— Точно сказать не могу. Думаю, что человек десять были вполне способны на это.
— Офицеры держали пистолеты в руках?
— Нет, это точно помню.
— Значит, — Круглов стал говорить очень медленно, словно разделяя паузой каждое слово, — если не считать одного человека с автоматом, против вас находилось пятеро фактически безоружных. Шоферы были в машинах. В отдалении. Достать пистолеты из кобур нужно время. Почему же вы не бросились на них? Вас было пятнадцать!
«Да, точно! Это и есть четвертый факт. И он действительно непонятен», — подумал Афонин.
— Почему не бросились? — Иванов смотрел на полковника явно растерянно. — Почему но бросились? А ведь правда, почему? Я очень хорошо помню, что об этом говорили ночью, в подвале. Решили, что нападут хотя бы на взвод солдат, чтобы Припять смерть в борьбе.
— Вот видите! А перед вами Оказался не взвод, а всего пять безоружных (Круглов сильно нажал на это слово) офицеров. И один только автомат, который в этом случае, скорее всего, не был бы пущен в ход. Вам было ясно, что шансы на спасение огромны. Рядом был лес. В чем же дело?
Афонин понял, что этот вопрос, настойчиво повторенный полковником, имеет какое-то особое, неизвестное ему, Афонину, решающее значение. Стало ясно, что Иванов вызван сюда исключительно для того, чтобы ответить на него, а всё предыдущее только подготовка к этому вопросу. Он видел, с каким напряжением Круглое ожидал ответа.
Человек, сидевший в кресле, встал. Афонин машинально отметил, что он высокого роста и худ. Рассматривать не было времени: всё внимание сосредоточилось на Иванове.
А тот поднял руку, пошевелил ею, словно не зная, что с пою делать, потом провел дрожащими пальцами по лбу, покрывшемуся капельками пота.
— Напрягите память!
Это сказал незнакомец, повелительно, властно, громко, точно ударил хлыстом.
Иванов сжал голову руками. Выражение боли исказило его черты. Неожиданно он покачнулся и упал бы на пол, не подхвати его незнакомец, оказавшийся уже рядом.
— Ничего! — оказал он спокойно. — Всё в порядке, лучше, чем могло быть. Небольшой обморок, которого я ожидал. Пожалуйста, стакан воды, Дмитрий Иванович!
3Афонин даже не заметил, как незнакомец привел в чувство потерявшего сознание Иванова, как бывшего комиссара отправили домой в сопровождении одного из сотрудников управления. Все мысли капитана были поглощены неожиданным, ошеломляющим открытием.
Да, полковник Круглов был прав, Афонин всё понял!
Не понять было нельзя.
Но кто мог ожидать такое?!.
Его привел в нормальное состояние голос начальника МУРа.
— Познакомьтесь! — сказал Круглов. — Профессор Снегирев Всеволод Аркадьевич! Капитан Афонин Олег Григорьевич!
— Так это вы расследовали дело Миронова? — спросил профессор, пожимая руку Афонина с такой силой, что тот поморщился.
— О, нет! — вздохнув, ответил капитан. — Никак не могу приписать себе хоть какую-нибудь заслугу. Всё время я блуждал в тумане, как слепой.
Снегирев улыбнулся.
У него было очень моложавое лицо. Светло-серые, почти голубые глаза смотрели на Афонина чуть насмешливо.
— Я тоже блуждал в тумане, — сказал Круглов. — До тех пор, пока не мелькнула мысль о гипнозе. А тогда я вспомнил показания Синельникова. — Он повернулся к Афонину. — Синельников — это один из «расстрелянных» вместе с Ивановым. Он знал Миронова и, когда пришла наша армия, рассказал обо всем в политотделе армейской дивизии. Его рассказ, зафиксированный в форме протокола, и есть тот документ, о котором я говорил вчера. А когда я вспомнил, что там упоминалась фамилия Иванова, всё стало окончательно ясно.
— Мне и теперь не всё ясно, — признался Афонин. — С момента мнимого расстрела прошло много времени. Почему же Иванов потерял сознание сегодня?
— Такой вопрос, — очень серьезно сказал Снегирев, — делает вам честь, Олег Григорьевич. Вы, если можно так выразиться, ухватились за главное звено всей цепи. Именно в этом проявилась колоссальная сила Эдуарда Фаулера.
— Почему Фаулера? — удивленно спросил Круглов. — Мне известна фамилия Фехтенберг.
Снегирев пренебрежительно махнул рукой:
— Фехтенберг, Стимсон — это всё псевдонимы. Такие люди встречаются крайне редко и хорошо известны в медицинском мире. Я готов спорить на что угодно, — это был именно Фаулер.
Зазвонил телефон. Круглов снял трубку. Афонин увидел, как просветлело лицо его начальника.
— Ну вот, — сказал он, положив трубку телефона, — всё и пришло к концу. Эдуард Стнмсон задержан. Он будет доставлен в Москву завтра утром.
— Я ничего не понимаю, — сказал Афонин.
— Сейчас поймешь. Вы не возражаете, Всеволод Аркадьевич?
— Наоборот, мне самому интересно.
— Так вот, — сказал Круглов. — Когда мы установили, что в номер к Михайлову, вернее Миронову, входил какой-то человек, передавший ему пистолет, изготовленный на Западе не более чем два месяца назад, мы предположили, что это иностранец. Я получил список всех, кто находился в гостинице «Москва» в утро самоубийства. Но, к моему разочарованию, фамилии Фехтенберг в нем не было. Дело в том, что, получив сообщение Синельникова, сотрудники особого отдела дивизии провели расследование и допросили большое количество пленных, взятых как раз в том городе, где произошла эта история с Мироновым. И выяснилось, что расстрелом руководил Фехтенберг, подавно приехавший из Берлина. Мое внимание обратил на себя тот факт, что корреспондент Стимсон выехал из гостиницы «Москва» в тот же вечер, хотя приехал только накануне. И естественно, явилось предположение, что Стимсон — псевдоним Фехтенберга. Я обратился в прокуратуру и получил ордер на его задержание. Майор Дементьев вылетел тотчас же наперехват. Помогло то, что Стимсон приобрел билет через администрацию гостиницы. Вот, в сущности, и всё. Стимсона задержали на самой границе.
— На самой границе? — Снегирев казался удивленным. — Выходит, что Фаулер не чувствует себя в чем-либо виноватым. Иначе он попытался бы заставить Дементьева отпустить себя.
— Вы думаете, это так просто сделать? — усмехнулся Круглов. — Мы ведь знали, с кем имеем дело. Мы не столь наивны.
— Простите! — сказал Снегирев.
— Допустим, что Дементьев отпустил бы Стимсона. Ну пусть будет Фаулер. Тогда его задержали бы другие. Все меры были приняты.
Профессор повернулся к Афонину. Казалось, он был чем-то очень недоволен.
— Вы спрашивали, почему Иванов потерял сознание?
— Да, меня это интересует.
— Вы знакомы с принципами и техникой гипноза?