– Вы понимаете, что если я пожелаю прирезать вас, я сделаю это? – склонившись к самому уху Исильдора-Дени, шепнул я. В дверь теперь уже не стучали, а скорее барабанили. – Сударь, ваши деяния и недостойное рыцаря и дворянина поведение дошло до магистра вашего ордена. – На самом деле, я понятия не имел, к какому такому ордену принадлежит распростертый передо мной рыцарь, но он же тоже не мог знать о моей неосведомленности. – Я уполномочен властью, которая выше всех тронов, гербов и корон, навести, наконец, порядок в Божьем воинстве! И начну я с вас! С рыцаря, который своей неуместной ревностью и жестоким отношением к женщине позорит само звание рыцаря. Я говорю с вами, Исильдор-Дени де Ломбриве, и требую: подчинитесь голосу разума! Оставьте шумную Тулузу, если уж не можете переносить, когда рядом с вашей супругой оказывается кто-нибудь из рыцарей, и переселяйтесь в Лордфорд. В противном случае я имею власть отсечь ваши шпоры и лишить вас самого рыцарского звания, так что вы будете опозорены на все последующие века и лишены достойного посмертия.
– Я... я... – де Ломбриве был попросту убит подобной перспективой.
Я убрал нож от его горла, но казалось, что он даже не заметил этого. В дверь теперь уже ломились.
– Я смирю гордыню, достойный лорд, я прекращу ревновать мою жену и сделаюсь смирным, как агнец. – Он молитвенно сложил руки. – Простите меня, мессен Анри, простите ради всего святого и не исполняйте ваших страшных угроз, лучше смерть, чем бесчестье! Что же касается моей любимой, то, вы правы, я виноват перед ней, так виноват. Но всему причиной ее молодость и красота. Я ревновал ее потому, что боялся потерять. Потому что невыносимо для человека один-единственный раз на пути из многих жизней встретить любовь и понимать, что любой смазливый оруженосец может отобрать ее у тебя, в то время как ты словно видишь перед собой все прошедшие жизни – жизни без любви, и предчувствуешь грядущие эпохи, которые еще предстоит прожить! И все это без любви! Без любви, свет которой лишь коснулся тебя, чтобы...
– Ты опять?
– Нет, мессен, честное слово, я исправлюсь. Я буду достойным моей дамы.
– Хорошо, рыцарь. Даю тебе последний шанс. – С этими словами я подошел к двери и, отодвинув тяжелый засов, впустил толпу слуг во главе с тощим монахом, лекарем и Диламеей, которая, заметив, что муж ее пришел в сознание, тут же бросилась перед ним на колени, плача от счастья.
– Какого черта ты здесь делаешь? – Пьер взял меня под руку и отвел в дальний конец коридора, где нас не могли услышать.
– Я ничего не сказал ей. Клянусь честью.
Я вдруг почувствовал, что не хочу покидать этого места, хочу видеть, как будут развиваться отношения Диламеи с ее непутевым мужем. И вздохнул, понимая, что, если я действительно хочу блага для своей дочери, самое правильное будет незамедлительно покинуть замок и никогда больше не возвращаться в него.
– Диламея рассказала мне обо всем, Анри.
Пьер показал мне знаком следовать за ним; минуя несколько коридоров и лестничный проем, мы оказались в покоях, в которых он разговаривал со мной в первый раз.
– Когда-то ты стал причиной всех моих несчастий, ты отобрал у меня леди Амалию. Как я ненавидел тебя тогда. Но сегодня ты возвращаешь мне дочь, и я не могу не признать, что тем самым ты возвращаешь меня самого к жизни. И, справедливости ради, я готов в присутствии сначала своей семьи, а затем знати Фуа и Тулузы признать тебя братом и вернуть утраченное имя Анри Лордат.
Я вздрогнул.
– Не хочу причинять беспокойства леди Амалии, но если бы ты сказал до... госпоже Диламее, что я ее родной дядя, и позволил бы хотя бы изредка видеть ее, это было бы самым лучшим для меня. Что же касается Тулузы – забудь. Я вполне сжился с именем Горгулья.
Я махнул рукой, стараясь не выдавать охватившего меня смущения и – больше всего на свете в этот момент – желания обнять брата, которого должен был ненавидеть.
На самом деле, после того что выкинул мой молодой хозяин, мне уже не хотелось носить семейный герб или похваляться древностью рода, как это делали все вокруг. Служа дьяволу в преисподней, не станешь носить при себе святыни. Имя же моей семьи и герб с луной, рыбой и башней были и остаются святынями для меня.
Первый удар по Лангедоку
Распрощавшись с моей вновь обретенной семьей, я вернулся к Раймону, ждать, когда тот придет к власти и сделает меня главнокомандующим. Во всяком случае, всякий раз после веселых попоек Романе вис на мне, описывая, как же хорошо заживем мы все после смерти его дорогого отца.
Бедный наследник – он страдал оттого, что любил своих родителей, и одновременно с тем маялся бездельем и все время ускользающими от него перспективами. Его отец Раймон Пятый правил Тулузой с девяти лет, Роже-Тайлефер в двенадцать получил Каркассон и Безье. Вокруг него постоянно копошились молодые и охочие до денег, власти и славы рыцари, совершающие громкие дела и вырывающие у судьбы все то, что она не собиралась им давать по праву рождения.
Началась массовая подготовка к Третьему Крестовому походу, целью которого было отбить у нехристей Иерусалим. При дворе все чаще начали звучать боевые сирвенты вдохновителя Христова воинства, славного Бертрана де Борна. Жиро де Борнель и Пейре Видаль пели о войне, призывая на ратный подвиг рыцарей, чьи имена должны были навечно вписаться в историю.
В предчувствии грядущей разлуки дамы сделались более страстными и самоотверженными. Они заранее проливали слезы, представляя себе, как осиротеют веселые земли Лангедока без славных рыцарей и прекрасных трубадуров. Весело стучали молотки кузнецов, изготовляющих великолепные, похожие на чешую рыб, кольчуги, ладные шлемы, мечи и специальные металлические пластины, которые следовало набивать на кожаные латы в особо уязвимых местах, дабы сохранить жизнь смелым воинам.
Постепенно по всему краю начали появляться страшно довольные собой рыцари в белых плащах с разнообразными крестами, соответствующими символике рыцарского ордена, к которому они относились.
«В Святой земле все по-другому, – делились своими воспоминаниями ветераны, – дома ты можешь быть никем, но там... там ты станешь тем, кем только сможешь стать. Там в один день можно разбогатеть, пленив какого-нибудь султана. Их же там не сосчитать, потому что у каждого правителя огромные гаремы с множеством жен. А те, ясное дело, исправно рожают им наследников. А наследник султана – и сам султан. Ты можешь добиться невиданной воинской славы и снискать любовь высокородной дамы. Ты вообще можешь стать бароном или королем. Там – воистину Святая земля, где исполняются самые смелые мечты. Там простятся все твои вольные и невольные прегрешения, ты очистишься и сможешь начать жизнь заново. Вот что такое Святая земля!»