Еще через час настроение заметно поднялось. У девчат блестели глаза, щеки зарделись. Да и мы изрядно подпили. Антоний наяривал на гармони. Девчата рядком сидели за столом, а мы старались их разлучить. Сашка встал и подошел к Казе, наитрезвейшей из троих. Взял за руку и, не успела Казя запротестовать, поднял и перенес, усадил рядом с собой, на другой стороне стола. Юля захлопала в ладоши и говорит:
— Как здорово!
— Раз здорово, то здорово! — рассудил Живица, подошел к Юле и поднял ее вместе с креслом.
Дивчина пищала, хваталась за ручки кресла. Все смеялись. Живица пронес кресло с Юлей вокруг комнаты и поставил рядом со своим местом. Потом усадил ее к себе на колени. Дивчина хотела вырваться, Живица легко, но крепко ее удерживал. Я сел около Яди, чьи красивые ноги, снежная кожа и жаркие рыжие волосы меня давно уже притягивали.
— Посмотрите, как управились! — пожаловался Стасик. — Сами парами, а я как гвоздь в заборе.
— К Эстерке иди, — посоветовал Сашка. — Наверное, уже вернулась она из Барановичей. Скажи ей: я зову. Пусть гитару возьмет. Ну, махом!
— Лечу! — вопит Стасик и выскакивает, позабыв шапку.
А мы усиленно потчуем девчат ликером и вишневкой.
Они уже пьяненькие. Жестикулируют, разражаются смехом по поводу и без повода. По примеру Живицы, усаживаю Ядю к себе на колени. Не протестует. Обнимает меня за шею. Колышемся в такт вальса.
Через четверть часа возвращается Стас.
— Есть! — кричит с порога. — Наичудеснейшая, наикрасивейшая Эстерка собственной персоной!
В комнату быстрым шагом входит среднего роста щуплая дивчина. Жидовка. Вынимает из-под пальто гитару, кладет на кресло.
— Веселой забавы! — желает всем громко.
— Пожалуйста! — отзывается Сашка. — Садись к нам!
Указывает на место за столом.
На Эстерке — очень короткое красное платье. Лицо ее не слишком симпатичное, но фигура — загляденье. У Эстерки черные, коротко остриженные волосы, большие чувственные губы, красивые глаза. Стас поспешно поит ее вишневкой. Эстерка ест и пьет, не стесняясь совершенно, сама шутит.
— Ах, у Эстерки ручки — конфетки! — объявляет Стас.
— У меня и ножки, как конфетки, — отвечает она, ногу вытягивает и на стол кладет. Это сопровождается взрывом хохота. Стас не сдается и тоже укладывает на стол свою ногу.
— Посмотрим, чьи красивее? Пусть паненки рассудят!
Паненки хихикают.
Эстерка выскакивает на середину комнаты с гитарой в руках. Перебирает струны, пробует аккорды. Наконец, запевает:
Фраерочки, встаньте,На шузки мои гляньте,Нравятся?Ножки — загляденье,Грудки — восхищенье,Красавица!
Певичка ступает на носочках, выгибается, гнется, вертится. Смотрим все на нее молча, а она носится по залу, грациозная, шустрая, играет свою песенку не только гитарой, но и телом.
Наконец, последний куплет:
Пусть месяц моргает.Нас не стесняет,Время нам — ночь!Веселье отпело,Мы тотчас — на дело!Прочь!
Эстерка бьет костяшками пальцев по гитаре и с криком: «Э-эх!» крутится так быстро, что подол платья вздувается. Паненки хихикают. Мы аплодируем.
Пьем дальше. Никто уже не стесняется. Эстерка отвешивает крепкую оплеуху Стасю, пытающемуся содрать с нее платье. Не от стыда — а оттого, что рано слишком. Я глажу Ядины ноги. Живица вместе с Юлей выходит в соседнюю комнату. Возвращаются через четверть часа. У нее лицо красное, платье измято. Эстерка смеется, кричит, у Стаса на коленях сидя:
— На здоровье, панна Юлька!
— И тебе того же! — отвечает та.
Тогда Эстерка соскакивает со Стасовых колен и тянет его в соседнюю комнату. Когда возвращается, на ней только белье. Подбоченивается и велит Антонию:
— Марш давай!
Антоний выдает звучный марш, а Эстерка танцует, мельтешит туда-сюда, движет изящно стройными ножками в красивых черных длинных чулках. Позы принимает очень вольные, но все только рады.
Я наклоняюсь к Яде и говорю: «Пойдем!» Она улыбается. Идем в боковую комнатку, где большая кровать, а на подоконнике — медный фонарь со свечой. Эстерка кричит нам в спины:
— Успехов!
Забава продолжается! Уже за полночь. Девчата пьяненькие. Платья с них поснимали. Эстерка кричит:
— А ну, устроим конкурс! У кого самые красивые ноги?
Вскакивает на стол. Уверена, что самые красивые ноги у нее. Не стесняется вовсе, с самого начала верховодит весельем.
— Браво! — вопит Стас. — Даешь конкурс!
Ставим слегка отпирающихся дивчин на стол. Рассматриваем ноги. Три голоса за Ядю, один, Стасов, за Эстерку. Ядя, Кася и Юля с нашей помощью соскакивают со стола. Эстерка корчит недовольную гримаску и кричит:
— Раз конкурс, так конкурс! Что там ноги? Ноги и у свиньи есть! А давай все!
Принимается снимать и швырять на пол белье. Голая, вскакивает на стол. Стройная, фигурка что надо. Худосочна малость, правда. Гладит себя ладонями по грудям, по бокам и бедрам, кричит девчатам:
— Ну, кто отважится?.. Конкурс! Поехали!
Но девчата еще стесняются донага раздеться перед всеми. Тогда Эстерка соскакивает со стола и велит Антонию:
— Вальс!
Антоний играет, а Эстерка, голая, кружится по комнате. Глаза блестят. Улыбается, показывая мелкие белые зубы. Руки поднимает, сцепляет пальцами за затылком. Мы смотрим, ошеломленные, взбудораженные. Танцуем с ней по очереди. Затем Эстерка снова поет и танцует.
Перед концом забавы Сашка достает большой бумажник из кармана пиджака и раздает девчатам деньги. Каждой — по сотне долларов. Эстерка сует деньги в чулок и говорит:
— То за забаву и дружбу, а за песни?
Сашка кидает ей двадцатку.
— А за танцы?
Сашка дает еще двадцать.
— А за конкурс?
— Его Ядя выиграла, — говорит Сашка и дает двадцатку Яде.
— Ядя за ноги взяла, а я за все! — не сдается Эстерка.
— Ну, тогда на! — Сашка дает двадцатку и ей.
Гармонист тоже получает сто долларов.
Забава кончается под утро, когда девчата уже пьяные вдрызг.
Днем к Сашке пришли двое купцов. Один — известный богач, Юдка. Долго разговаривали. Сашка записывал на листке название товара, количество и цену. Долго торговались, пререкались. Потом пошли вместе в город. Сашка вернулся поздно вечером и сказал нам:
— Ну, хлопцы, все на мази! Утром возвращаемся. Пахать надо, зима на носу!
Живица, довольный, потер огромные свои ладони. Мне тоже стало радостно.
Эх, пойдет работа!
13