Словно подслушав её мысли, в дверь стукнули, она тут же открылась, и в комнату впорхнула Галя.
— Садись, сам велел помочь тебе с макияжем.
— С чем? — растерялась Катя.
— Накрасить тебя и косметику передать, — объяснила Галина. — Да садись уже, если не хочешь нагоняя от хозяина. Он у нас, если ещё не поняла, мужик строгий, и терпеть не может, если его распоряжения игнорируют или выполняют спустя рукава.
Пришлось повиноваться.
— Ну вот, — Галя отошла, любуясь на результат. — Ты такая лапочка, зря не красишься! Вот, это всё твоё, хозяин приказал забрать с собой.
Она положила на стол косметичку и подмигнула Кате.
- Желаю хорошо отдохнуть! Эх, причёску бы тебе, но и так неплохо, только оставь их распущенными, не делай свою вечную дульку.
— Какое «отдохнуть», Галя! Мне за детьми смотреть, за этим и берут с собой.
— Конечно, обязательно присмотри! И за детьми, и за их отцом! Спускайся уже, а то хозяин вокруг машины уже в плитке дорожку протоптал, — и горничная вышла.
Время! — Катя заметалась по комнате. Схватила лодочки, обулась, взялась за чемодан и едва не застонала — волосы же!
Пришлось так и идти — с распущенными. Ничего, в машине их соберёт, Галя права — нельзя заставлять мужчину долго ждать!
— Катя! — рванули к ней чисто умытые Лиза с Артёмом.
Мальчик, как делал часто, подбежав, поднял кверху ручки, и Катя, оставив чемодан, привычно подхватила его, прижав к себе.
— Тёмка, ты сегодня много каши ел! Еле подняла — вон как подрос! — и, развернувшись в сторону машины, обожглась о взгляд Воротаева.
Няня выглядела… Чёрт… Не как няня, а как женщина его круга. Молодая, состоятельная, красивая и…
Воротаев сморгнул, прогоняя наваждение, и неожиданно почувствовал раздражение. Да, он хотел, чтобы Катерина вновь ощутила себя женщиной. Хотел, чтобы она избавилась от навязанных ей Резиным комплексов и перестала прятать свою восхитительную фигуру, стягивать в узел волосы, начала пользоваться косметикой. И, главное, чтобы из её глаз ушло это виновато-затравленное выражение, с каким она смотрит на мужчин. Вот с детьми она совершенно другая — открытая, весёлая, такая настоящая! Он до ужаса хотел, чтобы такой она была всегда и не только для детей.
Сейчас же, глядя на результат своих усилий, он не знал, радоваться или негодовать — перед няней Катей он ещё мог устоять, но перед этой красавицей с точёной фигурой, роскошными тёмно-каштановыми волосами, обрамляющими её лицо, выразительными карими глазами и осанкой королевы сдерживать мужские желания будет проблематично. А ещё женщина так органично смотрелась с его сыном на руках, что сердце невольно дрогнуло и пропустило один удар — так выглядит мать, которая обнимает своего малыша…
Пауза затягивалась, и усилием воли Александр оторвал жадный взгляд от инсталляции «мать и сын».
— Я рассчитывал, что мы приедем не позже шести, — пробурчал он недовольным голосом, не желая, чтобы женщина заметила, насколько он потрясён её преображением. — Сейчас пять, а нам добираться больше двух часов!
Катя осторожно опустила на землю Тёмку и, не отвечая хозяину, предложила детям:
— Артёмыч, садись-ка в машину! И ты, Лизок. Давайте, я вас пристегну. Вы ж мои умницы!
Воротаев отметил, как послушно выполнили просьбу няни его шебутные наследники, как ловко и ласково она с ними обращается. Впрочем, последнее он замечал не впервые, ведь и на должность няни он пригласил женщину именно из-за этого — она любит детей и искренне о них переживает.
Машина набрала скорость.
Воротаев вёл, поглядывая в зеркало. Катя затеяла с малышнёй какую-то тихую игру, благодаря чему его не дёргали бесконечные «хочу пить» и «хочу пипи». И вдруг он заметил в руках Лизы что-то белое, подозрительно напоминающее…
— Лиза, кто тебе разрешил взять это чудовище?! Я же запретил выносить игрушки из детской! — едва не взревел он. — Я остановлюсь на ближайшей заправке, и ты отнесёшь монстра в мусорный бак! Екатерина Михайловна, как вы могли просмотреть?
— Нет! — девочка прижала игрушку к себе, её глаза немедленно налились слезами. — Это мой Йети!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я собрала, переодела детей и передала их в руки Гали с Мариной. На тот момент в Лизином рюкзачке монстрика не было. Видимо, пока мне делали макияж, — мрачно произнесла няня, — кто-то за девочкой не уследил. Но выбрасывать игрушку лишнее. Йети просто поживёт пока у Лизы в рюкзаке, а когда мы вернёмся домой, то больше не будет убегать из детской. Правда, Лизок?
— Правда, — прошептала дочь, прижимая к себе чудовище.
Воротаев вспыхнул — это что же — он в глазах дочери плохой, а няня — хорошая? Да как она смеет оспаривать его приказы!!!
— Мы остановимся и оставим игрушку на заправке, — безаппеляционно заявил мужчина. — Вы забываетесь, Екатерина Михайловна. Здесь я решаю, что будут делать мои — подчеркнул он голосом — дети!
И увидел, как женщина вздрогнула, будто он её ударил.
Чёрт!!! Не хотел же делать ей больно, планировал за этот уик-энд перевести их общение в более тёплое русло, и сам же всё испортил… Далась ему эта игрушка!
- У Мамоновских детей тоже будет белый кошмар, вон он едет в подарок младшей дочери, — пытаясь немного сгладить впечатление от резкого тона, принялся объяснять очевидное. — Две одинаковых игрушки — да они передерутся, где чей монстр!
— А мы пометим Лизочкиного Йети, — если Катя и обиделась, то детям она это никак не показала, продолжив разговаривать с ними обычным тоном, но короткий взгляд, который она метнула в зеркало, встретившись там с глазами Воротаева, показал ему, что невольная пощёчина своей цели достигла. — У меня тут куча всего, — женщина склонилась над сумочкой, вытащила косметичку, которую он сам приказал горничной передать няне, и принялась в ней увлечённо копаться.
Артём и Лиза, отложившая слёзы на потом, с интересом следили за её действиями.
— Вот! — Катя держала в руке бутылочку с лаком. — У Йети ноготки жёлтенькие, а если мы ему их сейчас покрасим, то твоего Йети, Лиза, уже ни с каким другим не перепутаешь!
И принялась красить ногти игрушке! На ходу, завоняв салон запахом лака!
Но, надо признать, этот способ идентификации монстра неплохо подходил, да и сын с дочкой, увлечённо наблюдающие за процессом, и думать забыли о капризах. Вздохнув, Воротаев был вынужден признать, что няня нашла идеальное решение проблемы, ведь заставь он дочь выбросить игрушку, и выходные были бы безнадёжно испорчены. Обиженный ребёнок постарался бы донести до родителя, как тот был неправ. И другой вариант — если бы Тамара с Лизой принялись выяснять, где чей монстрик, тоже до добра вряд ли довёл.
В общем, няня молодец, а он облажался.
Солнце уверенно стремилось к горизонту, когда машина вырулила к высоким кованым воротам усадьбы Мамона. Александр въехал в предупредительно распахнувшиеся ворота и, проехав по подъездной аллее метров пятьдесят, затормозил напротив высокого крыльца, больше смахивающего на подиум, чем на обычный вход в дом.
Да, Мамон развернулся с размахом!
Александр выбрался из машины и принялся помогать Кате, перехватив у неё Лизу, но Тёмка отпускать руку няни отказался. Мальчик с любопытством озирался, вцепившись в Катерину, как в спасательный круг.
— С приездом! — Владимир выскочил откуда-то из-за угла, пожал руку Александру и сосредоточился на остальных гостях.
— Это Екатерина, — Воротаев назвал имя, но опустил должность — «няня», ведь Вовка уже был в курсе. — А это Артём и Елизавета.
— Катя, вы позволите так вас называть?
Няня кивнула.
— Очень приятно познакомиться, я — Владимир. Саша так много о вас рассказывал и всё в превосходной степени! — Мамонов, несомненно, оценил внешность женщины, потому что, приветливо улыбнувшись ей, тут же подмигнул Александру и украдкой показал ему поднятый большой палец, а потом протянул руку для рукопожатия Тёмке. — Артём, да ты уже настоящий мужчина!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мальчик поколебался, а потом ударил по ладони Владимира и снова отступил к няне. А та не знала, как реагировать на заявление хозяина дома, поэтому просто улыбнулась, в глубине души обмирая — и что же про неё рассказывал другу Воротаев? Что она — няня его детей? Или что предлагал ей стать его любовницей? Или… Нет, Александр не может быть настолько жесток, чтобы рассказать про её личную трагедию! Или мог?