убийстве. «Я тянула сзади. В течение двух, трех или пяти минут. Ребекка пыталась сопротивляться, повернулась на бок. Она потеряла сознание, но я продолжала натягивать ткань. Она подалась вперед, и я навалилась на нее сзади. Я думала, что с Ребеккой ничего не случится». Сувати Арроро сама понимает, что ее объяснения звучат неправдоподобно. Она на мгновение задумывается и поправляет себя: «Я знала, что она может умереть. В конце концов, у меня есть опыт работы медсестрой». Она также вносит коррективы в ранее описанный ею ход событий. Теперь она утверждает, что это она попросила Ребекку взять в руки лимоны, которые заранее принесла с кухни. «Затем я связала ее запястья желтой тканью. Потом лодыжки и другие части тела». Далее она повторяет уже известную нам версию: ссоры из-за разного отношения к детям, удушения в состоянии сильнейшего волнения и гнева.
Моя первоначальная эйфория быстро проходит. Объяснение Сувати Арроро не звучит убедительно. Я просто не верю ей. Во время дальневосточных практик по релаксации вдруг возникает спор о детях, который перерастает в убийство? Я размышляю о паутине лжи, которую сплела Сувати Арроро. Эта женщина притворялась перед собой и всем миром, что у нее есть собственный ребенок. Обманывала жениха, выдавая чужого младенца за своего собственного. Осознавала ли она свои поступки? Я задаю этот вопрос Сувати Арроро. К моему удивлению, она весьма убедительно повторяет: «Я сделала это ради Марека. Мне не хотелось его терять. В конце концов, я тоже была беременна, а теперь больше не могу иметь детей». Отчаяние, которое звучит в ее словах, кажется мне подлинным, а не наигранным. Женщина растеряна и явно опечалена. Но я не уверен, что она скорбит об умершей подруге. Разве утром на лестничной клетке она не выглядела искренней? Искренне невозмутимой? Не является ли причиной ее печали осознание того, что она слишком стара для того, чтобы родить? И понимание того, что жизнь не удалась? Что ее ждет впереди будущее без материальных и юридических привилегий, а также без социального признания. Не глубочайшая ли жалость к себе стала мотивом для убийства и кражи ребенка? И неспособность принять правду жизни как нечто неизменное?
Близкое к летаргическому поведение Сувати Арроро говорит мне о ее почти патологических чертах психики. Об этом свидетельствует и отчасти неструктурированное планирование преступления. Я не хочу исключать так называемый психоз беременных, неправильное восприятие реальности, за которую такие женщины крепко держатся. Это состояние не поддается терапии. Психоз при беременности – это «психоз исполнения желаний», подобный так называемой эротомании – бредовой любви к недосягаемому человеку. Такие заболевания берут начало в биографии страдающих ими людей. Долгосрочно неудовлетворенные потребности в эмоциональной привязанности и социальной идентичности компенсируются для защиты собственной психики. Применима ли эта форма болезни к Сувати Арроро? Мне интересно, что покажет психиатрическая экспертиза. Она является обязательной в случаях, когда мы имеем дело с убийством, в том числе непредумышленным, помогая оценить степень виновности преступника.
Сувати Арроро сидит на стуле – совершенно обессиленная и сгорбленная. Она рассказывает, как вытащила безжизненную Ребекку на балкон. Женщина училась на медсестру и знала, как это правильно сделать. Подозреваемая встает, берет переводчика под мышки и слегка тянет его назад, в то время как он сидит на стуле. Затем она снова садится. «Все нужно было сделать быстро. Нельзя было терять время. Марек позвонил и сообщил о своем приезде. Обещал быть через несколько минут. Я отправила его за покупками».
Находясь в стрессовом состоянии, Сувати Арроро накрыла тело на балконе скатертью, поставила перед ним вешалку для одежды, развесила свежевыстиранное белье и задернула шторы. Позже, когда жених захотел открыть балконную дверь, она запротестовала: «Ребенку вреден сквозняк». Марека не смутило ее заявление. После беспокойной ночи она была рада, когда утром жених уехал в транспортную компанию, и стала думать, как избавиться от тела. Единственное место, которое пришло ей в голову, был подвал. Она разрезала путы, запихнула полоски ткани, одежду и личные вещи жертвы в пластиковые пакеты и выбросила все в контейнер для бытового мусора. Затем она потащила тело с балкона через лестничную клетку на нижний этаж. «Она была вся застывшая и ледяная». Я замечаю, что сейчас она говорит правду – во время транспортировки труп действительно должен был казаться окоченевшим и холодным.
Услышав детский плач, раздававшийся из квартиры, она опустила труп на пол, оттащила его за ноги на небольшое расстояние от лестницы и побежала наверх.
Успокоив ребенка, подозреваемая не решилась вернуться к брошенному телу.
Через некоторое время Сувати Арроро услышала шум на лестничной клетке. Соседка нашла тело, полиция уже приехала. Через несколько минут раздался звонок в дверь. Двое полицейских спросили ее, знает ли она что-нибудь о трупе на лестничной клетке. Она ответила, что ничего не видела. Наверное, выражение ее лица было таким же убедительным, как и в тот момент, когда я помогал ей с коляской, а она утверждала, что не знает мертвую женщину. В любом случае полицейские были удовлетворены ее ответом. Затем Сувати Арроро вычистила балкон и смыла кровь, которая вытекла из носа и ушей убитой. Ей пришлось сменить несколько ведер воды. Затем Сувати спустилась с ребенком вниз, где наткнулась на одного ничего не подозревающего инспектора. Я собственными руками помог убийце перенести коляску через ее жертву.
Госпожа Арроро – хладнокровная преступница, подобных которой я давно не встречал. Какой волей надо обладать, чтобы врать жениху, что он стал отцом, в то время как на балконе лежит мертвая мать ребенка? Что она чувствовала, когда мы, спуская коляску по лестнице, были вынуждены перешагивать через ее жертву? Что она испытывала, когда ей пришлось опознавать тело? Неудивительно, что после преступления она решила напиться.
В тот же вечер мы задерживаем Сувати Арроро. На следующий день судья предварительного производства выдает ордер на ее арест по подозрению в убийстве. Сувати Арроро помещают в следственный изолятор. На допросе в суде она по-прежнему непостоянна в своих высказываниях и стремится обвинить всех, кроме себя. По ее словам, у нее развилась депрессия, поскольку она больше не может иметь детей. Ее жених был пьяницей, который подстрекал ее к употреблению алкоголя, в том числе в день преступления. Она настолько запуталась, что уже не понимала, как все происходило на встрече с Ребеккой Шван.
Даже во время осмотра психиатром женщина продолжает придерживаться стратегии перекладывания вины. Теперь она сваливает ответственность на своего жениха. Сувати заявляет, что Марек якобы спугнул ее, когда она не туго и в игровой манере