Читать интересную книгу Медные трубы Ардига - Владимир Михайлов

И тут же усомнился в том, что поступил разумно. Я просто не успел перед этим действием просмотреть его последствия с точки зрения оппонента, то есть представить, как бы повел себя я сам, если бы в такой вот обстановочке передо мной из ничего вдруг возник человек. Вернее всего – стал бы действовать так же, как он, хотя, впрочем, действовать, как он, я просто не смог бы. Потому что сосед мгновенно вытянул руку в моем направлении, а рука в его снаряжении была снабжена заметным утолщением примерно на уровне кисти, и одновременно с его движением из этой кисти вынырнули стволы сразу двух дистантов. Когда движение закончилось, оба ствола оказались направленными прямо на меня. Мне оставалось только поднять руки со всей быстротой, какую позволили теснота и обломки, и одновременно заорать:

– Эй, парень! Я уже сдался, убери свои пушки!

К счастью, на сей раз у меня хватило ума сделать это заявление не на теллуре, но на лингале, которым человек, обладающий таким костюмом и снаряжением, должен был, по моим представлениям, обязательно владеть. Мне повезло, так оно и оказалось, и вооруженная рука медленно опустилась, а до моего слуха донеслось:

– Ты кто: фокусник? Много себе позволяешь. Откуда ты взялся? А я уже решил, что начал слышать голоса, – даже испугался.

Это прозвучало тоже на лингале. Я напряженно вслушивался, пытаясь проанализировать произношение: лингал – язык, ни для кого не являющийся родным, не существует классического, нормативного его произношения, и потому в каждом мире он звучит несколько иначе, со своим акцентом, так сказать. Поэтому я и старался определить, на каком именно диалекте изъясняется сосед. Но хотя акцент и был, достаточно легко ощутимый, я не смог определить его происхождение. Хотя – спорю на что угодно, – где-то когда-то мне его приходилось слышать. Быть может, если бы я находился в спокойной обстановке и располагал временем, я вспомнил бы достаточно быстро. Но на этот раз пришлось смириться с тем, что идентификация не произошла. «Ладно, это не смертельно», – подумал я в утешение себе.

– Да я все время тут был, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее и непринужденнее. – Ты меня просто не заметил в темноте.

– Теллус, – сказал мой сосед. – Терпеть не могу это произношение. Как-то уж очень самоуверенно у вас звучат слова.

– Да? – спросил я несколько обиженно: до сих пор мне казалось, что у меня вообще нет никакого акцента – во всяком случае, прежде никто не говорил мне ничего подобного. – А ты откуда?

Это не очень вежливое «ты» должно было сразу показать человеку, что я и на самом деле в себе уверен и ничуть не считаю его хоть в чем-то превосходящим меня. Он ведь не знал, что, в отличие от него, я сейчас безоружен.

– А я, – ответил он неторопливо, – оттуда, где меня больше нет. Любопытство – опасная болезнь, запомни.

Нет, скорее всего, его голос не был мне знаком. Напоминал кого-то, но никак не вспоминалось – кого именно.

– Только не лей мне воды в уши насчет «все время был». Тебя и на дне близко не было.

Ага. Вода в ушах – этот оборот был мне знаком. Симона, старая добрая Симона. Возможно, я все-таки пересекался там с ним? Если так, то он, скорее всего, не местный. И на Ардиге находится примерно по тем же причинам, что и я. Не в смысле отдыха, конечно. Должно быть – коллега, во всяком случае, манера держаться, отсутствие растерянности подсказывают, что человек опытный – тертый калач, что называется.

– Плохо смотрел. А я тебя видел отлично. Как ты плыл по линии. Над трубой.

Сказано было с расчетом, что он ответит: «Да какая труба! Это…» – и выложит, что это такое на самом деле. Но он на мой крючок не клюнул. Сказал:

– Значит, пользуешься незримкой. Зря. Обстановка этого не требовала, а пинс-батарея при этом садится быстро. И скиснет в самый крутой момент.

На Симоне, да. Но выговор у него не тамошний. Значит, и он тоже был там по делу. Не резидент. Полевой оператор. Хорошего класса. Незримку знает куда лучше моего. То есть ставит меня на место. Если он окажется противником, будет не очень приятно. Но сейчас совершенно незачем обострять отношения. Оба мы попали в одно и то же варенье и, пока не выберемся на волю, должны быть союзниками. А когда выберемся…

Сосед – хотя в данном случае скорее сокамерник – прервал мои размышления словами:

– Ну вот что, мужик. Не знаю, как тебе, но мне тут болтаться ни к чему. Ты как хочешь, а я собираюсь отсюда выйти.

– Присоединяюсь. Только надо еще придумать – как. Заглотили нас крепко.

– Думать некогда. У нас времени – не более десяти минут. Пока этот живоглот меняет режим.

– Ты уверен? – Этот оборот речи всегда приглашение к большей откровенности. Сосед коротко рассмеялся: понял мой нехитрый прием. Но не стал отмалчиваться:

– Вижу – ты тут новичок. Сейчас он набьет зоб тем, что скосил, и начнет пережевывать: не зря тут такие зубищи. Все это пространство заполнится довольно плотной пастой. И шансов остаться неприкосновенными у нас будет меньше нуля. Уяснил ситуацию?

– Без усилий. Только выхода не вижу. Хотя… если, как только он остановит пилы, сразу рвануться на выход – на полной скорости…

– Мертвый вариант. Тут, внутри, скорость не разовьешь, а пока доберемся до выхода, он уже включит свою механику. Нам против нее не выгрести – это ты должен был уже понять. Наверное, ведь сопротивлялся, когда тебя втягивало?

Я кивнул.

– У него моторчик посильнее моего. Ладно, если не так – то как же?

– Естественным путем, – сказал он и снова коротко хохотнул. – Путем съеденных. Через анальный выход.

– Если он есть.

– Сейчас эта машина работает на автомате, потому что будь в рубке люди, они бы нас заметили и захотели познакомиться, а автоматы не так любопытны, они знают только свое дело. Но люди, когда возникает необходимость, входят внутрь не через челюсти, как ты думаешь?

– Но вряд ли они сообщаются: эта пасть, брюхо и дорога экипажа.

– Сообщаются. Я эти модели знаю. Между рубкой и механизмом есть ремонтный ход – там дальше, за крыльями насоса.

– Что там ремонтировать?

– Мужик, – сказал он, – я к тебе не нанимался и за тебя работать не собираюсь, хочешь знать – потей сам. И на этом все, я пошел, а ты – как угодно.

– Я с тобой. Хотя видит бог, как я сопротивлялся.

– Остряк, – заявил он. – И правильно: держи хвост морковкой, не куксись. Шагай за мной.

– Принято.

Сосед медленно, раздвигая руками обломки, двинулся в сторону, противоположную раструбу, углубляясь во все сужающееся пространство. Я следовал за ним, пропихивая обломки за спину.

2

Итак, два водолаза вляпались достаточно крепко. Но существовал еще и третий, до сих пор укрывавшийся в еще не скошенных зарослях и потому никем не замеченный. Он-то и стал свидетелем того, как донный уборщик проглотил человека, продвигавшегося вдоль белой линии. Одного человека; на самом деле это был уже второй, но первый оказался втянутым в челюсти, когда наблюдатель еще не успел выйти на открытое место. Человек этот, полагал третий, мог быть только тем самым Разителем, которого и следовало обнаружить, а затем вызвать подкрепление, чтобы наконец задержать его. Сейчас нужда в подкреплении уже отпала: третий водолаз видел своими глазами – а правильнее будет сказать «видела», – как погиб личный корабль генерал-максимата со всей командой на его борту. Недоступный глазу до самого мгновения гибели, он оказался зримым в виде обломков на краткие секунды, пока погружался в донную породу. А затем Маха стала свидетелем того, как преследуемый теллурианин оказался арестованным на этот раз куда надежнее, чем если бы его задержали даже и очень опытные люди. Причем это произошло без всякого ее участия – а значит, и без какого-либо риска для нее. Сейчас оставалось только сообщить максимату о том, что задача выполнена, искомый не только обнаружен, но и задержан. При этом следовало подчеркнуть свою находчивость и самоотверженность, проявленные в этом эпизоде. Но чтобы так доложить, следовало сперва придумать, какое же участие она в этом принимала. Откровенно говоря, ее вклад сводился только к роли наблюдателя, но в таком случае ее не сочтут оправдавшейся за прежние промахи. Генерал-максимат – да и не он один – любил, когда возникали острые ситуации и проявлялись лучшие качества бойца. О таких делах приняно было докладывать по команде, не забывая ненавязчиво напомнить и о своей заслуге в воспитании прекрасных профессионалов. Так что сейчас Махе предстояло, не теряя ни секунды, сочинить сценарий задержания, в котором ее партия оказалась бы ведущей; правдоподобный сценарий, который выдержал бы и неминуемую критику.

А времени для этого у нее было немного: его ограничивали сразу два обстоятельства. Первое заключалось в том, что гибель личного генеральского корабля с людьми не могла пройти не замеченной начальством. Ага, вот как следует поступить: о гибели корабля доложить сию секунду. Второе – Разитель уже в ловушке. А вот об этом пока умолчать. Сказать, что преследование продолжается и что она имеет возможность благодаря сложившимся обстоятельствам задержать его без дополнительной помощи. Как только дело будет сделано, она сразу же доложит и попросит последующих распоряжений. И вот таким образом она выйдет из положения с пользой для себя.