Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стил и Джойс поняли, что согласие Чжу Дэ принять их на службу — акт большой дружбы. В их помощи китайская авиация, конечно, не нуждается. Если народ Китая одержит победу над отечественной и иноземной реакцией, то не с помощью иностранцев…
Вернувшись из полевого госпиталя, Чэн хотел сказать механикам, как искусна милая китайская фельдшерица по имени Мэй и как мила её родинка над переносицей, но его перебили, не дали ему говорить, а через день Чэн забыл имя Мэй. Когда, шагая по пыльной дороге в школу, чтобы скоротать время, он стал всё-таки рассказывать своим друзьям о приёме в госпитале, то просто назвал её милой китаянкой:
— Если бы вы видели, ребята, какая она красивая и какая у неё родинка на лбу!
Перед Джойсом тотчас возник образ покинутой в Штатах Мэй, с которой он не успел проститься перед отъездом и которая теперь, наверно, его забыла. Джойс хотел расспросить Чэна о китайской фельдшерице с родинкой, но тут в разговор вмешался Стил:
— А вы знаете, ребята, — вдруг вспомнил он, — мне сказали, что наш бывший командир Фу Би-чен — лётчик.
— Нет, — резко запротестовал Чэн, — на мой взгляд, не лётчик тот, кто столько лет не держался за штурвал. Он погиб для авиации.
Стил пристально посмотрел в глаза китайцу.
— В Испании я знавал художников, становившихся слесарями, и слесарей, рисовавших плакаты. Я видел лётчиков в пехоте и артиллеристов в коннице. Партия знает, что нужно делать человеку.
— И всё-таки… — упрямо начал было Чэн, но Джойс перебил:
— Перестаньте спорить, лучше передайте мне с повозки моё банджо.
Через минуту послышался его бас:
Битвы, которые нас не сгибали!Битвы, длившиеся годами!Битвы, в которых мы были сильнее стали,Потому что вы стояли за нами,Наш дорогой, наш самый дорогой товарищ —Сталин!..
Арбы попутного обоза громыхали по каменистой шансийской дороге рядом с пешеходами. Сквозь стук колёс не до всех сразу ясно донеслась песня негра. Но, по мере того как напев доходил, все новые и новые голоса присоединялись к певцу.
К звёздам, глядевшим с чёрного неба на беспредельные просторы китайской земли, взлетала песня, сопровождаемая непривычным аккомпанементом банджо, английские слова мешались с китайскими, но мотив был один:
Сталин,Мы вас никогда не видали,Но вы нам роднее любого на свете.Пусть нас разделяют безбрежные дала,Мы самые близкие ваши соседи…
9
В последнее время в отношениях лорда и леди Крейфильд установилось странное противоречие: она протестовала против всего, что предлагал Бен, он отвергал все планы Маргрет. В их совместной жизни никогда ещё не было дней, до такой степени переполненных тревожными мыслями и проектами, имевшими целью спасти трещавшее здание безмятежной уверенности в незыблемости их благополучия. Со времени последней большой забастовки горняков все пошло как под гору. Бен, увлечённый своими свиньями, запустил дела. Времени, свободного от занятия фермой, едва хватало на то, чтобы кое-как стравляться с несложными обязанностями в кабинете министров. Маргрет потерпела большие убытки в биржевой игре. Монти окончательно отошёл в сторону и вёл свои дела независимо от брата и его жены.
Маргрет искала помощи у дяди Джона. Ванденгейм прислал ей в качестве советника своего лондонского поверенного. Через него Маргрет, спекулируя на тревоге, нависшей над Восточной Европой, приобрела контрольный пакет акций нефтяного синдиката «Карпаты».
Политический кризис стремительно развивался. Все яснее становилось, что это не просто бум, созданный прожжёнными политиками ради ловли рыбки в мутной воде. Пахло порохом и кровью. Маргрет беспокоилась. Необходимо было знать, не находятся ли карпатские источники в полосе возможных военных действий. Если так, её бумаги могут оказаться обесцененными и она — банкрот. И наоборот, если война не может коснуться этих предприятий, каждый баррель нефти, источаемый для неё карпатской землёй, несёт двойную и тройную прибыль. Одним словом, Маргрет хотела знать, продавать американо-польские бумаги или покупать новые.
Ей пришло в голову, что верным советчиком в этом деле мог быть Черчилль. Но открыть ему причину своего интереса к польской проблеме она не решалась. Хотя было известно, что деловые интересы Черчилля сосредоточены в золотой и химической промышленности, но кто мог с уверенностью сказать, что бульдог не занимается и нефтью? Трудно себе представить, чтобы, ведая в своё время делами флота и заморской торговлей, Уинстон остался в стороне от нефтяных интересов Англии. Открыть ему своё беспокойство — значило сказать: «Не хотите ли по дешёвке скупить мои бумаги, сыграв на понижение „Карпат“?» Нет, Маргрет вовсе не так полагалась на дружбу, чтобы доверить ей биржевые дела!
— Вы должны поехать к Уинстону, — заявила она Бену.
— Все, что вас интересует, я могу узнать и без Уинстона.
— Вы поедете к Уинстону!
— Уж лучше я поговорю с премьером, — пробормотал Бен, которому не хотелось ехать к бывшему приятелю.
— Премьер! — презрительно заявила Маргрет. — Ваш премьер!.. — И она прибавила такое словечко, что Бен зажал уши. — С таким же успехом я могла советоваться с моим попугаем.
Она настояла на том, что Бен поедет к Черчиллю и, не выдавая тому истинной цели визита, выяснит его оценку политической ситуации.
На следующий день Бен, ворча, влез в автомобиль и велел везти себя в Чартуэл. Не доезжая полумили, он вылез из машины и, несмотря на начавшийся дождь, пешком отправился в имение, намереваясь сослаться на испортившийся автомобиль. Понурый вид Бена и забрызганные ботинки могли служить подтверждением этому.
Бен застал хозяина в дальнем углу сада. Черчилль стоял на стремянке у неоконченной стены небольшой кирпичной постройки. Он бережно, высунув кончик языка, накладывал кирпичи. Время от времени, отстранившись, насколько позволяла лестница, и прищурившись, он любовался плодами своей работы. На нем было поношенное пальто, прикрытое спереди широким парусиновым фартуком. С полей шляпы на вытертый бархат воротника падали капли дождевой воды.
Повидимому, Черчилль не слышал шагов Бена. Он продолжал безмятежно заниматься своим делом, пока Бен его не окликнул. Черчилль глянул вниз, и Бену послышалось, что у хозяина вырвалось нечто похожее на проклятие. А вслух Черчилль проговорил:
— О, Бен, старина! Чертовски здорово, что вы появились! Не считайте невежливостью то, что я не послал вам поздравительной телеграммы: стоило прожить на свете шестьдесят пять лет, чтобы увидеть вас вице-премьером, хотя бы и в кабинете мистера Чемберлена-младшего.
Чувство юмора отсутствовало в характере Бена. Поэтому он почти всегда и почти все принимал за чистую монету. Но на этот раз в тоне Черчилля сквозила такая нескрываемая ирония, что она дошла даже до неповоротливого сознания Бена.
— Каждый имеет право на те убеждения, какие у него есть, — проворчал он.
— А если у него нет никаких? — раздалось с лестницы, и большая цементная клякса упала Бену на носок ботинка. — Это, разумеется, относится не к нам с вами: каждый из нас лишь по одному разу изменил своей партии.
Болтая, Черчилль медленно спускался с лестницы. Он переступал одной ногой со ступеньки на ступеньку, как делают маленькие дети. Лестница скрипела и гнулась под тяжестью его тучного тела.
Очутившись рядом с гостем, Черчилль отвязал фартук и, аккуратно сложив его, повесил на нижнюю ступеньку.
— Вот, — сказал он, указывая на незаконченную кирпичную стену, — осталось ещё немного. Когда будет готова кухня, мы с миссис Черчилль будем иметь угол на чёрные дни, надвигающиеся на Англию по милости вашего кабинета.
Бен в замешательстве топтался у подножья стены. Не зря он так сопротивлялся этой поездке! Что мог он ответить в защиту своего незадачливого правительства? Действия кабинета были цепью неудач и унижений, невиданных в истории Англии. Усилия премьера, направленные к умиротворению агрессора, только разжигали аппетит Гитлера. «Фюрер» убеждался в том, что Англия ему мешать не будет, что она занята внутренними неурядицами в связи с обостряющимся рабочим вопросом, борьбой с надвигающимся кризисом, дипломатической войной с Италией за уплывающее господство в Средиземноморье.
Англия была растеряна, если понимать под Англией кучку дельцов, известную на данном отрезке истории под именем кабинета. Эта группа подписывала международные соглашения, выступала с декларациями, пыталась опровергать в парламенте всплывавшие на поверхность разоблачения, отвергала протесты, боролась с забастовками, совершала все глупости и преступления, носившие официальное название «политики правительства его величества». В действительности это была политика людей, стремящихся всеми силами за счёт других народов и собственного английского народа удержать свои позиции в новом переделе мира.
- Обмани смерть - Равиль Бикбаев - О войне
- В списках спасенных нет - Александр Пак - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне
- Корабли идут в Берлин - Юрий Стрехнин - О войне
- В Блокаде (зимний триптих) - Сергей Николаевич Огольцов - Драматургия / Историческая проза / О войне