Читать интересную книгу Игра Эндера. Глашатай Мертвых - Орсон Кард

— Ты вырос с тех пор, как я тебя видела в последний раз, — глупо заметила Вэлентайн.

— Ты тоже, — сказал он. — Я помню, что ты была красивой.

— Память иногда устраивает с нами странные шутки.

— Нет. Твое лицо осталось таким же, просто я забыл, что значит красивое. Ладно, давай выйдем в озеро.

Она с недоверием посмотрела на маленький плот.

— Не надо вставать на него, вот и все, — сказал он. Он вполз на него как паук, касаясь досок только пальцами рук и ног. — Это первое, что я построил своими руками с тех пор, как мы с тобой строили из кубиков питерозащитные сооружения.

Она засмеялась. Они очень любили сооружать из кубиков такие постройки, которые продолжали держаться и после того, как из них вынимали большую часть видимых опор. Питеру же, напротив, нравилось вытаскивать по кубику тут и там так, чтобы при следующем прикосновении вся постройка рухнула. Питер был ослом, но он придал их детству особый колорит.

— Питер изменился, — сказала она.

— Не будем о нем говорить, — попросил Эндер.

— Хорошо.

Она вползла на плот не так умело, как Эндер. Орудуя веслом, Эндер медленно вывел плот на середину частного озера. Она вслух заметила, что он загорел и окреп.

— Сила — заслуга Боевой школы, а загар я получил здесь. Я много времени провожу на воде. Когда плаваешь, кажется, что ты в невесомости. Мне ее очень не хватает. И еще, на озере кажется, что находишься на дне блюдца. Я жил в таком блюдце целых четыре года.

— Значит, мы с тобой стали незнакомцами.

— Разве не так, Вэлентайн?

— Нет, — сказала Вэлентайн. Она вытянула руку и коснулась ею ноги Эндера. Затем неожиданно сжала его колено как раз в том месте, где ему всегда было очень щекотно.

Но почти в ту же секунду он схватил ее за запястье. Захват был очень сильным, несмотря на то, что кисти рук у него были меньше, чем у нее, а сами руки были тонкими и узкими. Минуту он казался опасным, а затем расслабился.

— Ах, да, — сказал он. — Ты всегда щекотала меня.

— Больше не буду, — сказала она, убирая руку.

— Хочешь искупаться?

Вместо ответа она перекинула себя через борт. Вода была чистой и прозрачной, и в ней не было хлорки. Она немного поплавала, а потом вернулась на плот и растянулась там под бледными лучами солнца. Над головой кругами летала оса, затем она приземлилась на плот невдалеке от нее. Она знала, что оса где-то рядом, и в любое другое время она испугалась бы. Но не сейчас. Пусть себе гуляет по плоту, пусть греется на солнышке, как она.

Но вдруг плот завертелся, и, повернувшись, она увидела, как Эндер спокойно раздавил осу одним пальцем.

— Это мерзкая разновидность, — сказал Эндер. — Они всаживают в тебя жало, не дожидаясь, когда на них нападут. — Улыбаясь, он добавил: — Я изучал стратегию предупредительного удара. И я преуспел в этом искусстве. Меня ни разу не побеждали. Я был лучшим солдатом за всю историю Боевой школы.

— Кто же мог в этом сомневаться, — сказала она. — Ведь ты — Виггин.

— Но какое это имеет значение?

— Это означает, что ты кое-что значишь для мира. — И она рассказала ему о том, что делали они с Питером.

— Сколько Питеру? Четырнадцать? И уже замыслил захватить власть над миром?

— Он считает себя Александром Македонским. А почему бы и нет? А почему бы и тебе не быть им?

— Мы не можем оба быть Александрами.

— Две стороны одной медали, а я — металл между вами.

Уже произнося это, она спрашивала себя, насколько это может быть близким к правде. В эти последние несколько лет она так много делила с Питером, что, даже когда презирала его, она все равно его понимала. В то же время Эндер был до сих пор просто воспоминанием. Очень маленький, хрупкий мальчик, нуждающийся в ее защите. Вовсе не этот загорелый человечек с холодными глазами, убивающий ос одним пальцем. «Может быть, и он, и Питер, и я — совершенно одно и то же, все стоим друг друга. И может быть, наше стремление быть непохожими друг на друга объясняется ничем иным, как ревностью».

— С этими медалями существует небольшая проблема: когда одна сторона вверху, другая всегда внизу.

«И в данный момент ты считаешь, что внизу ты?»

— Они хотят, чтобы я убедила тебя продолжить занятия.

— Это не занятия, а игры. Одни игры, от начала до конца, только они меняют в них правила, когда им это заблагорассудится. — Он поднял расслабленную руку. — Видишь ниточки?

— Но ты тоже можешь их использовать.

— Только если они сами захотят, чтобы их использовали. Только если они думают, что используют тебя. Нет, это слишком сложно, я сыт этими играми по горло. Как раз тогда, когда я стал чувствовать себя счастливым, когда я думал, что могу многое сделать, они всадили в меня еще один нож. С тех пор, как я здесь, я постоянно вижу кошмары, мне снится, что я снова в боевом зале, но вместо невесомости они устраивают игры с гравитацией. Они изменяют ее направление, и я вообще не могу добраться до стены, к которой стартовал. Я не могу добраться туда, куда намеревался. И я все время умоляю их разрешить мне добраться до двери, а они не пускают меня, все время затягивают меня обратно.

Она услышала в его голосе злость, и подумала, что причина этой злости она сама.

— Я думаю, что меня доставили сюда именно для того, чтобы затянуть тебя обратно.

— Я не хотел тебя видеть.

— Мне говорили.

— Я боялся, что все еще буду любить тебя.

— Надеюсь, что будешь.

— Мой страх и твоя надежда оправдались.

— Эндер, это и в самом деле правда. Хоть мы и дети, мы не так уж беспомощны. Мы долго играли по их законам, и их игра стала нашей игрой. — Она хихикнула. — Я в Президентской Комиссии. Питер в такой ярости.

— Они не разрешают мне пользоваться сетями. Здесь нет ни одного компьютера, не считая компьютерных дедушек, отвечающих за Систему Безопасности и освещение. Их поставили здесь сто лет тому назад, когда они вообще ни к чему не подсоединялись. Они отняли у меня мою армию, они отняли компьютерную доску, и что интересно, мне на самом деле на это наплевать.

— Тебе, наверное, не скучно одному?

— Нет. Со мной мои воспоминания.

— Может быть, мы — это и есть наши воспоминания.

— Нет, со мной мои воспоминания о незнакомцах. Мои воспоминания о чужаках.

Вэлентайн вздрогнула, как если бы вдруг набежал холодный ветерок.

— Я больше не смотрю видеофильмы о чужаках. Они всегда показывают одно и то же.

— Я смотрел их часами. То, как их корабли движутся сквозь космос. И что интересно, — как пришло мне в голову совсем недавно, когда я валялся на этом озере, — все битвы, в которых чужаки и люди сражаются врукопашную, взяты из Первого Нашествия. Все сцены из Второго Нашествия, где наши солдаты уже носят форму МФ, показывают чужаков мертвыми. Их тела валяются повсюду, некоторые из них — прямо на пультах управления. Ни малейшего признака борьбы или чего-нибудь в этом духе. Что касается битвы под командованием Майзера Рэкхэма — они не показали из нее ни единого кадра.

— Может быть, это какое-то секретное оружие?

— Нет, нет. И потом, мне плевать, каким способом мы их убивали. Но мне надо знать, кто они такие, эти чужаки. Мне о них ничего не известно, хотя и предполагается, что настанет день, когда мне придется встретиться с ними в бою. Я за свою жизнь участвовал во многих боях, иногда они были игрой, а иногда нет. И каждый раз я побеждал потому, что понимал мысли своего противника. По тому, как он действовал, я мог бы сказать, что он думал по поводу моих действий и по поводу дальнейшего развития боя. И я мог использовать это. Мне это всегда удавалось. Понимать, что думают другие люди.

— Проклятие детей Виггинов, — пошутила она, но слова Эндера ее напугали, ведь Эндер мог бы прочитать и ее мысли с той же легкостью, с которой читал мысли своих врагов. Питер всегда понимал ее или считал, что понимает, но это ни в малейшей степени ее не трогало. Питер сам был моральным уродом, и было совсем не стыдно, когда ему удавалось угадать самые низкие из ее мыслей. Но Эндер… Она вовсе не желала, чтобы он ее понимал. Ей было бы очень стыдно перед ним.

— Ты думаешь, что не сможешь победить чужаков до тех пор, пока не поймешь их?

— Это гораздо глубже. Пока я прохлаждался здесь в полном одиночестве, у меня было достаточно времени подумать и о самом себе. И попытаться понять, почему же все-таки я так себя ненавижу.

— Нет, Эндер.

— Не говори мне «Нет, Эндер». Я долго шел к тому, чтобы наконец-то понять это. Я ненавидел себя, я и сейчас себя ненавижу. Можно объяснить это так: в тот момент, когда я понимаю противника настолько хорошо, что способен нанести ему поражение, в этот самый момент я начинаю любить его. Я считаю, что невозможно по-настоящему понимать кого-либо: чего они хотят, во что верят, и при этом не любить их так, как они любят сами себя. И как раз в тот самый момент, когда я начинаю их любить…