Говорили не торопясь. Бывало, министр, весьма внимательно следящий за докладом, взглянув в окно на плац, восклицал:
— Смотрите, какой болван на третьей лошади с фланга. Так затягивает повод, что конь не понимает, чего же все-таки от него хочет всадник. А унтер-офицер что зевает… Однако вернемся к нашему делу; но не могу не делиться с вами впечатлениями, зная, как и для вас верховая езда близка к сердцу.
Такие отклонения бывали, впрочем, весьма редки. Обычно граф, закурив свою огромную утреннюю сигару, слушал с большим вниманием мое изложение, вникая во все подробности и высказывая всегда очень определенные решения. Конечно, главное внимание обращалось на всеподданнейшие доклады, которых бывало при каждом приеме министра у государя от 5 до 15. Фредерикc немедленно улавливал, что могло бы вызвать несогласие Его Величества по существу или по форме доклада. Впоследствии я так изучил царя, что мне почти никогда не приходилось переделывать проекты своих докладов.
ДЕНЬ МИНИСТРА (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Вскоре после начала нашей совместной работы Фредерикc начал ставить меня в курс всего того, что говорилось во время его докладов государю. Министр скоро убедился в полной моей скромности относительно конфиденциальных вопросов. Касательно же себя, он соглашался, чтобы я ему не передавал доходивших до меня слухов.
— Я кристалл прозрачный, — пояснял граф, — все насквозь видно. Лучше не говорите мне того, что не надо передавать. Могу проболтаться. О делах же не проговорюсь.
И это было, действительно, так.
Помня еще Фредерикса полковым командиром, весьма вспыльчивым и часто резким, я был удивлен переменой его характера. Произошла она благодаря тому что министр делал разницу между средами придворною и полковою. Остерегаясь резких выражений и боясь их употреблять, Фредерикс старался, где только возможно, возлагать на меня обязанность передачи всяких замечаний и выговоров, оставляя за собою лишь похвалу.
По окончании доклада мы приступали к подписыванию бумаг. Граф смотрел на это как на священнодействие, фамилию подписывал стальным пером, а росчерк производил другим — гусиным16 и всегда возмущался своими коллегами, которые иногда так подмахивали бумаги, что прочесть имена их было невозможно. Фредерикс считал, что письмо или бумага, подписанная министром двора, обыкновенно должна быть четкою и красивою. В обычное время, к счастью, кроме контрассигновки подписей государя и его пометок, подписей министра бывало мало. В дни же пожалований, когда Фредериксу надо было подписывать до сотни писем, это являлось изрядным испытанием терпения докладчика.
Мои доклады кончались в первом часу. Фредерикc после завтрака с семьею в час дня совершал обязательную поездку к куаферу «Пьеру» на Большой Морской, где ежедневно брился. В случае недомогания, конечно, лейб-цирюльник призывался на дом, но министр этого очень не любил, так как поездка входила в программу дня. Во время путешествий граф отлично брился сам, но не любил в Петербурге отходить от своей старой привычки.
С 3 часов дня начинался у Фредерикса доклад начальников отдельных частей министерства двора и прием лиц, которым граф назначал аудиенции. Докладывали об этих лицах чиновники особых поручений моей канцелярии и причисленные к ней кандидаты на классную должность, которые по окончании приема, обычно в седьмом часу, телефонировали мне обо всем происходившем в течение дня у министра и о его приказаниях на следующий день. После этого, если не было спешных дел, Фредерикc обедал дома и затем проводил время в семье, которая большею частью собиралась с несколькими немногочисленными друзьями дома у графа в кабинете, или вся семья ехала в один из императорских театров, где против малой царской ложи была ложа министра двора.
Если бывали дела, волновавшие Фредерикса, он давал мне знать пред обедом, чтобы я приехал к нему в десятом часу вечера, когда порою засиживался до полуночи. В первые годы в начале одиннадцатого часа приносили в кабинет бутылку хорошего бордосского вина и сухари. Граф имел обыкновение опорожнять ее вдвоем с кем-нибудь. Впоследствии врачи воспротивились этому, и ко времени войны Фредериксу пришлось совсем отказаться от этого удовольствия.
Министр очень любил свой образ жизни и старался его по возможности не нарушать как во время путешествий, так и в летних резиденциях двора.
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ГОСУДАРЯ И ФРЕДЕРИКСА
Не могу не рассказать здесь об отношениях Их Величеств к министру.
Кроме своих двух докладов в неделю — одного по субботам утром и второго доклада по четвергам после завтрака, Фредерикс бывал во дворце очень часто. Когда Их Величества находились в Царском Селе, граф ездил к ним, помимо своих докладов, не менее двух раз в неделю: на прием или на парад какой-нибудь части, а иногда просто приглашенным на завтрак, что бывало большею частью, если императрица имела что-либо сообщить графу. Кроме того, министра звали на все интимные празднования, как-то: рождения или именины детей, елку конвоя и подобные торжества, официально не праздновавшиеся.
Но возвращении от Их Величеств Фредерикс немедленно требовал меня к себе, чтобы передать мне все последовавшие повеления государя. При этом было трогательно слышать искреннюю радость моего начальника, если он мог рассказать о какой-либо похвале или внимании к нему Их Величеств. Нужно сказать, что они на это не скупились.
Если бывало, что по нездоровью Фредерикс неделю не мог побывать в Царском Селе, царица присылала ему какую-нибудь безделушку своей работы с запискою и пожеланием здоровья от нее и государя. Никого они так не баловали, но я уверен, никто, как Фредерикс и его семья, так не ценили их внимание. Маленькие подарки и записки долгое время показывались друзьям дома с особою радостью и гордостью.
Государь особенно любил разговаривать с министром двора. Я полагаю, что это было единственное лицо всей ближайшей свиты, с кем Его Величество делился впечатлениями касательно своих отношений с великими князьями, а иногда и затруднениями с министрами. Граф имел особое чутье, как уладить то или иное недоразумение. Кроме того, когда император по природной своей застенчивости уклонялся сам от выражения кому-либо своего недовольства, то поручал это Фредериксу, который эту весьма неприятную задачу исполнял в смягченной форме.
Государь видел всегда в своем министре двора справедливого и благородного человека, каковым он и был, с ясными взглядами на события, бесконечно преданного и любящего. Я слыхал об этом неоднократно от третьих лиц, знавших это со слов самого государя. Сам же я убедился в том, что Фредерикс умел говорить правду Их Величествам, но умел ее облечь в такую форму, которая их не коробила, и вместе с тем избегал вмешиваться в вопросы других ведомств, если только государь этого от него категорически не требовал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});