К этому жуиру и обратился журналист И.М. Троцкий, сообщив ему о случившемся и «прося указаний, как поступить». Не исключено, что он поставил в известность и первого секретаря российской дипломатической миссии в Дании Б.В. Дерюжинского, с которым поддерживал дружеские отношения85.
Мейендорф, несмотря на свое реноме «легкомысленного человека», проявил должную активность.
Барон снесся с посланниками Великобритании, Франции и Италии и было условлено встретиться в великобританской миссии немедленно после завтрака с тем, чтобы мне было дано указание до пяти часов пополудни.
Бароном Мейендорфом мне сообщено было, что признано желательным, чтобы я принял и выслушал Клейнова, сообщив <затем ему> результаты <разговора>.
В пять часов по полудня явился ко мне Георг Клейнов. Разговор он начал с вопроса, думаю ли я, что Временное правительство пойдет на сепаратный с Германией мир? На мой ответ, что он с этим вопросом обращается не по надлежащему адресу, Клейнов возразил, что сейчас <в России — прим. М.У.> стоят у власти мои единомышленники Милюков и Керенский, и что я могу сыграть большую роль в деле умиротворения Европы. Он взывал ко мне, подчеркивая, что если мне дороги судьбы России и будущее революции, то я должен содействовать заключению мира.
Я спросил Клейнова, как объяснить то, что он сначала говорил о сепаратном мире, а теперь, как будто, имеет в виду общий мир? «Очень просто! — ответил Клейнов. Добившись сепаратного мира с новой Россией, <мы> легко откроем путь к общему миру».
Далее он стал меня уверять в злостном искажении союзнической пропагандой продовольственного кризиса в Германии и Австро-Венгрии86, в бесцельности дальнейшего кровопролития, ибо победить державы тройственного союза — Англия, Франция и Италия бессильны. В дальнейшем Клейнов подчеркнул, что Германия готова предложить России такие условия, которые нисколько не умалят престиж России как великой державы. Он прибавил, что детальные условия будут им сообщены лишь по получению согласия Време<нного> пр<авите-льст>ва на прямые мирные переговоры. Сказал он также, что Германия, не претендуя на части русской территории, хотела бы получить только некоторые концессии в <При>балтике.
Прощаясь <...>, Клейнов заметил, что через несколько дней он <мне> позвонит. Все вышеизложенное я тотчас же сообщил барону Мейендорфу, который потом сказал мне, что он послал об этом шифрованную телеграмму в Петроград, сообщив ее копию союзным политикам. Спустя некоторое время барон Мейендорф пригласил меня к себе и сообщил, что из министерства получен ответ, в котором мне разрешается впредь встречаться с Клейновым, его выслушивать, но не давать ему никаких обещаний. Клейнов, однако, больше не звонил и не являлся ко мне.
Чтобы понять всю подоплеку этого сюжета, напомним, что Германия внимательно следила за развитием событий в России после Февральской революции и, пытаясь противодействовать влиянию стран Антанты, стремилась установить контакты не только с радикальным крылом социалистов, но и с социалистами в целом. На одной из телеграмм, полученной из Стокгольма о событиях в Петрограде в марте 1917 г., кайзер Вильгельм II сделал замечание на полях: «...Мы должны поддержать социалистов (Керенского и др.) против Антанты и Милюкова и как можно скорее войти с ними в контакт»87.
2 апреля 1917 г. германский посланник в Копенгагене Брокдорф-Ранцау, координировавший из Скандинавии различные каналы связи с Россией и потому хорошо осведомленный, направил в МИД Германии меморандум, в котором рассматривались различные варианты участия немецкой стороны в событиях в России. В нем, в частности, он отмечал:
Но если до конца этого года мы не в состоянии продолжить войну с перспективами на успех, то следовало бы попробовать пойти на сближение с находящимися у власти в России умеренными партиями и привести их к убеждению, что если они будут настаивать на продолжении войны, они тем самым будут обеспечивать только интересы Англии, прокладывать путь реакции и, таким образом, сами поставили бы под угрозу завоеванные свободы. В качестве добавочного аргумента следовало бы внушить Милюкову и Гучкову, что Англия в связи с неустойчивым положением в России могла бы попытаться договориться с нами за ее счет88.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Итак, германское правительство посчитало возможным использовать русского журналиста И.М. Троцкого — человека, по имеющимся у него сведениям, авторитетного среди деятелей временного правительства, в своих дипломатических интригах. Однако после первого зондирования почвы дальнейших шагов с немецкой стороны не последовало.
Ситуация случайным образом прояснилась лишь через четыре года, когда И.М. Троцкий уже снова жил в Берлине.
В 1921 году я из Копенгагена снова переехал в Германию. Однажды на одной из улиц Берлина я случайно натолкнулся на Георга Клейнова. Клейнов мне поведал, что поехал он в 1917 году в Копенгаген по поручению Германского министра иностранных дел, который, однако, не предупредил об этой миссии германского посланника в Дании, графа Брокдорф-Ранцау. Последний, узнав о посещении меня Кленовым, резко протестовал против его миссии <...>. Граф Брокдорф-Ранцау <...> подготовил поездку в Россию, с целью зондирования почвы о сепаратном мире, одного из вождей датской социал-демократии Боргбиерга <...>, <и> считал, что параллельные действия Клейнова могут повредить <его> миссии, имеющей большие шансы на успех. В результате протеста графа Брокдорф-Ранцау, Георг Клейнов получил приказ из министерства немедленно вернуться в Берлин. По моим сведениям поездка Боргбиерга в Россию своевременно состоялась, однако миссия его успеха никакого не имела.
В Гуверовском архиве вместе с «Affidavit» И.М. Троцкого хранятся показания его близкого друга, Якова Григорьевича Фрумкина, касающиеся попытки немецкого зондирования через А.Ф. Керенского вопроса о сепаратном мире с Германией. Он свидетельствовал (по-английски)89, что во время его пребывания в санатории Гранкула неподалеку от Хельсинки (Финляндия) в конце мая — июне 1917 г., где в 1916 г. весьма успешно поправлял свое здоровье А.Ф. Керенский, он близко сошелся с его главврачом доктором Рунебергом90. Известный ученый и врач, в свое время очень много сделавший для восстановления здоровья А.Ф. Керенского, Рунеберг проявлял и большой интерес к истории и политике. В июле 1917 г. доктор Рунеберг познакомил Фрумкина с неким «усатым господином», которого представил как психиатра из Стокгольма, только что посетившего Петербург, где тот якобы виделся с господином Керенским, который просил его передать Фрумкину привет. Из разговора последний понял, что в Петербурге были оба врача, хотя сам доктор Рунеберг ему об этом прямо не сказал. Много лет спустя Я.Г. Фрумкин, беседуя с Керенским о событиях лета 1917-го, напомнил ему этот эпизод.
Керенский подтвердил, что доктор Рунеберг действительно был у него в Петербурге и предлагал организовать встречу со «шведским психиатром», будто бы уполномоченным вести переговоры о сепаратном мире. Однако он, А.Ф. Керенский, на это предложение ответил отказом и заявил, что если данный господин объявится в городе, он отдаст приказ об его аресте.
Итак, правящие круги Германии были готовы ради выведения России из войны на стороне Антанты использовать в качестве посредников самых разных людей, так или иначе знакомых с представителями новой власти. Они же щедро финансировали противников как царского, так и Временного правительства. В конечном итоге кайзеровская Германия совершила роковую ошибку, сделав ставку в своей подрывной работе против России на крайне левых радикалов во главе с Лениным. Добившись своей цели — вывести Россию из войны, — немцы одновременно поспособствовали победе большевиков. В результате вспыхнувших по всей Европе революций погибли как Российская, так и Германская империи, и на их месте с интервалом в 15 лет возникли тоталитарные режимы, пополнившие историю человечества такими понятиями, как ГУЛАГ и Холокост.