— А я тоже с гостинцами, — похвастался ветеран, извлекая из-под куртки бумажный кулек, источающий аромат копченой рыбы. — Сардинка! Под полынную только так пойдет. А это, — он ткнул пальцем в загадочный сверток, — чего такое?
— Не лапай! — рыкнула Кат. — Это сюрприз. Маленький подарочек к Летнему Фестивалю для нашей дорогой Лив, хе-хе…
— К столу, к столу! — прервал ее Исил. — К закату дело, надо успеть проводить Эвита, как положено. Ну-ка… Хил, куда ты тянешься? Руки вымыл?
— Экий ты все-таки зануда, Палач, — проворчал Рэджис, покорно топая к умывальнику. — И ничегошеньки в тебе не меняется, всё та же въедливость педантичная, чтоб ее…
— Кто бы говорил! — пока Хил гремел, журчал и с ворчанием искал полотенце, доктор успел разлить напитки по рюмкам. — Вот в следующий раз, когда я буду тебе зуб сверлить, дружище, специально рук перед тем не вымою. Поглядим, как ты тогда запоешь. Ну? Сели!
— Доброго ветра, Эвит, — вздохнула ветеринарша и, одним махом опрокинув в себя содержимое рюмки, крякнула и привычно занюхала рукавом.
— И скорого возвращения тебе, старый хрыч! — поддержал соседку Хил, совершая возлияние не менее лихо.
— И удачного перерождения, — доктор делом доказал, что медицинская сноровка по части поглощения горючих жидкостей армейской не уступает. — Только на сей раз чтоб без селедки!
— Эвит! Эвит! Эвит! — негромко проговорили они затем все вместе, плеснув наливки в камин. Глотнув спиртного, огонь взвился, и сразу же, словно в ответ, взвыл ветер в трубе. Первые тяжелые капли ливня ударили по черепице, забарабанили в стекла.
— Ну, вот и началось… — невнятно пробурчал Хил, хрустя соленым огурчиком.
— Только-только веночки развесила, — госпожа Нихэль издала еще один душераздирающий вздох и потянулась за графинчиком. — Унесет ведь теперь!
— Веночки, — покончив с огурцом, ветеран нацелился вилкой на нежные ломтики копченого окорока, от щедрот доктора Хамнета выставленные на эту импровизированную тризну. Мясо на Эспите было дорого, а потому практически у каждого островитянина в сарайчике рядом с домом хрюкал, блеял и кудахтал его неприкосновенный запас. Но поминки — дело святое и повод открыть закрома.
— К морским и подземным отправятся твои веночки, Кат, — насладившись деликатесом, изрек Рэджис. — Тоже ведь жертва.
— Кстати, — вставил доктор прежде, чем ветеринарша и отставник успели сцепиться, — о жертвах. Лив к вам мурранца приводила?
— Ха! А как же! Водит по всему острову, как племенного барана перед торгом! — фыркнула Кат. — Разве что рога ему не вызолотила! Можно подумать, что это ее личная заслуга, то, что у нас есть теперь, кого показать морским и подземным! А кто его, спрашивается, добыл, а? Она, что ли?
— Ты ревность-то свою бабью уйми, сестрица Охотница, — ухмыльнулся Хил. — Прям аж скулы сводит от твоего визга. Лив, помнится, всегда была против нашей затеи. Не сорвет она нам все дело, как думаете?
— Не сорвет, — подумав, ответил доктор за себя и за возмущенно пыхтящую ветеринаршу заодно. — Лив знает свое место. Она — Стражница, и решение общины оспаривать не станет. Тем более что Лорд тоже не возражает. Хоть и не одобряет.
— Еще бы он одобрял! — снова взвилась Кат. — Тай не хочет ничего менять, его и так все устраивает. Еще бы! Сколько кругов прожито, а он всегда правитель и только век от века богаче делается. И Орва при нем. А вот Лив… Ей я удивляюсь. Лазутчик, конечно, самец видный, но должно же быть хоть какое-то разнообразие! Вот скажи, Воитель, — обратилась она к Хилу, — права я или нет?
Рэджис ответил взглядом настолько ядовитым, что хватило бы всю воду на Эспите отравить, да и в море рыба передохла бы.
— Разнообразие, говоришь? — проворчал он и залпом выпил еще рюмку полынной настойки. — Хрен ли мне с того разнообразия? В этом круге мне кровь пьют Дина и Лисэт, в прошлом — Лисэт и Дина! У них даже масть не меняется! Хоть бы разок одна уродилась рыжей, а другая — посисястее… Разнообразие… В прошлый раз ногу оторвало, в позапрошлый — руку, а… — он не договорил, с досадой махнув рукой, и, подцепив кусок ветчины побольше, принялся жевать его так яростно, что стало ясно — дальнейшие вопросы чреваты мордобоем.
— Женские склоки и дрязги, моя дорогая Кат, — доктор, которого от выпитого потянуло на морализаторство, задымил контрабандной сигарой, — способны отравить даже такое заманчивое бессмертие, как наше. Вот так-то!
— Самцы! — с непередаваемым отвращением процедила госпожа Нихэль сквозь зубы и тоже закурила тонкую дамскую папироску, вставив ее в длинный мундштук.
— Между тем, медициной давно доказано, что насыщенная, а самое главное — регулярная половая жизнь способствует обретению необходимого душевного равновесия особами женского пола… — изрек прирожденный холостяк и женолюб Исил очередную прописную истину. — Отсутствие же оной жизни ведет к самым тяжким расстройствам, как физическим, так и душевным, — и совершенно напрасно повел рукой с сигарой в сторону ветеринарши.
Та подалась вперед, навалившись на край стола тяжелой грудью, и в глазах у нее полыхнуло обещание кастрации скорой и неминуемой — всем, и притом совершенно бесплатно.
— Ах, ты… — Кат уже даже вставать начала, но тут прожевавший, наконец, неожиданно жилистый кусок ветчины Хил саданул по столу ладонью и гаркнул во всю ветеранскую глотку:
— Цыц! А ну заткнулись оба!
Стол от удара подпрыгнул и, казалось, даже присел на своих резных ножках, посуда зазвенела, соленые огурчики разлетелись из опрокинутой вазочки, а оконные стекла задребезжали. Раскат грома, словно небесное эхо, подтвердил окрик Хила грохотом, а в гостиной даже как-то потемнело.
— Лекаришки… — в устах отставника это прозвучало грязнее самого казарменного ругательства. — Коновалы. Трубки клистирные. Ненавижу.
В общем-то, для человека, на своей шкуре испытавшего развитие медицины, в особенности же военно-полевой хирургии, это было еще очень мягко сказано. И ветеринарша, и доктор вняли предупреждению и умолкли.
Под шум дождя, завывание ветра и осторожное дыхание сотрапезников Рэджис аккуратно налил себе еще рюмку и тщательно выбрал огурчик покрепче.
— Я хочу перемен, — проговорил ветеран спокойно. — Каждый раз, закрывая глаза, я надеюсь, что с новым рассветом все будет иначе. Или с новым годом. Или с новым кругом! А потом снова наступает этот проклятый Фестиваль, и приплывает очередной жертвенный придурок… Колесо крутится, и все повторяется сызнова. Зачем же каждая новая юность дразнит нас надеждами, если в итоге мы все оказываемся здесь, приходим вот к этому? А? — он презрительно ткнул пальцем в тарелку с закуской. — Если мурранец сможет наконец-то добиться от морских и подземных хоть какого-то ответа…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});