kupru3
проем окна
зрачком ночного ока
буравит мой декоративный мир
стакан вина?
в нем никакого прока
пускай танцует дым
и вяжет рот чифир
и желтый свет
не стану убивать я
иначе ночь войдет хозяйкой в дом
навеет бред
и сбросит свое платье
я снова не сдержусь и мы пойдем
я буду ждать
так глупо и нелепо
но зов услышав, дымом просочусь
к чему гадать
мне не узнать ответа
в каком из снов
я скоро вновь
проснусь
Vigo
Скользя по лезвию судьбы
Не нарушая силой ход событий
Нести свой крест
И думать о живых,
Оплакивая мертвых.
В час ночной
Когда на небе - россыпь звезд
Закрыть глаза
И слушать тишину
И в ней услышать Зов:
Негромкий, слабый
Словно огонек
Сгорающей свечи
Молчи, не дай сгореть дотла
Стремись понять благую весть
И тихо прошептать:
Услышь меня
Я здесь...
Irina
Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернётся,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть.
В беспамятстве ночная песнь поётся.
Не слышно птиц. Бессмертник не цветёт.
Прозрачны гривы табуна ночного.
В сухой реке пустой челнок плывёт.
Среди кузнечиков беспамятствует слово.
И медленно растёт, как бы шатёр иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мёртвой ласточкой бросается к ногам,
С стигийской нежностью и веткою зелёной.
О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья.
Я так боюсь рыданья Аонид;
Тумана, звона и зиянья.
А смертным власть дана любить и узнавать,
Для них и звук в персты прольётся,
Но я забыл, что я хочу сказать,
И мысль бесплотная в чертог теней вернётся.
Всё не о том прозрачная твердит,
Всё ласточка, подружка, Антигона...
А на губах, как чёрный лёд горит
Стигийского воспоминанье звона.
k-13
Под безбрежными облаками,
На стальной цепи Закона,
Бледно-мутными глазами
В небо смотрит человек-ворона.
Шея скована в ошейник
И замком закрыта ржавым,
Сделан ключ из лжи и денег
Под крылом скрываясь правым.
Машет судорожно редко
Левое крыло Свободы,
Но цепь стальная держит крепко
И всё крепче с каждым годом.
В добровольном заточенье
И в страхе перед небесами
Перебираем тихо звенья,
Те, что сковали себе сами...
Не судите строго, со школьной поры стих :)
ночной дозорцев
Стив Айлетт. “Шаманский космос“
Ну очень торкнуло!
ночной дозорцев
Killer
http://www.ast.ru/authors.aspx
Odinarus
Стихотворение, “выдернутое“ из сновидения.
Пронзая плоскости миров
спиралями мостов,
я путешествовал в тенИ
расхожих слов и снов.
Я раздарил свои плащи
поэтам и ветрам.
Я был пристанищем для них,
но бесприютен сам…
В обитель дальнюю твою,
я сдуру заглянул.
Плененный паутиной струн,
нагар с лампады сдул.
Ты накормил меня, старик,
и ложе уступил.
Ты чУдно пел, а я уснул
и прошлое забыл.
Ты умертвил меня, старик,
во сне и наяву,
но пламенем в твоей груди
я до сих пор живу!
Д.С.
Diego
Одинарус, супер! спасибо!
kupru3
да, стихотворение мощное, не_из_повседневности_написанное
Vigo
Встреча
Он вышел еще затемно. Не хотел, чтобы его видели. Даже уходя, хотел уйти тихо. Никому не мешая, никого не тревожа. Никому о себе не напоминая.
Когда начало светать, он уже был за городом. И только здесь замедлил шаг. Здесь уже можно, здесь его никто не остановит.
Он шел узкой тропой, медленно поднимаясь в горы, и думал о том, почему так получилось. Почему он был чужим, почему никто не понимал его. Тысячи «почему» теснились в его душе, и не находил он на них ответа.
Где-то впереди послышался тихий неясный шум, человек улыбнулся. Знакомый, милый его сердцу звук. Чем ближе подходил, тем яснее он становился, превратившись наконец в громкое веселое журчание.
Шумный, веселый ручей. Не ручей даже – узкая речушка, сумевшая пробиться сквозь скалы и груды камней. Сумевшая найти свою дорогу. Она смогла…
Через речушку был перекинут мостик. Старый, уже основательно покосившийся, он еще крепко цеплялся за скалистые берега. Остановившись на мостике, путник постоял несколько минут, думая о том, что это их последняя встреча. Жаль, что так получилось…
Он едва заметно вздохнул и пошел дальше – ему предстоял еще долгий путь. Конечно, все можно было сделать проще и легче, но он не хотел. Если уж он решился, то пусть это произойдет именно там…
Изредка он делал небольшие привалы. В такие минуты он доставал из сумки термос и делал пару глотков. В термосе был чай. И лишь в полдень, оказавшись наконец у развалин старой крепости, он позволил себе полноценный отдых. Расположившись в тени у осыпавшейся стены – солнце уже начало ощутимо припекать – достал термос, лепешку и несколько вареных яиц. Очищая яйцо, подумал о том, что, в сущности, этот обед тоже достаточно глуп. Несмотря на то, что он последний в его жизни. А может, именно поэтому.
Он отдыхал больше часа, затем поднялся, тяжело вздохнул. Взял сумку и пошел дальше. Уже не так много…
Солнце уже начало клониться к западу, когда он наконец-то пришел на место. Пришел туда, куда так упорно стремился. Почти пришел…
Стоя у края пропасти, он глубоко дышал, думая о том, что хоть это место осталось ему верным, что уж оно никогда и ни за что не предаст его. Постояв несколько минут, он оглянулся, затем осторожно сошел с тропы и еще метров сто пробирался по-над краем пропасти. Перепрыгнув узкую расселину, он обогнул щербатый валун и оказался на большой, достаточно ровной площадке, надежно укрытой с трех сторон. Четвертая отвесно обрывалась в пропасть.
Это было его место. Место, которое он любил. Куда не раз приходил, когда ему становилось особенно трудно. Пришел и сейчас…
В двух метрах от обрыва лежало несколько больших гладких камней, манящих присесть и отдохнуть. Он сам спустил их сверху несколько лет назад – в надежде на то, что когда-нибудь придет сюда не один. Придет с друзьями, придет с теми, кто его понимает, кто ему дорог. Не получилось. Как не получилось и многое из того, о чем он мечтал. Не поняли они его. Не захотели понять.
Что ж, он пришел сюда один. Уж этого ему никто не в силах запретить. Бог с ними, пусть живут, как хотят. Как могут…
Он не торопился. Присев на камень, устало вздохнул. Отсюда, с высоты птичьего полета, мир был как на ладони. Правда, города видно не было, он остался в стороне. Да это и к лучшему. Он смотрел на поросшие лесом склоны, смотрел на неторопливо плывущие облака. И думал о том, насколько же все это прекрасно. Душа наполнилась теплом и умиротворением – тем не менее, он не собирался менять свои планы. Ни к чему это.
Он действительно сделал всё, что мог. Всё. Когда-то ему сказали, не то в шутку, не то всерьез, что он родился не в свое время. Наверное, они были правы…
– Эх, Виктор, Виктор… – Голос, раздавшийся совсем рядом, заставил его вздрогнуть. Он обернулся, и увидел рядом с собой человека. Лет тридцати, или немного старше, чуть выше среднего роста, бородатого, с длинными русыми волосами. Незнакомец был одет в старые вытертые джинсы и светлую серую рубашку с закатанными рукавами, его глаза были спокойными и задумчивыми.
– Кто вы? – спросил Виктор, с невольной опаской глядя на незнакомца и думая о том, как тому удалось подобраться так тихо и незаметно.
– Это не столь важно. – Незнакомец едва заметно вздохнул, подошел и сел рядом. – Красиво здесь. Я люблю этот мир, – сказал он, с видимым наслаждением вглядываясь вдаль. – Очень люблю…
– Да, красиво. Мне тоже нравится, – произнес Виктор, чувствуя, как в душе поднимается какое-то неведомое ему доселе чувство. Не счастье, нет. Но что-то очень хорошее.
– Нравится? – незнакомец задумчиво посмотрел на него. – Но тогда почему же ты предаешь его?
– Не предаю. Просто не могу так больше… – Виктор вздохнул и опустил голову. Его не удивило, что незнакомец знал его, более того, ему вдруг захотелось упасть перед ним на колени, неудержимо захотелось расплакаться. И он лишь с трудом сумел удержаться.
– Да, Виктор, это трудно. По себе знаю. – Незнакомец едва заметно кивнул. – Но подумай о тех, кого ты оставляешь, кого хочешь покинуть. Что будет с ними?