Сначала я просто радовался, что остался живым и выбрался из пятой башни на Пейдж Милл. Затем ко мне пришли сомнения. Что, если меня забрали с раскаленной сковородки и бросили в котел с кипящим маслом? После подлых ударов Элигора мое тело нещадно болело — я имею в виду пах и голову. Возможно, лучшим решением было бы отделение двух этих раненых частей — пусть даже с помощью обезглавливания. Я побарабанил в дверь и потребовал адвоката и телефонный звонок (они конфисковали мой телефон), но ко мне никто не подошел.
Приближалось время ужина. Я гадал, смогу ли удержать еду в желудке. Внезапно в камеру вошли четыре копа, одетые в форму для разгона демонстраций. Очевидно, они считали меня особо опасным преступником. Я последовал с ними, как самая послушная овечка, которую вы когда-либо видели. Не ожидай ничего хорошего — таким был мой девиз. Я не знал, какие беды мне грозили, но предполагал, что их будет немало. Элигор (одна из крупных бестий Оппозиции) был уверен, что я украл у него какую-то ценность. Его соперник (некто с еще большим влиянием) арестовал меня, надеясь завладеть похищенной вещью. Побег казался невозможным. На тот случай, если я не говорил об этом раньше, вам нужно учесть, что «молнии», которые мы используем в своей работе, никуда не ведут. Они лишь позволяют выходить из реального времени. Фактически, применяя их, мы по-прежнему находимся в одном и том же месте. Я не мог сбежать из-под ареста с помощью вневременного портала.
Копы провели меня в ту часть здания, в которой я прежде никогда не бывал. Предвосхищая ваши вопросы, скажу, что мне уже доводилось посещать Дворец правосудия. И вот еще один ответ: «Не ваше дело, по какой причине». Меня втолкнули в комнату для допросов. В центре помещения располагался тяжелый стальной стол, привинченный к полу болтами. Здесь не было особого зеркала для внешнего наблюдения. На одной стене висел старый плакат с рисунками, пояснявшими, как выполнять искусственное дыхание. Другие стены имели выбоины и царапины на краске, возможно, оставленные ногтями. Мне не хотелось думать о тех людях, которых здесь опрашивали без протоколов. Судя по коричневым каплям на полу, кто-то недавно давал показания — наверное, этим утром или в начале недели. Чувствуя, как мои кишки сворачивались в твердый узел, я без лишних слов направился к складному стулу у металлического стола. Копы отступили к задней стене. В своих плексигласовых шлемах с темными стеклами они походили на бесстрастных роботов. Мы провели в молчании около трех-четырех минут. Я прокручивал в уме различные способы побега, но знал, что все они были бесперспективными. Несмотря на хорошую боевую подготовку, мне не удалось бы одолеть четырех полицейских в бронежилетах. У них имелись дубинки и шокеры. Плюс, их тоже обучали приемам рукопашной борьбы. А после карающих ударов Кена Валда, драки с его секретаршей и изматывающего преследования галлу я был в очень плохой форме.
Наконец дверь открылась, и копы вытянулись в струнку, хотя они и раньше не позволяли себе расслабляться. В комнату вошла высокая темноволосая женщина. Мне показалось, что я уже где-то видел ее. Ей было за сорок. Она носила темный деловой костюм (немного старомодный, на мой взгляд), и ее симпатичное интеллигентное лицо украшал внушительный орлиный нос.
— Роберт Доллар? — спросила она, взглянув на папку с документами, которую держала в руке.
Ее брови удивленно приподнялись, словно я был не тем, кого она ожидала увидеть.
— Да, мэм. К вашим услугам.
— Посерьезнее, мистер Доллар.
Она села на стул напротив меня и передала мне пакет влажных салфеток.
— Очистите лицо. Я конгрессмен Дженнифер Такконе. А вы, похоже, везунчик.
— Скажите это моим шарикам в мошонке, — тихо проворчал я в ответ.
Вытирая засохшую кровь, я пытался изобразить из себя послушную овечку Мэри.
— Какой-то ублюдок в здании «Кредитов Валда» избил меня до беспамятства. Что бы вам ни говорили охранники или парни из полиции, я не делал ничего плохого.
Надеюсь, вы не осудите меня за эту ложь. В любом случае, Элигор не стал бы афишировать убийство секретарши. Он не хотел публичной огласки, и мое пребывание в тюрьме ему тоже было невыгодно. Князь ясно дал понять, что он имел на меня личные планы.
— Надеюсь так оно и есть, мистер Доллар, — сказала конгрессмен. — Потому что кое-кто пошел ради вас на огромные риски. Отныне вы уже не дерзкий мальчик с острым языком. Вы стали ценной услугой — пожалуй, самой дорогой из тех, что я выполнила.
Кто имел такое влияние? При этой мысли я снова почувствовал тошноту.
— Значит, вы не собираетесь возвращать меня Кеннету Валду?
Она одарила меня холодным взглядом.
— Можете забыть о мистере Валде. А заодно и обо мне.
— Простите, но я не понял вашей последней фразы.
— Это хорошо, — сказала женщина. — Потому что, когда вы уйдете отсюда, вам нужно будет забыть обо всем, что тут происходило. Особенно нашу беседу.
Ее взгляд был неприятным и властным.
— Запомните! Мы с вами никогда не встречались.
— Меня выпустят?
— Когда я выйду из комнаты, охранники пойдут за мной. Вы немного подождете, посчитаете до ста и затем последуете за нами. Дверь останется открытой. Повернув налево, вы пройдете к лифту и спуститесь в служебный гараж. Там имеется несколько выходов. Как только вы покинете здание суда, моя забота о вас закончится. Я больше не буду отвечать за вашу безопасность. Это ясно?
Теперь я начал вспоминать то немногое, что знал о конгрессмене Такконе. Она была незаурядным политиком и возглавляла несколько важных комитетов в Вашингтоне. Когда демократы возвращались во власть, она становилась либо спикером, либо председателем нижней палаты Конгресса. Одна минута этой рабочей лошадки стоила огромных денег. Кто же мог склонить ее к сотрудничеству?
Впрочем, только идиоты считают зубы дареной лошади.
— Да, мэм, — ответил я. — Мне все ясно. Огромное спасибо.
— Прекрасно, — сказала она, подтолкнув через стол мой телефон и револьвер с пустым барабаном.
— Значит, мы договорились.
Когда я вложил оружие в кобуру, она встала из-за стола и взглянула на копов, стоявших за моей спиной. Четверо полицейских в гремящем снаряжении прошли мимо меня и сопроводили конгрессмена в коридор.
Да, подумал я, это несколько странно. Чертовски странно! Я досчитал до ста и направился к двери, наполовину ожидая найти ее запертой. Слова конгрессмена могли оказаться злой шуткой, направленной на подрыв моей морали. Что, если копы хотели сначала сломить мой дух, а затем подвергнуть меня настоящему допросу? Однако дверь открылась, и я вышел в пустой коридор. Мне даже не нужно было притворяться невинным посетителем. Два гражданских работника, которых я встретил у лифта, безучастно отвернулись от меня, хотя мой вид мог бы вызвать у них подозрения. Наверное, я выглядел как жертва безумного дворника, избивавшего людей совковой лопатой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});