Он успел позавтракать, и даже поскучал немного. Правда – с гитарой в руках, пытаясь самостоятельно подобрать ноты к еще одной песне.
«Может… предложить ее Илье, на концерт? А что – она должна понравиться людям!»
Вот он и лежал, мурлыкал себе под нос, подбирая аккорды:
- Услышь меня, хорошая,
Услышь меня, красивая!
Заря моя вечерняя,
Любовь неугасимая!
- Ваня! В-а-а-нь! Ты дома? – все-таки пришла, хорошая моя!
- Ну а где я могу быть, радость моя! Дом-то открыт. Заходи быстрее! Соскучился я по тебе, страсть как соскучился! Иди ко мне, Верочка!
- О-о-о-х-х-х! Вот какой же ты… сладкий, Ванюшка! Я прямо вся таю с тобой! – Вера пыталась отдышаться.
Они лежали на одеяле, привычно расстеленном на полу, оба мокрые от пота, но – довольны-ы-ы-е-е-е…
- Вань… а вот правда… ты вот так… меня ласкаешь… даже совестно как-то мне становиться. Тебе со мной хорошо? Нет… вот правду скажи!
- Верочка! Кисуня! Ну как же… ты же видишь, как я с ума схожу с тобой! – ага, опять устроил секс-марафон! Не иначе – вчерашние игрища с Варей, не доведенные до логического… конца, так повлияли на его тягу к Вере.
Вера опять лежала, закинув ногу на него, и что-то чертя на его груди пальчиком. Было немного щекотно.
- А мне вот все кажется… что я тебе что-то… недодаю… Вот… даже не знаю, что такое сделать, чтобы как-то отблагодарить за все… ты вон какой… умеешь все такое.
- Ну… ты же вот… с маслом тем же… постным… видишь же, как мне хорошо? А вот тебе – правда не больно? Не болит у тебя там, после этого?
Краем глаза Иван видел, как залилось румянцем ее лицо.
- Ну… когда как… иногда – даже приятно… а иногда болит… уже после этого, потом! И знаешь, что я подумала… только… стыдно мне как-то…
- Ну – говори, что ты, Киска, стесняешься? Я же вот – перед тобой весь… открытый. Или не доверяешь мне?
- Да нет… просто… ну… ты тогда предлагал, а тебя наругала… вот. Если хочешь, давай я попробую… ну сделать это… только я… не умею, как это…
«Оп-па-на! Однако Вера до минета созрела?»
- Знаешь, радость моя! Что я тебе сказать хочу… Если ты решилась… есть одно большое НО! Я хотел бы, чтобы ты это делала не потому, что я этого хочу. А потому, что ты этого сама захотела бы! Мне кажется, что женщины доходят до этого… ну – чтобы сделать это… Потому, что сами хотят этого! Вот видишь… даже не могу тебе толком объяснить! Понимаешь, какой я телепень?
- Да ладно тебе, телепень! Никакой ты не телепень! В-а-а-а-нь… а может я и правда – этого хочу? Знаешь, я давно себя блядью считаю… но вот так хорошо мне ни с кем не было! И должна же я как-то суметь тебя за все это… отблагодарить? Ты же ласковый такой, как телок!
«Вот… такого комплимента я точно не ожидал!».
- Слушай, глупенькая… никакая ты не блядь! - Иван сдвинул ее ножку и повернувшись навис над женщиной, - даже не думай такие глупости! Ты… прелесть ты, вот кто! Давай-ка я тебя снова приласкаю.
Иван прихватил ее рукой за попу и ощутимо так сжал!
- Нет… погоди! Я уже сегодня все свое получила! Не мешай мне… а то сейчас забуду, что сказать хотела. Ну, Ваня!
Вера уперлась руками ему в грудь и чуть отодвинула от себя.
- Вот… я хочу… сама хочу – слышишь! Только я не умею. Ты подскажи мне как это делать, а?
Иван почувствовал, как от этих разговоров у него опять начал… проявляться интерес к жизни.
Вера посмотрела вниз и хихикнула.
- Слушай! А как так-то… Он ведь такой большой. Как его вот… как его в рот-то взять? Он же не войдет!
Косов вздохнул.
«Придется проводить ликбез!».
Он, подбирая слова, начал объяснять женщине, но она прервала его, положив ему палец на губы:
- Подожди… Я сейчас простыней укроюсь, будешь мне рассказывать, а я сразу – пробовать.
Она закопошилась, пытаясь вытащить из-под него ткань.
- А зачем тебе укрываться-то?
- Ну ты что?! Как зачем? Мне же… стыдно будет! Ты еще и подглядывать начнешь! Я со стыда тогда сгорю!
- Верусик! Ты меня вроде бы и слушала, а не услышала! Если тебе стыдно – значит и делать этого не надо! Зачем? А то еще и… тошнить тебя начнет!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Да ну… прямо там! Что я – девочка-малолеточка, что ли?
«М-да… женская логика!».
- Ну а если не девочка, то зачем укрываться? Отчего тогда стыдно?
Вера задумалась, потом – покраснела:
- Не знаю… только как-то все равно стыдно. Немного… но – стыдно.
- Поэтому я и предлагаю тебе – давай отложим это. Вон, со сметаной ты тоже сначала против была, а сейчас же – вполне привыкла, так ведь?
Она тихо засмеялась:
- Ну так… с таким ебарем… ко всему привыкнуть можно!
- Вот я и говорю – давай повременим! А когда тебе невмоготу станет, так хотеть будешь – тогда и попробуем.
- Ты, Ваня, все же какой-то дурак, честное слово! Баба тебе сама предлагает, а ты – кочевряжешься! Все… разозлил ты меня, вот!
Но по женщине что-то заметно не было, чтобы она злилась.
- Тогда… вот – ласкай меня снова! Уговариваешь его тут, понимаешь! А он еще и кобенится!
- А ты думаешь – я откажусь? Вот уж – не угадала! Иди ко мне, сладкая моя!
Когда он после обеда приехал в клуб, там его ждало не очень приятное известие. Дрова-таки – привезут сегодня! Уже позже, Иван обошел эту кучу бревен и присвистнул! Охренеть! И как же это все – перепилить, да потом – переколоть?! Без бензопилы, вручную.
- К-х-е… а ты, паря, мастёр, по бабам-то! – пила швыркала туда-сюда по бревну, вгрызаясь в древесину, Мироныч поглядывал на него с усмешкой, - как ты павлином-то вчера вкруг этой крали выхаживал!
Иван остановился, выпрямился, и почесал нос – чешется, зараза! Пыль что ли?
- Это когда же ты тут был, вчера-то? Якова – вот видел, а тебя, Мироныч, даже не заметил!
Он снова ухватился за ручку «дружбы-два».
- Х-х-х-а-а… так ты вчера и лося бы не заметил, пробеги он рядом! Да и она, что та горлица, все ворковала, да по сторонам не оглядывалась! Ты смотри, паря, городским-то голову можешь и дурить, а вот ежели ты так с нашими деревенскими девками кружить начнешь, то – парни тебе быстро голову-то под крыло загнут-завернут! Или – батька ейный, или братовья! Смотри, остерегайся! Тут, в деревне, это сладкое дело-то – шибко опасное выходит! Я и сам, в молодости, бывало, ох и куролесил, ох и дурогонил! Ну, бывало, что и отхватывал, не без этого! Иной раз вспомню – аж ребра ноют, как мне тогда ума вкладывали! Как только башку не стряхнули, с блядками этими! – Мироныч крутил головой и весело хмыкал.
Уже в первый день этой каторги, к вечеру, Ивану хотелось сдохнуть, от этих дров! Сначала – стой раком, тягая пилу туда-сюда. И ведь руку не сменишь – пилят-то рабочей рукой, а она у него только правая. Попробовал пилить левой, но быстро понял, что – ни хрена не получится! Пила ровно не шла, все норовила пойти винтом, оттого не шла в распил, а лишь елозила да дергалась.
Они менялись – двое пилят, один – рубит уже напиленные чурки. Еще он был очень «благодарен» Тимофеичу – ведь именно он припер эти дрова с Лесобиржи. Несколько «захаров» пришло груженными сюда! Яков сразу определил то, что Иван слету и не заметил! Мужик мельком глянул еще на первую машину, когда она разгружалась:
- Тьфу ты, блядь! Одни комли привезли! Упиздякаемся мы с ними! Это ж кому спасибо-то сказать, за такие дровишки?
- Да ладно тебе, Яша! Глаза бояться – руки делают! Зато – комлистые, они жаркие! – Мироныч был настроен более оптимистично.
- Вот что ты за человек, Осип! Какой, на хрен, руки делают?! Вот поотшибаешь руки эти колуном, когда тюкать все это начнем, вспопашешься!
Но и правда – делать было нечего, надо как-то эту хрень побеждать!
Яков был прав, комлистые чурки, то есть – пиленные из кряжей, ближних к корню дерева, кололись плохо! Тем более, хлысты эти были не из свежего пила. Где-то уже полежали, «подвялились», как сказал Мироныч. Так что Иван даже не мог сказать – что было более тяжким – пилить лес на чурки, или колоть неподатливые чурки колуном!