Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но выйдешь вечером в коридор нашей палубы и уже не шорохи увядшей листвы мерещатся тебе, а явственно слышишь пулеметный стукоток печатной машинки из каюты четвертого помощника. Это Ваня Гриньков (1965 года рождения) – пошел в первый самостоятельный рейс в качестве штурмана, а не практиканта высшей мореходки. И Ване надо перед приходом в каждый порт напечатать не менее ста страниц документации. (Прикидываю: это около пяти авторских листов прозы!). Вот и строчит все свободное от вахт время Ваня. Вот и некогда пареньку поразвлечься, в домино постучать или травлю опытных мореманов послушать. Вечные труженики эти штурмана!
Вот и я начинаю привыкать к мысли, что мы будем идти по этому океану бесконечно. Океан, если не считать летающих рыбок, почти безжизнен. Потому проявление четырех чаек – откуда, до Африки тут далековато! – привлекло всеобщее внимание. Развлечение, какое-никакое! Но после адмиральского сон-часа ударил колокол громкого боя. Учебная тревога! Все быстро-быстро разбежались по штатным местам, закрыли-задраили двери – все выходы с палуб и коридоров, закрыли заслонками иллюминаторы. Я тоже закрыл. Мне-то что делать дальше?
– Сиди пока! – сказал зашедший ко мне Жданов. Разыскал в рундуке спасательный жилет. Что за диво? В них-то кой-какой толк понимаю. А тут старый, давно снятый с «вооружения» образец, который многим морякам поломал шейные позвонки при настоящих, не учебных тревогах.
Тут опять в динамике голос старпома: приготовить к спуску шлюпки! Теплоход наш совсем замедлил ход, покачиваясь на волнах и зыби. Иду на корму наблюдать, поскольку выполнил интуитивно все, что мне; полагаю, полагается. Главное – вооружился хоть и худенькими, но спасательными средствами!
Шлюпки спустили до уровня фальшборта, подергали троса и тали, потренировались в нажатии электрокнопок, поставили на место, закрепили. Отбой учебной тревоги!
Так в чем же дело? Плановые учения? Возможно! Но вечером помполит сообщил новость: вчера в японском порту Осака сгорел советский туристический теплоход «Приамурье». Погибло десять человек, более двадцати получили тяжелые травмы, ожоги.
Был я в этом порту в 84 году, представляю. И понимаю, что «грянул очередной гром» и русский мужик начал креститься. Так вот откуда тревога на борту. Вероятно, получен циркуляр из пароходства.
Но мореманы были б не мореманы, если б кто-то по сему поводу не рассказал трагикомическую «аналогичную» историю. Вот она вкратце. В иностранном порту горел наш сухогруз. Команда растерялась, чуть ли не паника. А капитан бегает по судну с огнетушителем, когда должен стоять на мостике и командовать тушением пожара. А помполит спасает огромный стенд с членами Политбюро. Вытащил-таки по трапу на иностранную пристань, положил стенд «лицом вниз», выставил охрану из матросов.
…Все ближе экватор. Влажный теплый ветер.
7– Сколько можно ехать? Едем, едем.
– Едем уже полмесяца. Как поется в песне: «Не видно нигде берегов», – подхватывает начальник рации.
Мы выходим из салона, где только что посмотрели фильм под названием «Вторая попытка Виктора Крохина». Так и не поняли: где же – первая?
Криков приглашает на чай, на ежевечернюю нашу травлю, а я еще успеваю подняться в рубку, где вахтенный штурман Ваня Гриньков сообщает мне, что завтра утром часов в одиннадцать будем пересекать экватор. Понятно, что традиционных празднеств не будет. Мы с доктором еще днем подкатывали несколько раз к капитану, намекали, мол, так и так – будем проходить экватор. «Ну и что?» – сказал Ламшаков, – Эка невидаль. Ну по трансляции объявим, я вам обещаю!»
Вот и все!
Зато начальник рации Борисовец «на полном серьезе» вешает мне на уши лапшу, рассказывая про какие-то «буйки», будто бы обозначающие линию экватора. Я подхватываю настроение начальника и в тон ему отвечаю, что, мол, на экваторе никаких буйков нет, а просто он покрашен в красно-зеленый цвет. Ха-ха! Но все-таки что нужно делать на экваторе? А надо просто подпрыгнуть на месте, чтоб не задеть экватор ногами, когда будем переваливать в Южное полушарие.
Близко экватор, близко. И воздух и океан, как бы загустели до солидольной вязкости. Лениво перекатывается зыбь, лениво выстреливают от бортов летающие рыбки. Душно на палубах. Одно удовольствие – спуститься в машинное отделение, где на Центральном посту, под струями кондишена, блаженствуют кто-то из вахтенных механиков. Или в хозяйстве токаря и слесарей-ремонтников можно услышать байку о том, что в таком-то году на экваторе в шубах ходили.
– Прямо-таки и в шубах?
– Голову даю на отруб, было такое время.
А что делать в долгом рейсе, если не украшать его такими историями, когда все идет вроде бы гладко, без приключений. Как-то заикнулся о приключениях капитану. «Нет уж, упаси бог! У меня Устав и инструкции. А приключения – это у Жюль Верна!»
– Не надо приключений! – говорит мне и электромех, ероша свой жесткий рыжеватый чуб, – Историй у меня и так хватит, хоть из каждой рассказ пишите. Вот, например, характерная и показательная для флота – «мордой в салат».
История давняя. Главный герой ее теперь капитан. А тогда только пришел после училища на пароход в первый рейс. Как наш Ваня. Экипаж был спаянный, а тут: кто такой и чем он дышит? Надо «приравнять» его, чтоб не возникал в любой ситуации.
Ну, собирается у капитана застолье: «Старик, в честь вступления в должность, в честь первого рейса, положено. «Ване» подливают, произносят тосты и усиленно следят, чтоб довести его до кондиции. Довели – «мордой в салат». Утром «Ваня» мается с похмелья, а к нему с разговором: «То было вчера, что ты творил, старик! «Старик» пугается и лихорадочно вспоминает, что «было»? «Да я, да, ребята». «Ничего, старик, бывает, ну с кем не бывает, забудем!». И «Ваня» на крючке, «мордой в салате», попробуй пикни что против.
Другая история, которую записываю в тетрадку, о попытке компрометации первого помощника. «Любят» первых на судах, ах, «любят»! Помполит и буфетчица – это прямо-таки фольклорные персонажи! Вроде, Иванушки-дурачка да Василисы Прекрасной!
В столовой экипажа крутили кино. Первый поднялся к себе в каюту. И следом за ним делегация: секретарь парторганизации и профорг. «Иван Иванович, мы к тебе с серьезным разговором». «Ну, присаживайтесь, поговорим». Тут раскрывается дверь спальни и на пороге взлохмаченная, совершенна голая буфетчица. «Ваня, гони их к черту, я давно уж жду тебя, как договорились!» Немая сцена! Потом: «Иван Иванович, а мы-то считали, что Вы наша нравственная и моральная основа, фундамент. Да как же так?» А на пороге уже капитан: «Что происходит?»
– Дело дошло до парткома пароходства, где всё поняли, знали Ивана Ивановича, что у него давно «узлом завязано», но. развели всех – капитана, помполита, буфетчицу вообще выгнали с флота.
– Виктор Иванович, – говорю, – И обо мне какую-нибудь «историю» тут сочинят, после плавания?
– Давайте о буфетчицах.
Ну вот опять. Пришла одна буфетчица убирать в каюте капитана. А капитан в это время в ванной у себя плескался. «Уборка» завершилась разбором на парткомиссии пароходства, где заседают ветераны – «божии одуванчики». А все потому что два главных командира на судне – капитан и старший механик подрались из-за этой буфетчицы.
– «Расскажите как было дело», – допрашивал буфетчицу один из «одуванчиков». – «Пришла убирать, а капитан зовет: потри мне спинку. Ну приказа капитана ослушаться я не могла, сняла халат, чтоб не замочиться в воде, стала тереть спину. А он говорит потом: встань теперь, как собачки стоят». – «Ну и что?» – голос «одуванчика». – Ну я встала. Слышу, что-то в меня входит. Тут прибежал стармех, я с ним до этого дружила, и давай они драться».
Что влечет женщин на флот? Первое – заработать! В сумме с инвалютой, чеками и советскими рублями, буфетчица или дневальная получает рублей 400 в месяц. Второе – если мать-одиночка, то содержать ребенка. Третье – и самое главное! – выйти замуж. Разный народ – эти морячки. Набирают их из самого пестрого контингента: медсестры, пионервожатые, воспитательницы. Три месяца обучения и – в экипаж. Другая порой не то что моря, парохода в глаза не видела. Приходит к старпому с документами, тот, полистав их, говорит: «Ну вот, вообще-то вам полагается каюта, но можете жить со мной». Потом бутылочка «Наполеона» – по морской традиции! – «чтоб хорошо работалось», рюмка-другая, на брудершафт и так далее, так далее.
– А вот была у нас буфетчицей бывшая балерина.
– Про балерину в следующий раз, – говорю Крикову. – Сегодня ж открытое партсобрание: «Критика и самокритика в пору демократизации и гласности».
– Критика – хорошо, но где гарантии?
8Долгая дорога в океане, монотонная, одноликая, утомляет не то что физически, но и накапливается в душе усталость. Это аксиома и, как говорится, тут ничего не попишешь. Человек входит как бы в замкнутый круг, в эти серые будни, как и на суше, на материке: спит положенное между вахтами время, (матросы и прикомандированные специалисты-ремонтники работают с восьми утра и до пяти вечера, вольные люди!) обедают-ужинают, смотрят кино, играют в домино и нарды, читают старые подшивки газет, книги, ходят «искупнуться» в бассейне, чуток позагорать, перекурить в положенном и неположенном месте, обменяться воспоминаниями из береговой жизни, о прошлых рейсах, рассказать анекдот – все это начальный период рейса и удивительно долгая дорога к конечным портам погрузки- разгрузки, где, собственно, и начнется основная, главная, работа.
- Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках) - Мирослав Немиров - Современная проза
- В чистом поле: очерки, рассказы, стихи - Н. Денисов - Современная проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Вопль впередсмотрящего [Повесть. Рассказы. Пьеса] - Анатолий Гаврилов - Современная проза
- У родного очага - Дибаш Каинчин - Современная проза