гетманство на маеток из рук шведа, а теперь сам швед попадёт в зависимость от «Мазепы».
«Хитро ты выкрутил, — Иван Степаныч оценил ситуацию. — И что ныне затеял?»
«Если ты думаешь, что я стану с тобой откровенничать, в новых-то условиях, то ошибаешься, — ответил я, параллельно обсуждая со шведом предложение Петра и запретив Мазепе „подслушивать“. — Одно скажу: на моём месте мог бы быть ты сам — если бы не был иудой».
«Знаю, не любишь ты меня, — в голосе Мазепы послышался едкий смешок. — Но совета бы послушал. Всё ж поопытнее тебя буду… Держался бы ты подалее от коронованных особ. Они — словно жернова каменные, сотрут тебя в муку».
«А я не зёрнышко, чтобы между жерновами скакать… Слушай, помолчи. Без тебя тошно».
Он действительно замолчал. И даже не пытался просить, чтобы я «дал доступ» к органам зрения и слуха… К себе в апартаменты я вернулся выжатым, как лимон: Карлуша как обычно помотал нервы прежде, чем согласился на некий компромисс, который я зафиксировал в письменном виде, а он в знак своего согласия подмахнул автограф. Ожидаемо поплохело, пришлось обращаться к медикам. И когда я уже засыпал под действием их снадобий, произошло то, что напугало меня до холодного пота.
В момент между бодрствованием и сном я ощутил, что руки начали двигаться — помимо моей воли. Осознав, что происходит, я мгновенно собрал волю в кулак и вернул контроль над телом.
Блин, вот это хреново. Крайне хреново.
«Боишься? — я услышал мерзко хихикающий голос Мазепы. — Надо правильно сторону выбирать, тогда и страха не станет».
«Вот, значит, как… Ну, что ж, я этого не хотел, но придётся решать проблему радикально».
«Застрелиться надумал? А за церковной оградой быть похороненным не опасаешься? В ад попасть?»
«Это лучше, чем тебе на откуп всё отдать…»
Напугался я нешуточно, сон сразу как рукой сняло. Не говоря уже о том, что сердце с перепугу начало отплясывать тарантеллу — со всеми полагающимися в моём случае побочными эффектами. Иван Степанович всё с тем же мерзеньким хихиканьем пытался вернуть управление своим организмом, а я отбивался как мог… Разумеется, я разбудил и челядь, и медиков. За поднявшейся суетой кое-как прошло время до рассвета, и я наконец с облегчением обнаружил, что Мазепа больше не пытается перехватить управление. Точнее, пытается, но то ли из сил выбился, то ли ещё что-то мешает… Во всяком случае, я получил передышку.
Надолго ли?
Глава 28
1
— Что ж тебя устроит, гетман? — хитрая ухмылочка Александра Даниловича действовала на меня как красная тряпка на быка, приходилось прилагать титанические усилия, чтобы не сорваться. — Или ста пятидесяти тыщ мало?
— Можно подумать, я себе в сундук те тыщи покласть собираюсь, — проворчал я. Самочувствие было, прямо скажем, «ниже плинтуса», но Меншикова «гетман Мазепа» встречал при полном параде, устало восседая в неудобном кресле образца начала восемнадцатого столетия. — Ныне расходы предстоят великие, а значит, и деньги потребуются в немалом числе. А где их взять, если не с доли, тобой обещанной? Богат я, как для Малороссии, да с твоим богатством разве сравнюсь? Не гневи Бога, Александр Данилович.
— А ежели иначе повернуть? — предложил этот прощелыга. — Ежели ты мне записки станешь подавать, что купить надобно или кому заплатить, а я рассчитаюсь?
— Полно, Александр Данилович, я ещё в полном разуме, чтоб наличными деньгами, а не расписками расплачиваться. Двести тысяч, и мы в расчёте. Четверть золотом, прочее серебром. Никаких расписок и заёмных бумаг.
— Что ж ты, гетман, словно в калашных рядах торгуешься? — Данилыч был неприятно удивлён моей неуступчивостью. — Не един ты о благе Отечества печёшься, и у меня расходов немало.
— Знаю. Оттого и прошу немного — относительно того, что ты уже побрал со шведской казны. Петру Алексеевичу два миллиона выдал, а всё, что сверх… Три пятых тебе, две пятых мне. Хотя, по справедливости, надо было бы наоборот, однако ты человек государев, тебе и честь… Не спорь, Александр Данилович, уважь старика.
Мой завуалированный намёк он понял и сразу сдал позиции, согласившись выдать мне двести тысяч налом. Ибо нефиг, жирновато будет ему две трети от шведской добычи, когда большую часть работы сделал я. Но здесь понятие справедливого распределения долей несколько отличается от того, к которому привыкли в моё время. Чем выше человек взобрался по социальной лестнице, тем большая доля при делёжке ему полагается — вне зависимости от степени участия в деле. И это тоже приходилось учитывать в своих планах. Нажить себе врага в лице Меншикова не хотелось, ибо испортить жизнь он мог очень качественно. Но и своё упускать тоже нельзя: один раз дашь на шею сесть, он и понукать начнёт.
Между прочим, всё состояние Мазепы исчислялось цифрой в районе ста пятидесяти тысяч целковых. И это по здешним меркам очень много. Курица стоит копейку, от силы полторы, а на рубль в месяц может прокормиться взрослый человек, рядовые солдаты в гвардии получают зарплату девяносто копеек и считают, что это неплохой доход. А сейчас, после уговора с Данилычем, в моём распоряжении оказалась сумма, на четверть превышавшая стоимость всего имущества гетмана. Однако и расходы предстоят соответствующие. Уговоры с коронованными особами — дело дорогостоящее. А Карла, как я и боялся, Пётр повесил на меня.
Швед, кстати, прекрасно ориентировался в обстановке и вовсю ёрничал. Я тоже в долгу не оставался, но делать это приходилось куда дипломатичнее: всё-таки король. Карлуша, кажется, смирился и с предстоящими территориальными уступками, и с выходом из войны на условиях Петра, и даже не имел ничего против заключить с Россией военно-политический союз. Но от брака с племянницей Петра — Екатериной Ивановной — отбрыкивался всеми четырьмя конечностями. Судя по всему, его вообще не привлекала идея вступления в какой бы то ни было брак, а в наследники он прочил племянника Карла-Фридриха — сына его любимой сестры, умершей в прошлом году от какой-то болезни. Но Пётр Алексеевич был неумолим: или сам Карлуша роднится с ним через племянницу, или его племянник — через одну из дочек самого Петра, которых он по такому случаю оперативно признал. Но шведской королевой однозначно должна стать дама из семейства Романовых. Как на это посмотрит риксдаг, государя не волновало, а зря.
Именно об этом я думал, когда на обед ко мне напросился датский посланник. Видимо, до командора Юля