— Теперь большие деньги, Михал Михалыч, — вставил Нуркин. — Мы же в политику не лезем, и все это понимают. Просто урожаи на нашем огородике будут обильней. А чужого огородика нам не надо.
— Урожаи... — буркнул Широков. — Геморрои у нас будут. Такие, что жопы не хватит. Я чувствую.
— Уже? Рано, Михал Михалыч, еще не доехали, — засмеялся Нуркин.
Широков хотел ответить что-нибудь резкое, но поленился. Этот выскочка наглел на глазах — естественно и неудержимо. Широков и не особенно-то сопротивлялся. Из бухгалтеров да в заместители председателя, у кого ж головенка не закружится?
«Надо будет его сплавить куда-нибудь, — решил он. — Вот пройдем организационный период, все утрясем, и — чао, бамбино!»
Сорокапятилетний бамбино что-то мурлыкал себе под нос и покачивал ножкой, благо пространство «Линкольна» это позволяло. За окнами неслись прокопченные деревья с высокими кронами — нижние ветки не выдерживали шоссейной экологии и, высыхая, шли на дрова для многочисленных шашлычных.
Охранник за звуконепроницаемой перегородкой провожал взглядом каждый мангал и тревожно шевелился.
«Не кормят его, что ли», — раздраженно подумал Нуркин.
Из всех необходимых для такой должности достоинств секьюрити имел лишь большой бритый череп и лицензию на ношение оружия. Как специалист он был полный ноль, и Нуркин, поднаторевший в вопросах личной безопасности, уговаривал Широкова оставить детину в офисе. Михал Михалыч, любивший проявлять принципиальность в мелочах, настоял на своем. Не то чтобы он кому-то не доверял или кого-то боялся — просто из художественной литературы Широков знал, что на бандитскую стрелку желательно выезжать толпой.
Четвертым в «толпе» был водитель, смышленый малый, вовремя покинувший какой-то ведомственный гараж. Нуркин присматривался к нему уже несколько дней. Преданный человек дорогого стоит.
— Долго еще? — капризно спросил Широков, включив переговорное устройство.
— Почти приехали, Михаил Михайлович, — отозвался водитель. — Двадцатый столбик.
— Ох, не надо было... — сказал Широков, отпуская кнопку.
— Надо, надо, Михалыч, — заверил Нуркин. — Сумма посильная, нас это не разорит, зато крепкий сон и здоровый аппетит. О! Стихи получились. И потом, Михалыч, это же связи. Они в нашем продвижении заинтересованы. Для них это престиж. Не каждая группировка имеет партию.
— То-то и оно, что имеет.
— Вас сегодня заносит на какую-то гомосексуальную тематику. Не вздумайте при них отпускать подобные каламбуры.
— Что ж они, совсем пещерные? Одна блатата?
— Если так переживаете, могли бы в офисе подождать, я ведь предлагал.
Широков промокнул губы платком и отвернулся. «Этот бухгалтер слишком прыток, чтобы удовлетвориться малым. Потянет одеяло на себя, обязательно потянет. Расстаться — и чем скорее, тем лучше».
— Двадцать четвертый километр, — предупредил водитель.
Нуркин и сам уже видел. На обочине стоял угловатый джип болотного цвета, из которого торчала мускулистая рука. Рука призывно махнула, и водитель, не останавливаясь, проехал дальше. Сзади невесть откуда появился вишневый «БМВ». Обогнав «Линкольн», он дважды мигнул поворотиками.
Через несколько километров они свернули — название на проржавевшем указателе Нуркину разглядеть не удалось, но дорога была хорошая, асфальтированная. Миновав маленький мост со свежевыкрашенным шлагбаумом, эскорт вкатился в дачный поселок. О том, что это именно поселок, а не парк и не заповедник, Нуркин догадался, лишь когда заметил череду высоких заборов.
Кругом росли огромные сосны, и было непонятно, каким образом здесь что-то построили, не повредив деревьев. Дощатые ограды тянулись на многие метры, и каждый участок занимал никак не меньше пятидесяти соток.
«БМВ» встал у темно-зеленых ворот и просигналил. За распахнувшимися створками возник добротный бревенчатый дом в два этажа с мансардой и открытой верандой.
Слухи о разнузданном бытии преступных авторитетов оказались сильно преувеличенными — ни фонтанов, ни павлинов, ни голых негритянок на участке не наблюдалось. Напротив, все выглядело весьма почтенно: беседка в ползучих растениях, выложенные обычной плиткой дорожки и фантастической красоты цветник. Даже пресловутые боевики были похожи на любимых племянников какого-то дряхлого лауреата.
Охранник Широкова вылез из машины и долго вертел башкой, пытаясь сообразить, чем он здесь может быть полезен. К нему подошел загорелый парень в полосатой тенниске и довольно вежливо предложил сдать пистолет. Охранник подумал еще немного и, нагнувшись к окну, сказал:
— Михаил Михайлович, я вам выходить не советую.
— Ты что, белены объелся? — прошипел Нуркин. — На хера мы сюда тащились? Михалья, рассчитай этого урода, и пусть возвращается пешком.
Он решительно открыл дверцу и, позволив себя обыскать, зашагал к беседке. Опыта общения с ворами он практически не имел, но считал, что со всяким человеком следует вести себя достойно. К тому же Маэстро показался ему нормальным, даже воспитанным, — по крайней мере, по телефону.
В беседке, причудливо сплетенной из тонких реек, сидели двое. Он поздоровался с Маэстро — тот ответил доброжелательно, но сдержанно. Главный здесь не он, мгновенно учуял Нуркин.
Второй, увлеченно читавший газету, встряхнул листы и медленно, неестественно медленно, положил их на колени. Нуркин повернулся к нему и, раскрыв рот, опустился на лавочку.
Они смотрели друг на друга так долго, что Маэстро почувствовал себя лишним. Он тактично кхекнул и, дождавшись взгляда Нуркина, пояснил:
— Идея сотрудничества с вашей партией нам понравилась. Но курировать вас буду не я. Вот, пожалуйста. — Он показал на соседа с газетой. — Имен вам знать ни к чему. Просто Штаб.
— Штаб, — зачарованно произнес Нуркин, возвращаясь взглядом ко второму. — Очень приятно.
— Пошли, — сказал тот и повел его к веранде. Маэстро и охранникам он движением ладони велел оставаться на месте.
Нуркин поднялся на крыльцо и, увидев растерянного Михал Михалыча, повторил начальственный жест Штаба.
— Саша... — сказал он, зайдя в комнату.
— Влад...
— Саша-Штаб... Ты здесь.
— И ты. Как?
— Ополчение. Все-таки они меня достали.
— А я?
— Ты не помнишь?
— Смутно. Летели, кажется, на переговоры в Пхеньян... Что-то с двигателями...
— У тебя парашют не раскрылся. А меня через неделю хлопнули. Так что страна без руководства.
— Все как я думал. Жизнь после смерти, — пробормотал Немаляев и, усадив Нуркина за накрытый стол, добавил: — Вот он, ад.
— Н-да? — Нуркин повертел за горлышки разномастные бутылки и воткнул в икорницу столовую ложку. — Ад, Сашок, это когда в говне барахтаешься. Вот как я. Бухгалтер. Шестерка. Тьфу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});