– Ты права. – Рикки внезапно усмехнулся. – Я и сам себя часто боюсь. Когда кажется, что мое тело не принадлежит мне более. Знаешь, как страшно бывает, когда неведомая сила захватывает власть над твоими мыслями, твоими чувствами, твоими мечтами, наконец. И все, что тебе остается, – роль стороннего наблюдателя.
Я молчала, не зная, как реагировать на внезапный приступ откровения у сына храмовника. В таких разговорах необходимо выверять каждое слово, чтобы случайно не обидеть собеседника. Иначе не успеешь моргнуть, как обзаведешься смертельным врагом. Люди становятся очень обидчивыми и постоянно ждут подвоха, когда осмеливаются кому-нибудь довериться.
– Хотя кому я это рассказываю? – хмыкнул Рикки. – Ты сама все прекрасно понимаешь. Я вижу, когда-то тебе тоже пришлось впустить в свое тело зло. Ты ведь тоже убивала.
– У меня не оставалось другого выбора, – глухо отозвалась я. – Мне надо было выбраться из клетки. А этого без истинного бешенства зверя не сделаешь.
– Кому ты рассказываешь? – Юноша негромко рассмеялся. – Я каждый миг борюсь с демоном внутри себя. Вот сейчас смотрю на тебя и думаю, как было бы легко свернуть твою хрупкую шейку. И даже отец с его хваленым мастерством и могуществом мага не успеет прийти к тебе на помощь.
– Ты хочешь меня напугать? – перебила я Рикки. – Поздравляю, у тебя это прекрасно получилось.
– Нет, – мотнул головой юноша. – На самом деле не хочу. Просто… Постарайся понять меня. Тогда, в спальне, я не желал тебе зла. Сам не знаю, что на меня находит в такие моменты. С одной стороны, я понимал, что поступаю дурно, но в то же время кто-то навязчиво шептал на ухо: возьми ее, она только этого и жаждет. Ты что-то говорила, а мне казалось, призываешь в свои объятия. Я не знаю, что со мной происходит, Тефна. И боюсь, что когда-нибудь все, что мне останется в этой жизни, – лишь наблюдать за зверствами своего второго «я» со стороны, не в силах этому препятствовать.
– Тогда ты должен радоваться, что мы едем к кругу. Возможно, там твой отец найдет способ помочь тебе.
– Скорее себе, – тихо поправил меня Рикки. – Нет, не так. Прежде всего себе. Он хочет выпросить прощения у моей матери за то, что пошел на поводу у святых отцов храма. Мечтает еще раз встретиться с ней, заглянуть ей в глаза. А я лишь достаточный предлог, чтобы пойти на такую авантюру. Ведь моего отца всю жизнь учили, что любовь – недостойная эмоция для храмовника. Вот он до сих пор и не смеет признаться даже себе, что был счастлив с моей матерью.
Юноша прикрыл глаза, потер виски с таким мученическим видом, будто его терзала сильная головная боль, и неслышно добавил, так что мне пришлось напрячь весь свой слух:
– Жаль, что нельзя выбрать судьбу. Я бы предпочел не родиться вовсе, нежели жить так, непонятно кем.
После этих слов нестерпимо захотелось обнять Рикки или сказать хоть что-нибудь ободряющее. Но в глубине души меня глодал гадкий, мерзкий червячок сомнения – вдруг он специально все это рассказывает. Добивается таким образом моего расположения. А когда дождется, что я начну ему доверять, нанесет удар в самый неожиданный момент. Исчадия бога-отступника бывают очень убедительными. Им это жизненно необходимо, чтобы привлекать в свои сети все новых и новых доверчивых жертв.
Впрочем, юноша и не ждал никаких слов. Он просто сидел рядом со мной и наблюдал, как огромное солнце умирает за линией горизонта. Ярко-алый отблеск заката ложился неровными пятнами на скулы Рикки, превращаясь в подобие чахоточного румянца. И казалось, что можно провести так вечность – думая каждый о своем. Не часто встречаются люди, с которыми приятно рядом помолчать.
– О чем это вы тут шушукаетесь? – неожиданно прервал наши странные посиделки Шерьян, неслышно подойдя из-за спины.
Я привычно вздрогнула от внезапности его появления. Хотелось бы все же знать, каким образом ему удается так бесшумно передвигаться.
Рикки никак не отреагировал на вопрос своего отца, предоставив честь отвечать мне. Я неопределенно пожала плечами и нехотя буркнула:
– Да так… Отдыхаем. Если завтра ничего не произойдет, то к вечеру мы будем на месте.
– Это хорошо, – довольно усмехнулся Шерьян. – Послезавтра день летнего солнцестояния. Самое время для вызова мертвых.
– Меня это не касается, – довольно резко оборвала я храмовника. – Мое дело – довести тебя до круга. Дальше – что хочешь, то и делай.
– Тефна, – смущенно начал Шерьян, явно не ожидавший от меня настолько бурной реакции, – Тефна, а за какие деньги ты бы открыла для меня круг? Конечно, я, наверное, справлюсь и сам, но метаморфу такие вещи удаются намного проще и быстрее. Это не входит в наш договор, но, быть может, за дополнительную плату ты бы взялась…
Я с шипением втянула в себя воздух, пытаясь успокоиться. Вот, значит, куда Шерьян клонит. Использовать меня в качестве проводника по полной. Впустить через мое тело душу своей жены в этот мир. Чтобы она – Индигерда – смотрела при помощи моих глаз, говорила моим голосом, прикоснулась к мужу моими руками. Пусть ненадолго, но стала мною. Он хоть представляет, на что просит меня пойти?
– Ни за какие деньги. – Слова с трудом выходили из пересохшего горла. – Никогда и ни за что. Лучше не проси.
– Но почему? – слабо удивился Шерьян и тут же осекся, поймав мой бешеный взгляд, в котором горели зеленые злые огни разъяренного зверя.
– По-то-му, – по слогам процедила я. – Открыть круг – значит, на время умереть. Поменяться с упокоенным местами. Почувствовать все то, через что ему пришлось пройти перед смертью. Это больно, Шерьян, это очень больно, но даже не в этом суть. Вызывая мертвого, ты на миг в полной мере ощутишь его отчаяние, его дикое желание жить, поскольку на другом берегу призрачной реки есть только несбывшиеся надежды и горечь по навсегда утраченному.
– Ты так говоришь, будто испытала это все однажды, – негромко заметил храмовник с легким интересом в голосе. С интересом, но не с сочувствием.
– Неважно.
Шерьян с иронией изогнул бровь, потом открыл рот, видимо собираясь продолжить расспросы. И совершенно не обращая внимания на мучительную гримасу, которая исказила мое лицо.
– Отец, – неожиданно пришел ко мне на помощь Рикки, – мне кажется, Тефне неприятен этот разговор.
– Что? – От удивления Шерьян даже поперхнулся. Смерил сына внимательным взглядом, будто не веря, что юноша что-то осмелился сказать в его присутствии.
Рикки ответил спокойной и немного усталой улыбкой, и храмовник окончательно растерялся. После чего махнул рукой, показывая, что беседа окончена, и поспешно отошел к костру, где о чем-то негромко спорили Гворий и Дория.
– Спасибо, – поблагодарила я юношу, который уже поднялся на ноги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});