Не успели сенаторы отойти, как Палпатина вновь окликнули. Повернувшись, он увидел перед собой Ронара Кима в обществе двух джедаев постарше. Тихо и незаметно он упрятал свои недюжинные способности внутрь себя и расплылся в своей самой сердечной улыбке.
– Джедай Ронар, – молвил он, приветственно склоняя голову.
Темноволосый джедай ответил ему кивком:
– Сенатор Палпатин, позвольте представить вам мастеров Дуку и Сайфо-Диаса.
Палпатин знал о первом, но только понаслышке:
– Для меня это огромная честь, мастера.
Несколько секунд Дуку не сводил с него глаз, затем изумленно выгнул брови:
– Извините за этот пристальный взгляд, сенатор, но из рассказов Ронара я сделал вывод, что вы несколько старше.
– Я искусно маскируюсь, мастер Дуку. Речь, конечно же, о возрасте.
– Как бы то ни было, – вставил Сайфо-Диас, – чтобы достичь таких вершин, без подобных талантов не обойтись.
– Прискорбная правда, мастер Сайфо-Диас. Но мы стараемся, насколько хватает сил, жить по совести.
Многозначительная улыбка зажглась на лице Дуку.
– Тогда желаю вам недюжинной выдержки, сенатор Палпатин. Корускант еще не раз проверит вас на прочность.
Ронар Ким хотел было что-то добавить, когда раздался еще один знакомый голос:
– Я не знал, что и вы приглашены.
Бросив взгляд через плечо Дуку, Палпатин в изумлении узрел Хего Дамаска и Ларша Хилла, которые шли к ним в сопровождении еще двух муунов в черных одеждах. Могущество Плэгаса и впрямь было велико, раз он сумел скрыть свое присутствие не только от джедаев, но и от коллеги-сита.
– Магистр Дамаск, – обернувшись, в один голос поприветствовали его Дуку и Сайфо-Диас.
Дамаск воззрился на Палпатина:
– Совсем недавно – как раз на Серенно – мы с мастерами Дуку и Сайфо-Диасом имели весьма плодотворную беседу о положении дел в Галактике и наших общих чаяньях.
– Серенно, – повторил Палпатин, сбитый с толку. Плэгас не говорил, что на той встрече должны были присутствовать джедаи. Какое же послание он пытался донести до него сейчас? Украдкой кинув взгляд на троицу джедаев, он припомнил слова учителя о том, что даже джедая можно обратить ко тьме. Неужели едва не провалившееся покушение на Видара Кима подвигло Плэгаса переманить на свою сторону кого-то из джедаев и сделать его своим новым подмастерьем?
– Ронар только что представил нас сенатору, – говорил тем временем Сайфо-Диас.
Дуку перевел взгляд с Палпатина на Дамаска:
– Могу я полюбопытствовать, откуда вы знакомы с сенатором?
Дамаск указал на Палпатина:
– Сенатор и «Капиталы Дамаска» разделяют мечту о процветающей Набу… – Он обвел широким жестом Хилла и остальных муунов. – Палпатин был одним из немногих, кто еще десятилетие назад осознал всю важность вступления его родины в новую эру.
Палпатин внезапно почувствовал чей-то испытующий взгляд на себе и своих собеседниках. Сенатор Пакс Тим остановился у больших входных дверей в здание Сената и неприкрыто пялился на него, вытянув глаза-стебельки. И Палпатин едва ли мог винить его, поскольку и сам оказался совершенно не готов к тому, что Плэгас решится на людях признать факт их близкого знакомства.
– И каково это – чувствовать, как воплощаются мечты о процветающей родине? – спросил Дуку.
Палпатин вернулся к реальности:
– Никому не дано простоять на пути у судьбы слишком долго.
И вновь Дуку воззрился на Дамаска:
– Воля Силы непредсказуема и порождает самые незаурядные союзы.
Колокол возвестил о начале заседания, и все те, кто еще не успел попасть внутрь, потянулись к дверям массивного здания, от атриума расходясь каждый своей дорогой: кто в ложи зрителей и прессы, а кто – как Палпатин, Сейт и Кинман – к турболифтам, что вели к тысячам идентичных стыковочных зон, одна из которых – на среднем ярусе – принадлежала делегации Набу. Каждая зона была оборудована отделяемой репульсорной платформой, а сбоку к ней примыкали кабинеты и служебные помещения. Посередине освещенного тысячами ламп зала на элегантном возвышении, украшенном гербом Республики, располагалась трибуна верховного канцлера. Дарус, вице-канцлер и секретарь по административным вопросам уже прибыли, и после короткого вступительного слова верховного канцлера вице-канцлер призвал всех присутствующих приступить к голосованию.
Кое-кто из сенаторов брал слово, но большинство просто отдавали голоса. Промежуточные результаты тут же передавались на встроенные мониторы каждой из репульсорных платформ, одновременно высвечиваясь наверху, на внутренней поверхности купола. К тому времени, когда вице-канцлер предоставил слово представителю сектора Хоммель, счет голосования был равным. Однако голос Палпатина не должен был стать решающим, поскольку ряду систем еще только предстояло изъявить свою волю.
Отделившись от стыковочной зоны, платформа поднялась над нижними ярусами и понесла его к самому центру километрового зала Совещательной палаты. Часть сенаторов затаили дыхание, а Палпатин глубоко вдохнул, стремясь запечатлеть в памяти каждый штрих открывшейся перед ним картины. Платформа продолжала подниматься, будто бы и верховный канцлер желал рассмотреть его как можно ближе, и Палпатину льстило, что он стал настолько известен.
А затем он взял слово:
– Торговая Федерация явилась на Набу десятилетие назад. Не с военной силой, но по приглашению – когда под цветущим покровом планеты были найдены обширные запасы плазмы. Плазмы было столько, что мы могли обеспечить чистой энергией сотни развивающихся миров по всему Хайдианскому пути и в то же время сами на полноправной основе войти в галактическое сообщество.
После продолжительных дебатов наш новоизбранный монарх утвердился в мнении, что Набу должна поделиться своими ресурсами с Галактикой. Набу заключила соглашение с Торговой Федерацией и рядом других строительных конгломератов. Шахтеры приступили к добыче, были построены перерабатывающие заводы, а космопорты расширены, чтобы принять флот транспортников, которые должны были перевозить плазму на корабли, ждущие на орбите.
Три года спустя плазма потекла рекой в Галактику, а на Набу и планеты сектора Хоммель потекли несметные богатства. Наступила эра невиданного доселе процветания.
Процветание потребовало издержек, но Набу с готовностью пошла на них – главным образом ради тех, кому несли благо дары нашей непритязательной родины.
Прервавшись на секунду, он повернулся в сторону платформы Торговой Федерации:
– Торговую Федерацию обвиняют в искусственном вздувании цен, эксплуатации ресурсов и монополизме, но сегодня мы говорим отнюдь не об этом. Сегодня Республику просят раскрыть объятия и принять в свои ряды несколько планет в отдаленных системах, которые многие считают клиентами конгломерата. Многие из вас обеспокоены тем, что их принятие пошатнет баланс сил в Республике и позволит голосу Федерации и ее союзников в Сенате стать слишком громким. Но разве этот вопрос не был решен еще тогда, когда судебное постановление приравняло Торговую Федерацию к отдельной планете? Это решение открыло двери в Сенат таким образованиям, как Гильдия коммерции, ТехноСоюз или Корпоративный союз, и каждое из них ныне имеет свою платформу в этом зале. Таким образом, вопрос законности на повестке дня не стоит.
Вместо этого мы должны спросить себя, не стала ли Торговая Федерация слишком агрессивной в своей погоне за громким голосом в Сенате.
Палпатин вновь сделал паузу, позволив своим коллегам вдосталь нашушукаться.
– Не далее как три стандартных месяца назад, – молвил он, – сенатор от сектора Хоммель, много лет верой и правдой служивший Республике, пал жертвой убийства – прямо здесь, на Корусканте. Сенатор Ким был известен многим из вас как честный и неподкупный политик, который был искренне обеспокоен растущим влиянием картелей и тем, что баланс сил в Сенате в любой момент может быть нарушен. Его трагическая гибель вызвала немало голословных обвинений и послужила поводом для расследования, но мотивы для убийства до сих пор не выявлены, а заказчики не найдены. И это несмотря на то, что вопрос поднимался и в департаменте юстиции, и в следственном комитете при Сенате, и даже в Ордене джедаев.
Как следствие всего вышесказанного – и да, в знак протеста против методов, которыми ведется расследование смерти сенатора Кима – мой правитель, король Бон Тапало, поручил мне объявить, что Набу и планеты сектора Хоммель воздерживаются от голосования.
Гробовая тишина, царившая до этого лишь в отдельных секторах зала, повисла во всей палате. А затем зал взорвался – бранью и торжествующими криками, проклятьями и возгласами ярости. Рев был настолько громозвучен и продолжителен, что вице-канцлер наконец сдался, оставив всякие попытки восстановить порядок и позволив хаосу безраздельно властвовать над Сенатом.