жизненными припасами и доставить в изобилии нужные для войны средства» (Polyb. V, 70, 5). Грабежи со стороны солдат были в древности обычным явлением. Интересно, что Антиох III, желая подтвердить неприкосновенность храма в Амизоне, обращается к «стратегам, начальникам конницы, командирам пехоты, солдатам и прочим» (RC 39).
Налоги, взимавшиеся с населения, были высоки. Мы видели, что в Иудее крестьяне платили треть от урожая злаков и половину древесных плодов (Ios., Antiqu., XIII, 2, 3) и, кроме того, подушный налог. Даже город в некоторых случаях платил десятину (RC 41, Селевкия– Траллы). Неизвестно, по какому принципу взимался φόρος, который накладывался огулом на сатрапию или область подвластного царька. В уже цитировавшемся письме Деметрия II царь освобождает иудеев также от сбора «на венец» (στέφανος), который сохранился под названием aurum coronarium и в римское время, и налог соляной (ἁλική). Об этом же налоге говорят и буллы из Урука, среди которых есть и ἁλική, наряду с налогами на владение рабами (или, может быть, на продажу рабов) – ἀνδραπόδων, на плавание по Евфрату (πλοίων Εὐφράτον), на торговые сделки (ἐπώνιον). Этими случайными данными не исчерпываются, конечно, взимавшиеся с населения подати, налоги и пошлины. Тяжелым бременем были постои, практиковавшиеся во всяком случае в последний период правления Селевкидов (RC 70).
Все эти тяготы, хотя и не были чем-то новым, но ложились почти целиком на низшие слои населения, разоряя бедноту, обогащая богатых, углубляя классовые противоречия. Но на первых порах то новое, что принесло с собой образование державы Александра и диадохов, а затем монархии Селевкидов, должно было содействовать росту производительных сил. Об этом говорит прежде всего быстрый рост новых городов, население которых исчислялось сотнями тысяч людей (Селевкия на Тигре, Антиохия и др.). Вовлечение масс местного населения в городскую жизнь, изменение положения значительной части сельского населения благодаря включению больших земельных площадей в состав полисов, введение вместе с появлением греков в Азии греческих обычаев и учреждений (гимнасии, игры, школы) – все это должно было вызывать новые потребности и стимулировать производство. Длительные войны с Птолемеями заставляли Селевкидов создавать новые торговые пути с Востоком, направлять торговлю не в финикийские, а в сирийские порты. Когда после поражения при Магнесии Селевкиды потеряли Малую Азию, они использовали находившиеся прежде во власти Птолемеев владения в Сирии и Палестине, чтобы организовать восточную торговлю через порты этих стран. Чтобы освободиться от опасных и дорогостоивших услуг набатеев, они организовали северный путь на восток через Эдессу и оттуда через пустыню к Вавилонии[101]. После потери Малой Азии города Сирии и Финикии усиливают связи с Западом – Делосом (Берит) и непосредственно с Италией (Тир). Эти новые торговые пути, по которым велась торговля предметами роскоши, вовлекали все новые области, через которые эти пути проходили, в оживленные связи между собой.
Новые потребности населения удовлетворялись на первых порах ввозом товаров, но с течением времени налаживалось местное производство их. Больше всего сведений имеется, благодаря археологическим открытиям, о керамике. Ввоз в Азию греческой керамики сменяется, в первую очередь в Малой Азии, а также в Северном Причерноморье, местным производством. Малая Азия даже сама начинает вывозить греческую керамику в Западное Причерноморье[102].
Имеются сведения о попытках акклиматизировать в селевкидском царстве индийский бальзам и пряности (Plin. XVI, 135), о введении культуры риса в Бактриане, Вавилонии и Сузиане (Strab. XV, 1, 18); какой-то новый сорт винограда, «не росшего ранее, македонцы посадили там (в Сузиане) и в Вавилонии» (Strab. XV, 3, 11). Вероятно, во время господства Птолемеев в Южной Сирии и Палестине здесь появились некоторые египетские растения, которые известны в этих местах в римское время.
Спрос на разнообразные ткани стимулировал производство шерсти в Малой Азии и льняных тканей в Вавилонии. Но понятно, что технический прогресс не мог быть заметным, так как расширение сферы применения рабского труда препятствовало росту ремесленной и сельскохозяйственной техники, рост торговли неизбежно лишь воспроизводил рабовладельческий способ производства.
Страбон еще для своего времени рисует Сирию и другие бывшие владения Селевкидов как находящиеся в цветущем состоянии, благодаря прежде всего богатым естественным ресурсам. Но этот расцвет и внешний блеск городов были лишь фасадом, за которым скрывались обострявшиеся классовые противоречия. Ростовцев умиляется крупными состояниями отдельных лиц вроде уже упоминавшегося Дионисия, эпистолографа Антиоха IV, или верховного сановника Антиоха III, Гермия, который брался за свой счет уплачивать жалованье всем войскам (Polyb. V, 50, 2). Говоря о богатстве Пергама, Ростовцев с деланной наивностью замечает, что «трудящиеся классы, по всей вероятности, получали весьма скромную долю в богатстве Пергама» (ук. соч., стр. 1158). Но мощное движение рабов под предводительством Аристоника в 133 г. показывает, какой остроты достигли противоречия между рабовладельцами и рабами в Азии. Мы видели, что уже с начала II в. обостряется классовая борьба в Иудее, не прекращающаяся в течение столетий; наивысшего напряжения она достигла впоследствии во время иудейской войны против Рима. Острая классовая борьба проявилась и в период войн Митридата против римского господства. Ряд возникших в период Селевкидов социальных утопий, эсхатологических и мессианистских учений, пророчеств, апокалиптических «видений», был искаженным идеологическим отражением борьбы и социальных чаяний масс. Вообще в эллинистический период впервые классовая борьба рабов и примыкающих к ним эксплуатируемых свободных бедняков получает широкий размах, отчетливые организационные формы и некоторое, нам пока неясное, идеологическое оформление.
В царстве Селевкидов проявились особенно четко характерные черты эллинистического общества; но ни одно из достижений этого общества не получило и не могло получить законченного развития. Здесь, несмотря на объективную потребность и на сознательные усилия правителей, не было достигнуто ни единство государства, ни единство народа и его экономики, ни даже единство культуры. А достигнутый некоторый подъем рабовладельческого хозяйства имел своим неизбежным результатом углубление общественных противоречий, которые не могли быть преодолены. Поэтому распад Селевкидского царства был исторической необходимостью; и естественно, что не только выделившееся из селевкидской монархии Пергамское царство или богатый Родос очень рано вошли в фарватер римской политики, но и господствующий класс в городах Малой Азии, как это обнаружилось, в частности, во время Митридатовых войн, взял ориентацию на новую силу, долженствовавшую поддержать и укрепить рабовладельческое общество – Рим.
Все же период существования селевкидской монархии отнюдь не был бесплодным. Когда говорят об эллинистической культуре, то прежде всего при этом на мысль приходит именно селевкидское царство и его периферия, оставившие неизгладимый след на дальнейшей истории Востока вплоть до историй народов Средней Азии. Возникшие и выросшие здесь торговые города с развитым ремеслом оказались наиболее устойчивыми элементами Римской империи, которые пережили ее