Читать интересную книгу Знай, что я люблю тебя (СИ) - Мелевич Яна

В общем все то, что он едва ли ни тысячу раз по глупости не потерял.

Лана помирилась с Раисой почти сразу, будто не ссорились вовсе. Может волнение объединило, ожидание возможности посещения Ярослава, а может просто делить им было боле нечего. Ведь обе оказались жертвами чужих злых умыслов и шуток. Алла со свойственной ей прямолинейностью так и сказала: нечего из-за мужика перья друг другу выдирать. Не бабское дело – за смазливого блондина волосы последние драть.

Анна долго просила прощения, ощущая дикий стыд за свою сотрудницу. Хотела вернуть деньги, но никто не разрешил. Посоветовали только потратиться на камеры слежения не только в холле, но еще кабинетах. Зато несмотря на все запреты врачей, ругань с медперсоналом, удалось разок протащить Пусю, мигом устроившуюся возле нерадивого хозяина, у которого оказались сломаны ребра, да остался небольшой шрам под правым глаз, навсегда ставший напоминанием о том, что произошло. Уже не такой идеально красивый, зато счастливый, потому Ярик не особо расстроился. И пропустил все заседания суда, где за сговор с целью убийства судили двух участников: Влада Кириченко, на которого повесили еще и статью о нападении на Раису, и Дениса Головина, навсегда оставшегося парализованным ниже спины после страшной аварии. Они больше не виделись, но чуть позже Стас Морозов принес кроткую записку на листке, выдранном из блокнота, где было лишь одно слово: «Прости».

- Знаешь, не хотел это отдавать тебе, - фыркнул Морозик, когда Ярик беспечно сложил лист, чуть морщась от боли, в заживающих ребрах. Тасманов тогда только улыбнулся, отвечая:

- Если бы не отдал, я бы не знал, что он раскаялся.

- Его не признали невменяемым, - буркнул Стас, - так что не уверен в его словах. Он - преступник, всегда им будет.

- Возможно, - рассеяно ответил Ярослав, глядя перед собой на больничную стену одиночной вип-палаты. Чудо место, при доплате еще и многочисленные гости разрешаются, хотя вот собаку снова протаскивать в сумке запретили.

Он вдруг солнечно улыбнулся, заставив удивленного полицейского замереть, будто ослепленного ярким светом.

- Однако по-прежнему повторяю: прощаю. Все что он мне сделал, это больше никогда всплывать. Не хочу ни злиться, ни вариться в ненависти к нему. Я жил двадцать лет в ненависти к самому себе – поверь, нет наказания хуже этого.

Морозов нахмурился, сунул руки в карманы форменных брюк, шагнув к окну, выходящему на зеленый двор больницы. Прикусил губу, повернувшись.

- Забойчук Олеся, условный срок. Отделалась легким испугом?

Ярослав промолчал, оставляя мужчину без ответа. Тот разговор с долговязым мальчишкой, едва уговорившим Пашу провести его в палату к Тасманову с Раисой, в тот день пришедшей его навестить, под чутким присмотром Кенара – никого не должен был коснуться. Наивный мальчишка, влюбленный в наивную дурочку, со временем превратившуюся обиженную мстительную женщину нашел в себе силы прийти и просить за нее. Умолял, плакал, не обращая внимания на рыки Кенара совсем рядом.

- Пожалуйста, - попросил, глядя упрямо, сжимая кулаки.

И в ту секунду, когда его Рысенок сказала, что не держит на него и его девушку зла, Ярослав понял для себя самое важное – ему тоже стоит научиться прощать. Потому что именно это качество, свойственное только Рае, когда-то дало ему второй шанс. Миллион шансов, спущенных впустую в унитаз.

Смогла она - сумеет и он. Любить, прощать, ценить шанс, подаренный жизнью на еще одну возможность исправить свои ошибки. Олеся свою возможность все исправить получила, как в свое время получил Ярик, и теперь собственная судьба оставалась лишь в ее руках.

Сегодня в галерее «Артефакт» проходила уникальная выставка. Фотографии молодого, начинающего только первые шаги в своей карьере, но безумно талантливого фотографа. Он появился, вспыхнув яркой звездой в прессе ближе к концу лета, а первым дням бабьего лета в сентябре уже оказался знаменит на всю столицу с подачи многих именитых людей в сфере искусства. Злопыхатели говорили, что это поддержка его любовницы – главного редактора журнала «Гламур». Кто-то шутил про постельные связи с их фотографом Полем и многими другими людьми «цветной» братии из мира шоубизнеса. Каждый подобный случай грязной статьи Нона пресекала на корню, развернув настоящую пиар-компанию вокруг имени Ярослава Тасманова

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В него вцепились, точно голодная свора собак, издания и блогеры во всемирной сети, желая знать кто, что и чем живет. А заодно о личной, покрытой тайной за семью печатями. Потому такой ажиотаж на выставке – возможность увидеть, впервые услышать и узнать ответы на свои вопросы.

- Так, прекрати жевать! Вот я тоже ела, мне врач потом диету назначила! – Кира быстро отобрала у Раисы пятый эклер, проигнорировав жалобное хныканье. Маленькая блондинка оправила складки платья, отодвигая блюдо с пирожным подальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я не могу, все время на сладкое тянет, - грустно проводив взглядом сладости, взяла с подноса заботливо принесенный официантом сок.

- Девчонка поди, - хмыкнула Кристина Радова, оглядывая фигуру Раисы. Пятый месяц пошел, а живота почти не видно благодаря удачно подобранному фасону платья греческого стиля. Просто, удобно и невероятно красиво. – Хотя вот по тебе с твоим ростом вообще прибавку в весе не видно, - озадачилась

- Грудь стала больше, - проворчала Рая, одергивая алую ткань, оглядывая просторный зал, по которому переговариваясь, передвигались звезды эстрады, политики, чиновники и именитые люди мира моды, переходя от фотографии к фотографии. Заметила Марка с Настей, улыбнувшихся ей. Немцов поднял бокал шампанского в приветствии, получив ответный кивок.

- Прям Яричка наш так расстроился, - хохотнула Лана, отпивая из бокала, - не успел из больнички выскочить, уже орал, как мартовский котяра, что соскучился по любимой своей.

- Как конченый идиот под окнами твоей квартиры, - хмыкнула Алла, вызвав общий смех.

- Зато как романтично-о-о, - вздохнула Кира, жмуря глаза и нащупав руку мужа, стоящего рядом. – Правда Паш?

- Чего? – обернулся Кенар, отвлекаясь от разговора с Сергеем, посмотрев на жену сверху-вниз. – Ты, о чем?

- Говорю: Ярик романтик. К Раечке нашей с цветами на балкон пятого этажа взобрался, дабы предложение сделать, в любви признавался, - ее тон сменился на мрачный, а взгляд на недовольный. – Вот ты мне, когда цветы в последний раз принес, что сказал? «На вот веник, только в спальне не ставь, я от них чихаю!», - передразнила невозмутимого Пашу, чья рука обвила талию супруги, прижимая ту к себе крепче.

- Так ведь реально чихал, - ответил, с мурлыканьем наклонившись, дабы ткнуться носом в шею девушки, вдыхая ее аромат.

- Ничего хорошего, кстати. Потом опять ментам два часа в управлении доказывали, что мы не домушники, - буркнул Сергей, почувствовав руку Кристины на своей груди.

- Но ведь романтично же было, - снова выдала Кира, пихнув шутливо Кенара в бок. – Мне бы так сделал.

- Не-е, мне до подвигов Тасманчика еще косячить и косячить, - ухмыльнулся Канарейкин, вызывая новый взрыв смеха.

Раиса хотела уже возмутиться за шутки над женихом, но внезапно погасший свет, затем музыка из установленных колонок привлекла внимание людей к импровизированной, сооруженной специально для сегодняшнего вечера сцене, освещаемой софитами. А с ней фигуру в черном смокинге, держащую микрофон. Тысячи пойманных женских вздохов, шепотков, завистливых взглядов мужчин. Удивительная красота, привлекающая внимание каждого в зале. Наверное, этот мужчина смотрящий сейчас только в ее сторону, находя в толпе да темноте Раису даже с такого расстояния, всегда будет одним взглядом заставлять сердце замирать на доли секунд. И с каждым днем влюблять в себя сильнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Дамы и господа, я рад приветствовать вас на своей первой выставке, организованной при поддержке моих верных друзей, журнала «Гламур» и его главного редактора – Ноны Вербицкой! – он подошел ближе к ступенькам, ведущим на сцену, помогая стройной женщине взойти на сцену, придерживая ее руку. В жесте ничего лишнего, лишь джентельменская помощь, а в улыбке и взгляде скорее благодарность, чем нечто большее, как бы ни старалась пресса рассмотреть там что-то личное.