Дежурный, услыхав про колхоз и ударную бригаду, прямо даже затрясся всем телом и начал интеллигенту беспрестанно кланяться. Мол, будьте так добры, извините. Прямо это такое печальное недоразумение. Тем более нас мешок ввел в заблуждение.
Доктор говорит:
– Что касается мешка, то мне, говорит, его крестьяне дали, поскольку моя жена, другой врач медицины, выехала из колхоза в Москву с чемоданом, а меня, говорит, еще на неделю задержали по случаю эпидемии острожелудочных заболеваний. А жену, говорит, может быть, помните, я на прошлой неделе провожал и помогал ей предметы в вагон носить.
Дежурный говорит:
– Да, да, я чего-то такое вспоминаю.
Тут агент с дежурным поскорее запихали в мешок, чего вытряхнули, сами донесли мешок до вагона, расчистили место интеллигенту, прислонили его к самой стеночке, чтоб он, утомленный событиями, боже сохрани, не ковырнулся во время движения, пожали ему благородную ручку и опять стали сердечно извиняться.
– Прямо, говорят, мы и сами не рады, что вас схватили. Тем более человек едет в колхоз, лечит, беспокоится, лишний месяц задерживается по случаю желудочных заболеваний, а тут наряду с этим такое неосмотрительное канальство с нашей стороны. Очень, говорят, сердечно извините!
Доктор говорит:
– Да уж ладно, чего там! Пущай только поезд поскорей тронется, а то у меня на вашем полустанке голова закружилась.
Дежурный с агентом почтительно поклонились и вышли из вагона, рассуждая о том, что, конечно, и среди этой классовой прослойки не все сукины дети. А вот многие, не щадя своих знаний, едут во все места и отдают свои научные силы народу.
Вскоре после этого наш поезд тронулся.
Да перед тем как тронуться, дежурный лично смотался на станцию, приволок пару газет и подал их интеллигенту.
– Вот, говорит, почитайте в пути, наверно заскучаете.
И тут раздался свисток, гудок, дежурный с агентом взяли под козырек, и наш поезд самосильно пошел.
Дела и люди
Вчера, черт возьми, я чуть на работу не опоздал.
Главное, я вышел вовремя. Попил чайку. Спускаюсь с лестницы. Гляжу – кошка на окне сидит.
Хотел я этого котенка погладить, но после думаю: еще, черт возьми, опоздаю, если тут разных котов начну гладить.
И не приласкав киску, быстро выхожу во двор.
Выхожу во двор, подхожу к воротам – нельзя пройти. Под воротами яму вырыли. Трубы, что ли, лопнули – ремонтируют.
Народ собрался с двух сторон. И на улице ждут – пойти домой не могут. И во дворе трудящиеся волнуются – не могут поспешать на службу.
Которые яму роют, говорят:
– Через час зароем – не волнуйтесь. А которым такая торопежка – пущай в яму сигают, мы их будем наверх подавать.
Вот один прыгнул, но измазался, как подлец. Его там в яме, пока наверх подняли, до того в грязи отвозили, что он, выйдя на улицу, снова сиганул в яму и велел опять поднять его во двор – пошел мыться и переодеваться.
Стоящие во дворе начали волноваться.
– Позовите, говорят, председателя. Чего он, сволочь, до восьми часов утра дрыхнет.
Приходит председатель. Обижается.
– Я, говорит, не на жалованьи работаю. Я не нанятой.
Почем я знал, что они поперек всех ворот выроют.
Член коллегии защитников, некто Брыкин, ядовито отвечает:
– Характерный фактик. Обыкновенная история. Это у нас часто. Чего-нибудь делают, а про людей забывают.
Председатель говорит:
– Вы в нашем доме известный нытик-интеллигент.
Другой жилец говорит:
– Вот, для примеру, я не интеллигент, а я тоже могу отметить. Я вчера голый хотел в ванну сесть. У меня колонка топится. Вдруг – здравствуйте, благодарю – воду закрыли. Я голый печку заливал, а то без воды колонка может лопнуть. Меня предупредить нужно, что воду закроете. Это есть чистое безобразие.
Председатель говорит:
– А ну вас! Завсегда с претензиями. А еще пролетарий.
Один, который на улице ожидает, говорит:
– Тогда пропущайте через квартиры, где выход туда и сюда. Чего я буду на вашу яму любоваться.
Председатель говорит:
– Через квартиры – мысль правильная. Но только у нас все квартиры деленые. У которых выход туда, у которых – сюда. А через кооператив заведующий навряд ли согласится столько народу пропустить – ему могут товар разворовать. Тем более что кооператив еще закрыт и откроется в десять.
Тут я не стал выслушивать дальнейшую дискуссию, а через окно подвала кое-как протискался на улицу и поднажал ходу.
На трамвай, конечно, не попал, но рысью дошел до своего учреждения. Только повесил номерок на гвоздик – ящик закрывают.
Ну, отделался легким испугом и трепыханием сердца и всего организма.
После работы возвращаюсь домой. Вижу: очень мило – яму зарыли. Ходить можно.
Поднимаюсь к себе. Хочу суп сварить – воды нету. Ремонтируют.
Взял ведерко, пошел в соседний дом. Нацедил воды. Только прихожу домой, гляжу – вода идет. Тут я сгоряча выплеснул воду в раковину. Гляжу – обратно воды нету. Закрыли. Побежал вниз узнать, как и чего. Да, говорят, пустили для пробы на пять минут, чтоб жильцы водой запаслись.
Я говорю:
– Но ведь надо, черт возьми, людей предупреждать. Почем люди знают, чего вы думаете.
Председатель говорит:
– Нам, знаете, не до людей – у нас работа идет.
Спорить я не стал, сходил еще раз за водой. Сварил суп. Но кушать не стал – аппетит пропал от усталости и огорченья.
Анна на шее
Из любовных историй я вам могу рассказать одну весьма смешную и трогательную историйку, любопытную по своей психологической тонкости.
Эта историйка рисует, что ли, некоторый наш недосмотр на одном позабытом участке жизни.
Короче говоря: по-моему, следует давать медали или какие-нибудь там знаки отличия за спасение утопающих. Иначе получается как-то не того. Посудите сами.
А стоял один мой знакомый милиционер на посту. Днем. Как раз, знаете, у Республиканского моста. Там Нева, знаете, течет широким течением. Могучие волны стремятся вдаль. Темные воды расстилаются перед взором.
А напротив, знаете, Зимний дворец во всей своей бывшей красоте. Направо – Петропавловский шпиль. Там – Академия наук. И Зоологический музей – довольно обшарпанное здание. Особенного там внутри, по правде сказать, ничего такого интересного нету. Ну, чучела зверей. Разные бабочки. Ну, разве что мамонт еще любопытен. Страшенный, черт, во всей своей бывшей красе.
Так вот, стоит наш милиционер на посту как раз у этого здания. Фамилия милиционера – Сидоренко Михаил.
Вот он стоит на посту во всей своей красоте. Бравый молодец. Красавец и добряк. На очень хорошем счету. И к тому же человек отчаянной храбрости.
В начале-то революции ему было, конечно, лет десять, так что эту храбрость он до сих пор не проявил. Но вскоре, как мы сейчас увидим, проявит ее в полном объеме.
Вот, значит, стоит он на своем посту. Любуется, может, на монументальные здания, поглядывает на темные невские воды с их державным течением, думает, может быть, сколько там, черт возьми, разной лишней рыбы и черт знает чего в глубине. Вспоминаются ему, может быть, картины крайнего детства, когда он мальчишечкой болтался по колено в воде и ловил разных там ершиков, жучков и колюшек.
И вдруг видит – проходит вдоль моста какая-то молоденькая бабешечка в черной шляпке.
Милиционер думает: «Какая-то, думает, гражданка идет. Пущай себе, думает, идет».
И не придает этому решительно никакого значения.
«Мало ли, думает, сколько ходит гражданок. На каждую глядеть – глаза заболят».
И отворачивается он в сторону и начинает, может, думать про свои душевные дела. И кто ему нравится. И не жениться ли ему в этом году. Поскольку человек он молодой. На войне не был и здоровье имеет очень великолепное.
Вот, значит, он так думает и вдруг неожиданно видит – эта вышеуказанная гражданка в полной нерешительности берется ручками за перила и вроде как напряженно смотрит в темные воды.
Милиционер думает: «Ого, надо будет посмотреть за этой гражданкой».
Тем более он замечает, что гражданка как-то нервно и панически настроена. Ход у нее мелкий и неровный. И вся она, видать, находится в сильном волнении.
Вот он смотрит на эту гражданку. Хочет к ней подойти, чтоб поговорить об ее душевном и нравственном состоянии. И вдруг с криком замечает, что эта молоденькая еще барышня карабкается на перила и – ах, ужас какой! – сигает вниз, в эти темные воды, откуда возврата нету.
Ах, он моментально замечает все это и вдруг швыряет с себя шапку и расстегивает ремень.
Нет, наш храбрец не нуждается, конечно, в разных там похвалах и наградах и в разных почетных отзывах и в часах с надписью: «За храбрость». Или там в каком-нибудь серебряном портсигаре.
Настоящая храбрость и мужество, безусловно, выше всех этих корыстных соображений.
Но нам сдается, что за проявленную храбрость и мужество все же надо чего-нибудь давать.
В довоенное время давали чуть не за каждый шаг разные там знаменитую «Анну на шею» или там «Владимира с бантом». И давали там всякие медали с разными словами: «Мерси, благодарю, вот вы какой». И так далее.