Читать интересную книгу Железная леди - Кэрол Дуглас

– Нелл… – начал Годфри куда более нежным тоном, чем избрала бы я, сложись все по-другому.

– Ничего не говори! Я была не права, но в то же время и права. Ирен в Лондоне, – произнесла я, наконец поднимая на него взгляд с вызывающим видом.

Он ничего не отрицал:

– Хочешь теперь выпить чашечку чая?

Мы с Годфри больше не обсуждали инцидент, даже за обедом в тот вечер. Я решила, что, избегая этой темы, он надеется избежать новой лжи. Конечно, Ирен уже ведет следствие в Лондоне.

По крайней мере, мне вернули мои вещи.

Наконец я оказалась одна в комнате и стала обследовать сумку, чтобы посмотреть, нужно ли ее чинить или чистить. Как я сказала Годфри, кошелек с монетами все еще был там вместе с носовым платком, который теперь требовал стирки, и флакончиком нюхательной соли – предметом, без которого не должна обходиться ни одна женщина. Я осторожно его понюхала, чтобы избавиться от остатков миазмов напряженного дня.

С облегчением я обнаружила, что подкладка сумки не испачкалась, хотя пальцы у парня были грязные. Но раньше я не заметила свернутую в трубочку бумажку, которая лежала прямо на кремовой шелковой подкладке.

Я осторожно ее достала и расправила.

На листке были нацарапаны карандашом плохо различимые слова: «Приходите в Музей естествознания в зал позвоночных животных завтра в 11 часов утра (8-го). Важно». Письмо было подписано одной буквой: «К.».

Сердце у меня застучало с бешеной скоростью. Как это послание попало в мою сумку? Когда? Кто его передал? Я встала, собираясь позвать Годфри, но потом передумала.

Не хотелось снова выставить себя идиоткой, по крайней мере при нем. Нет никаких доказательств, что послание от Квентина Стенхоупа, но от кого еще оно может быть? А что касается способа доставки, эту загадку я должна разгадать сама.

Я отнесла записку на изящный письменный стол в стиле Людовика XIV. Отель «Браун» был в изобилии оснащен газовым светом, но на столе также имелась масляная лампа, которую я и зажгла. Края малюсенького бумажного рулончика я прижала стеклянной банкой для марок и бутылкой с чернилами.

Слова были написаны торопливо, но я все равно не смогла бы опознать почерк Квентина. Мне отчаянно хотелось, чтобы здесь оказалась Ирен и с одного взгляда проанализировала характер корреспонденции и доброжелательно объяснила мне свои умозаключения.

Манера написания была четкой; карандаш – не слишком острый – уже использовался раньше, а это означало, что поспешные каракули были начертаны спонтанно, прямо на улице; корреспондент специально выбрал такие слова, чтобы я не смогла их игнорировать.

Когда и как эта записка оказалась в моем распоряжении? Наверняка не в отеле, потому что я сама собирала сумку перед уходом. Наиболее очевидным кандидатом в посланники был неудачливый вор. Выходит, он кое-что добавил к содержимому моей сумки, вместо того чтобы вытащить?

Вероятно, поэтому он и «позволил» себя поймать. Я замечала эту противную личность несколько раз. Очевидно, ему дали задание следить за нами. Впрочем, он мог оказаться обычным воришкой, которому моя сумка представлялась лакомой добычей и который следовал за нами только по этой причине. Но если юный вор не бросал записку в сумку, кто еще мог это сделать?

Я встала, чтобы рассмотреть сумку: она была сшита из плотного фая в форме обычного мешочка с широкой горловиной, которая затягивалась при помощи шнурков, продетых в кулиску. Я дернула за шнурки и заметила, что даже в закрытом – так сказать, задушенном – состоянии горловина сумки сжата неплотно. Между складками оставалось достаточно места, чтобы засунуть тонкую бумажную трубочку поглубже в сумку.

Итак. Подбросить записку мог любой. Вдова в трауре, которая столкнулась со мной… старый солдат, поймавший воришку… цветочница, которая вручила мне букетик, если на то пошло… тот же юный оборванец… даже Годфри.

Одна из этих личностей – или кто-то другой, кого я не заметила, – могла быть переодетым Квентином. Или переодетой Ирен. Или даже – нельзя недооценивать того господина – переодетым Шерлоком Холмсом. Или ни одного из них там не было.

Я уронила голову на руки и закрыла глаза. В темноте передо мной проплывали персонажи прошедшего дня, как будто приглашая меня выбрать одного из них. Но днем мой выбор оказался катастрофически неправильным. Больше я так не ошибусь! И я пойду завтра на эту встречу. Разумеется, я решила ничего не говорить Годфри. Кроме того, я подозревала, что они с Ирен исключили меня из своей игры. Нельзя рисковать и позволить моему спутнику снова увидеть Квентина. В последний раз Годфри обещал выбить из Стенхоупа объяснение, почему тот исчез. Я не собиралась давать ему такую возможность.

Нет, надо как-то сбежать от Годфри, причем таким образом, чтобы он ничего не заподозрил. Но как? И тут я выпрямилась: на меня снизошло божественное вдохновение.

Я скажу Годфри, что желаю посетить церковь!

Глава двадцать третья

Честные граждане

– Церковь? – переспросил за завтраком Годфри с таким удивлением, будто я вознамерилась заглянуть в опиумный притон в районе Уайтчепел.

– Да. Церковь, – твердо повторила я. – У меня не было возможности посещать англиканские службы, после того как почти год назад я приехала к вам с Ирен в Париж.

– Я не был в церкви с тех пор, как мы с Ирен поженились, – признался он.

– Она тоже не была.

– Пожалуй, – начал Годфри без особого энтузиазма, – я могу пойти с тобой.

– Конечно, можешь, и это было бы даже желательно, если не учитывать того, что это мероприятие – мое личное паломничество. Я совершаю его раз в год в годовщину смерти моего любимого отца.

– Вот как. – Годфри выглядел таким озадаченным, каким я прежде его не видела. Упоминание о смерти близких – проверенный способ обеспечить быструю потерю интереса собеседника к вашим личным делам.

Он нахмурился:

– Что-то не припомню твоего ежегодного паломничества в тот период, когда ты работала у меня в Темпле.

Сочиняя очередной виток своей легенды, я даже пересолила пирог с почками.

– Ах… такие вещи имеют духовное значение и о них не принято болтать, Годфри.

– Без сомнения, без сомнения, – согласился он. – Ты дочь приходского священника, тебе лучше знать.

– Действительно.

– Какую церковь ты удостоишь своим паломничеством?

Теперь я ступила на очень деликатную почву. Сложность заключалась в том, что отель «Браун» располагался рядом с театральным районом под глупым названием Пиккадилли. Увы, как и следовало ожидать, здесь не было ни одного приличного храма на подходящем расстоянии. Не приходило на ум и ни одно из названий рядом с моим истинным пунктом назначения.

– Святой Троицы, – сказала я твердо, надеясь, что Годфри оставит свои расспросы.

Но он не зря служил адвокатом.

– Святой Троицы? – Его удивлению не было предела. – Почему, скажи на милость, ты решила отправиться именно туда?

– А почему бы и нет, скажи на милость?

– Я читал о ней во вчерашнем выпуске «Телеграф». Когда собор закончат, он станет блистательным достижением Движения искусств и ремесел[44] благодаря витражам Бёрн-Джонса и Морриса, но он не может служить целью твоего паломничества. Строительство еще не завершено, Нелл.

– Где же эта твоя церковь Святой Троицы?

– На Слоан-сквер, – ответил он, осторожно глядя на меня.

– Бог ты мой, нет! Это совсем не та Святая Троица, Годфри. Господи. Моя Святая Троица находится в Найтсбридже рядом с Музеем Виктории и Альберта – превосходный, строгий образец готического стиля.

Он намазал маслом булочку:

– Ты уверена, что я не смогу тебя переубедить и составить тебе компанию?

– Предпочитаю пойти одна, чтобы подумать о разных вещах.

– Вещах, – отозвался он эхом в своей новой раздражающей манере, совсем как Казанова.

– Вещах, – твердо повторила я. По крайней мере, хотя бы тут я не соврала.

Я объявила, что самостоятельно доеду омнибусом до Кенсингтона, чего не делала много месяцев. Годфри спорил и уговаривал взять кэб, но я устояла. Как доказало мое общение с Ирен и участие в ее ранних делах, маршрут поездки в кэбе проследить легче, чем в общественном транспорте, где все время кто-нибудь входит и выходит.

Как я пояснила Годфри, мой покойный отец не одобрил бы столь экстравагантную роскошь, как кэб, даже если речь идет о его памяти. Так как спорить с мертвым практически невозможно, Годфри отступил, и вскоре я была уже одна на своем пусть и не очень веселом пути.

Я вышла на Бромптон-роуд и зашагала в сторону Кенсингтона вместе с толпой незнакомых попутчиков – словно живая реклама «Удивительной присыпки для ног доктора Мортона», – размышляя по пути о крайних мерах, до которых меня довела попытка помочь Квентину Стенхоупу. Я никогда сознательно не обманывала тех, кому я была стольким обязана. Однако я знала Квентина гораздо раньше, чем встретила Годфри, если можно назвать знакомством такое краткое общение. Бедняга буквально цеплялся за меня все эти годы и, похоже, находил в этом определенное утешение. У меня нет иного выбора, кроме как встретиться с ним.