Читать интересную книгу Прячем лица в дыме (СИ) - Николаева Лина

— Мать, видимо, вспомнила о старой жизни и сразу вернулась к родителям, а затем вышла за Орманда, как хотел её отец. Льянал так любил, что простил побег, даже дал денег на моё лечение, но не принял меня и уж тем более не оставил того, кто «украл» любимую, в покое. А «Вольный ветер» как раз стоит в той части Цая, которая принадлежит ему, и это всегда было бельмом на глазу, напоминанием о потерянных годах. Так вот и повелось. Льянал всё ждал, когда отец продаст ему таверну, а сейчас стал ждать меня. Это как будто месть за то, что «его» Орина сбежала с другим.

Рена подняла голову и сочувственно дотронулась до плеча Найдера. Он хотел пошевелить рукой, отодвинуться — не нужна ему жалость! — и всё же не сделал этого.

— Но если Орманду так хочется отомстить, почему он просто не убьёт тебя? Или силой не заставит отдать таверну?

— Мать будет против.

Девушка удивлённо уставилась на него.

— Ну да, она жива, живёт неподалёку. Она ушла, когда мне едва год исполнился, и никогда не проявляла настоящего интереса — так, не мать, а название одно, — голос зазвучал холодно и жёстко. — Но, видимо, какие-то правила приличия не разрешают ей спустить Орманда. Вот и ждём, кто из нас быстрее получит своё.

— Найдер, — протянула Рена, качая головой.

Он отстранился от неё.

— Ну всё, заканчиваем с историями на сегодня. Я подумаю, как нам завершить это дело, а ты — чего хочешь после него и кого, идёт?

Оша поднялся, держась за перила лестницы, и протянул руку, чтобы помочь встать. Девушка так светло улыбнулась ему — прежде такие улыбки он видел у неё только в адрес Раза — и вложила ладонь. Больше не взглянув друг на друга, они разошлись: Найдер — вниз, Рена — наверх.

19. Немного искренности никому не помешает

Рена не изменила своей привычке — в семь утра она единственная сидела за столом внизу на первом этаже таверны и пила кофе. Раз молча сел рядом. Девушка скользнула по нему равнодушным взглядом, но пальцы с силой сжались вокруг чашки.

Наверное, стоило заранее подумать о том, что сказать. Найдер был прав: Рена верила в него и столько раз предлагала помощь, а он взамен просто равнодушно кивал. А, ну ещё однажды оттолкнул, потянувшись за таблетками. Молодец.

Чувствуя, как каждое слово встаёт в горле комом, Раз медленно начал:

— Я хочу поговорить с тобой…

Рена перебила:

— Я тоже хотела поговорить. Это касается Лаэрта. Я не всё рассказала.

Раз сразу опустил руку в карман и нащупал футляр с таблетками. «Сто тысяч один, сто тысяч два…» Хотелось вскричать и тут же стребовать всё, что Рена узнала — и, выходит, утаила? Раз вздохнул. Он сам не дал ей сказать, а сейчас правильным будет сначала высказаться самому.

— Это подождёт, — слова дались ещё труднее. — Я хотел извиниться. Не за вчера, а просто. Я стал слепым, глухим и немым и разучился что-то замечать. Вы все из-за меня пострадали.

Раз сделал паузу и почувствовал, что слова начали даваться легче, они точно сами вылетали, давно готовые вырваться наружу. Рена, не шевелясь, смотрела на него и плотно сжимала губы.

— И это уже не исправить никаким «прости». Вокруг сплошные неизвестные переменные, но единственное, в чём я теперь уверен — вы мне нужны. Вы моя семья, хоть и я — тот паршивый сын, который, как говорится, есть в каждой семье. Я просто хочу сказать, что буду стараться измениться. Я ещё не нашёл верных ответов, но я найду.

— Хорошо. Я хотела рассказать о словах Лаэрта.

Раз почувствовал разочарование — она что, ничего не ответит? Но это даже правильно. Рена уже выговорила своё, наделала. Пора и ему начать говорить или делать, не ожидая ответа.

— И что же это? — Раз достал из кармана игральную кость.

Выпало две четвёрки. Опять эти проклятые четвёрки. И брат был ею, и нортийка. Что бы это могло значить?

Девушка рассказала всё: про первую встречу в «Камне» и про вторую на выставке, про то, как Лаэрт узнал Раза в поезде и обнаружил её, как хотел встретиться с братом и как тогда, семь лет назад, допустил ошибку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Раз всё крепче сжимал игральные кубики, пока кисть не свело от боли.

Лаэрт знал, что брат жив, что за ним следят и теперь уверен, что они хотят его убить. И он был готов добровольно пойти на риск ради встречи. А то «Попробуй — узнаешь» оказалось не хитрым планом, а случайностью. Лаэрт не знал, чем это обернётся, и на самом деле он…

«Один миллион девятьсот тысяч один, один миллион девятьсот тысяч два…»

Перед глазами замелькали стройные ряды чисел, превращая непослушные, горячие мысли в такую же красивую логичную картину.

Это не могло быть правдой. Такое же притворство, как ласковый тон, которым Лаэрт звал к себе, чтобы передать врачам. И та мысль, что произошедшее — ошибка, всё было иначе, самая предательская на свете. Надо её связать длиннейшей цепью из цифр, запрятать в тёмный угол и никогда, никогда, никогда к ней не возвращаться.

Руки бессильно сжались в кулаки.

— Хорошо, — как можно равнодушнее ответил Раз. — Спасибо, что рассказала. Это важно для меня.

— …Но я всё равно ничего не сделаю. Так?

— Сделаю, ещё как, — Раз глубоко вдохнул и произнёс быстро и горячо, как молитву: — Я украду всё то, чем он пичкал меня, получу за это деньги, а потом упрячу в больницу, на своё место. И посмотрим, кого он будет взывать, когда к нему придёт первый кошмар, вызванный таблетками.

Но внутри что-то сломалось. Раз уже не чувствовал опоры в этих словах, и никакая фантазия о том, как Лаэрт мучиется, не грела так, как раньше.

А надо, надо, чтобы грела. Что, несколько слов, и снова тот наивный мальчишка рьяно машет руками, готовый стать обманутым? Нет уж. Надо вспомнить, как было в больнице, чтобы в нужный момент никакой слабак Кираз не выбрался наружу.

Раз потёр подбородок, задумавшись, как найти человека, который мог напомнить о тех трёх годах, затем посмотрел на Рену:

— Почему ты мне сказала? После всего?.. Что если я послушаю Лаэрта, откажусь от дела, и ты не получишь свою долю? Или правда убью его?

Рена вздохнула:

— Я не хочу быть как ты, Раз, хочу быть честной с собой и с другими. Я бы всегда выбирала говорить тебе правду. В этих стенах у всех и так проблемы с доверием, и немного искренности никому не помешает, — улыбнувшись, Рена быстрым шагом вышла из зала.

Раз посмотрел ей вслед. Да, немного искренности никому не помешает. Он почувствовал, что ему стало легче, будто из него выпустили старую, застоявшуюся кровь, отравляющую весь организм.

Но снова приближалось время пить таблетки, которые должны были стереть чувства, боль, а вместе с ними, наверное, сам разум.

Зажёгся свет. На пороге маленькой гостиной застыл пятидесятилетний мужчина в твидовом костюме. Увидев Раза, он тоненько, по-женски, вскрикнул и прижал к груди портфель.

Этот олух точно не знал, что замки стоит менять хотя бы каждые три года, а лучше — ежегодно. Но нет, на его двери был старый простенький образец, который удалось открыть одной отмычкой всего за двенадцать секунд.

Раз с улыбкой посмотрел на знакомого. За три года облик того не изменился: лысая макушка и густые бакенбарды, очки с толстыми стёклами, белёсые губы. Казалось, такой как он не способен на зло или жестокость. Но Раз хорошо помнил эксперименты Гайлата Шидара, и стоило взглянуть на его сухую фигуру, он снова почувствовал страх, бессилие, а главное, боль — от связываний, от побоев, лекарств, ломки.

Положив локоть на стопку книг, высившуюся рядом на диване, парень сказал развязным тоном:

— Не помогло мне лечение. Что будем делать дальше?

Врач жил в маленькой квартирке на втором этаже. Она больше напоминала библиотеку: каждый свободный сантиметр занимали книги, вернее, тяжёлые научные труды. О да, этот проклятый учёный не оставлял своих экспериментов и по-прежнему искал способ искоренить главную болезнь человечества.

— Кто, кто, кто… — заикаясь, начал Гайлат. — Вы? Уходите, я сейчас же позову полицию!