Читать интересную книгу Ночные истории - Эрнст Гофман

Во время своего пребывания в Р-зиттене барон Губерт, совершенно переменившийся, часто говорил о предчувствии близкой смерти. Это предчувствие и вправду сбылось — год спустя он умер. Вскоре приехал из Курляндии его сын, тоже Губерт, чтобы вступить во владение майоратом. По-видимому, юнец унаследовал все дурные качества своих предков: с первых же минут своего пребывания в Р-зиттене он выказал высокомерие, надменность, вспыльчивость и алчность. Он вознамерился немедленно изменить все, что счел неудобным или неприглядным; прогнал повара и хотел прибить кучера, что, однако, ему не удалось, ибо этот здоровенный малый дал достойный отпор; словом, он вовсю входил в роль сурового владельца майората, когда Ф. весьма твердо и решительно воспротивился этому своеволию, заявив, что ни один стул не будет сдвинут с места и ни одна кошка не оставит этого дома до тех пор, пока не вскроют завещания его отца.

— Вы смеете мне, владельцу майората… — начал было молодой наследник, но Ф. не дал раскипятившемуся юноше докончить свой выпад и, смерив его проницательным взглядом, проговорил:

— Не торопитесь, господин барон! Вы не можете вступить в управление, прежде чем будет оглашено завещание; а до тех пор распоряжаюсь здесь я, только я, и сумею ответить насилием на насилие. Напомню, что в силу своих полномочий, как душеприказчик вашего отца, и в силу постановления суда я имею право запретить вам оставаться в Р-зиттене, советую вам во избежание неприятностей спокойно вернуться в К.

Строгий, не терпящий возражений тон стряпчего придал его словам надлежащую значительность, и молодой барон, уже приведший в боевую готовность свои острые рожки, понял, что оружие его слишком слабо для такой твердыни, и почел за лучшее прикрыть позор своего отступления насмешливым хохотом.

Прошло три месяца, и настал день, когда, согласно воле покойного, надлежало вскрыть завещание. Кроме представителей судебного ведомства, барона и ф. в зале суда находился еще молодой человек весьма благородного вида, которого привел с собой Ф.; его принимали за писца стряпчего, поскольку из-под борта его сюртука торчали сложенные листы бумаги. Губерт, по обыкновению, едва взглянул на него и нетерпеливо потребовал, чтобы поскорее покончили с этой скучной и ненужной церемонией, не тратя времени на словоблудие и бумагомарание. Он вообще не понимал, причем тут завещание, по крайней мере касательно наследования майората, а ежели речь идет о каком-то особом предписании, то это будет зависеть от его собственного решения, принять оные во внимание или нет. Барон удостоверил руку и печать покойного отца и, бросив на бумагу мимолетный угрюмый взгляд, отвернулся; в то время как судейский писарь стал читать вслух завещание, он равнодушно смотрел в окно, небрежно свесив правую руку через спинку стула и барабаня левой по зеленому сукну судейского стола.

После краткого вступления покойный барон Губерт фон Р. заявлял, что он никогда не был настоящим владельцем майората, а только управлял им от имени единственного сына покойного барона Вольфганга фон Р., носившего, как и его дед, имя Родерих; ему-то после смерти отца и должен был по праву наследования достаться майорат. Подробные счета доходов, расходов и наличного состояния найдут в оставшихся бумагах. Барон Вольфганг фон Р., как сообщал Губерт в своем завещании, во время путешествия познакомился в Женеве с девицей Юлией де Сен-Валь и почувствовал к ней такую сильную склонность, что решил никогда больше с нею не расставаться. Она была очень бедна, а семья ее принадлежала к знатному, однако не блестящему роду, Уже одно это не оставляло никаких надежд получить согласие старого Родериха, все стремления которого были направлены на то, чтобы как можно более возвысить владельцев майората. Он решился, однако, в письме из Парижа сообщить отцу о своей склонности, и случилось то, чего и следовало ожидать: старый барон решительно объявил, что он сам уже выбрал невесту для владельца майората и ни о какой другой не может быть и речи. Вольфганг, который должен был отбыть в Англию, вернулся в Женеву под именем купца Борна и обвенчался с Юлией; по прошествии года она родила ему сына, ставшего после смерти Вольфганга владельцем майората. Приведено было много причин тому, почему Губерт, давно обо всем знавший, так долго молчал и почитался владельцем майората. Все они основывались на его давнишнем уговоре с Вольфгангом, но выглядели недостаточными и надуманными. Словно пораженный громом, уставился барон на писца, который монотонным и скрипучим голосом излагал все эти несчастья. Когда тот кончил, Ф. поднялся и, взяв за руку молодого человека, которого привел с собою, сказал, поклонившись присутствующим:

— Честь имею, господа, представить вам барона Родериха фон Р., наследственного владельца Р-зиттена!

Барон Губерт с нескрываемой яростью в горящих глазах взглянул на юношу, свалившегося с неба для того, чтобы отнять у него богатый майорат и половину имущества в Курляндии, погрозил ему сжатым кулаком и, будучи не в силах вымолвить ни единого слова, выбежал из залы. По просьбе судебных лиц барон Родерих представил письменные свидетельства, которые должны были удостоверить его как лицо, за которое он себя выдавал. Он предъявил выписку из регистров церкви, где венчался его отец, в коей значилось, что в такой-то и такой-то день купец Вольфганг Бори, уроженец К., в присутствии поименованных лиц сочетался браком с благословения церкви с девицей Юлией де Сен-Валь. Было у него и свидетельство о крещении (он был крещен в Женеве как ребенок, родившийся в законном браке от купца Борна и его супруги Юлии, урожденной де Сен-Валь), и письма его отца к его давно уже умершей матери, которые все были подписаны одной только буквою В.

Ф. с озабоченным видом просмотрел все эти бумаги и, вновь сложив их, сказал не без сомнения: «Ну, Бог даст, получится!»

На следующий же день барон Губерт фон Р. прислал через адвоката, которого объявил своим поверенным, заявление, в котором требовал передачи ему Р-зиттенского майората.

— Само собой разумеется, — говорил адвокат, — что ни посредством завещания, ни на каких-либо иных основаниях покойный барон Губерт фон Р. не имел права распоряжаться майоратом. Оглашенное завещание, следовательно, есть не что иное, как писанное и юридически оформленное свидетельство, согласно которому барон Вольфганг фон Р. якобы передал майорат своему сыну; свидетельство это имеет не большее доказательственное значение, нежели всякое другое, а посему не может утвердить в правах гипотетического барона Родериха фон Р. Дело претендента выяснить посредством судебного процесса свое наследственное право, которое мы решительно опровергаем, и потребовать передачи майората, ныне принадлежащего согласно порядку наследования барону Губерту фон Р. По смерти отца владение переходит непосредственно к сыну, и это не нуждается ни в каких разъяснениях, майорат нельзя отобрать, и, значит, нынешний владелец майората никоим образом не может быть лишен своих законных прав.

Совершенно не важно, по каким причинам покойный объявил другого наследника майората; следует только заметить, что, как видно из оставшихся после него бумаг, он и сам имел в Швейцарии любовную связь, так что, может быть, мнимый сын брата — на самом деле его собственный сын, рожденный незаконным образом, коему он в припадке раскаяния решил завещать богатый майорат.

Как ни казались истинными обстоятельства, изложенные в завещании, как ни возмутила судей версия, в которой сын не постеснялся обвинить покойного отца в преступлении, все же дело в том виде, как оно было представлено, выглядело законным, и только из-за неутомимых хлопот Ф., его твердых уверений, что вскоре будут предъявлены самые неопровержимые доказательства законности притязаний барона Родериха фон Р., удалось добиться отсрочки передачи майората и окончательного решения вопроса.

Ф. слишком ясно видел, как трудно ему будет исполнить свое обещание. Он перерыл все бумаги старого Родериха, но не обнаружил никаких следов письма или упоминаний об отношениях Вольфганга с девицей де Сен-Валь. В раздумье сидел он однажды спальне старого Родериха, где уже все переделал, и составлял послание к женевскому нотариусу, которого знал как деятельного и проницательного человека, — стряпчий надеялся, что он сможет доставить ему некоторые сведения, могущие пролить свет на дело молодого барона. Наступила полночь, полная луна ярко освещала соседнюю залу, дверь в которую была открыта настежь. Внезапно Ф. почудилось, что кто-то медленно и тяжело поднимается по лестнице, гремя ключами. Он насторожился, встал, вошел в залу и явственно услышал, что кто-то идет по коридору, приближаясь к дверям залы. Вскоре дверь отворилась и в залу медленно вошел человек со смертельно бледным, искаженным странной гримасой лицом, в ночной сорочке; в одной руке он держал подсвечник с зажженными свечами, а в другой — большую связку ключей.