь в заложниках, и угроза ее уничтожения в рамках исполнения приказа Гитлера от 19 марта 1945 г., известного как «Декрет Нерона»[326] была вполне реальной. Это распоряжение, официально называвшееся «Декретом о мероприятиях по разрушению [инфраструктуры] на территории рейха», предписывало полную ликвидацию всей промышленной инфраструктуры и производственных мощностей; планировалось также уничтожить все культурное наследие рейха и всех ключевых сотрудников предприятий и учреждений, которые могли бы быть полезными державам Союзников, хотя в официальный текст декрета эти планы не были включены.
Решение оставалось за Союзниками, однако часы тикали. 25 апреля, за день до упомянутого выше доклада Хёттля Кальтенбруннеру, Красная Армия окружила Берлин, а части 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева встретились на Эльбе с солдатами 1-й армии США генерала Ходжеса. Германия оказалась рассеченной пополам широкой полосой оккупированных войсками Антигитлеровской коалиции территорий, и лишь самый ее север и юг оставались под контролем нацистов.
3 февраля 1945 г. был осуществлен крупнейший дневной авиационный налет на Берлин. В общей сложности 937 американских тяжелых бомбардировщиков Боинг B-17 «Летающая крепость» сбросили на город 2 298 тонн бомб, погубив тысячи жизней и нанеся городу (в том числе правительственному кварталу) огромный ущерб.
Среди прочих правительственных зданий, пострадавших в тот день, было здание Рейхсканцелярии на углу Вильгельмштрассе и Фоссштрассе; здесь серьезно пострадал офис Бормана. Штаб гестапо на улице принца Альбрехта и Рейхсбанк на Хаусфогтайплац были буквально стерты с лица земли после целой серии прямых попаданий авиационных бомб. 4 февраля Борман написал своей жене:[327]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});