Читать интересную книгу Новая Россия в постели - Эдуард Тополь

— Хорошо, следующий. Петр, что бы ты сказал, если бы застал любимую женщину в постели с другим мужчиной?

— Убил бы.

— Убил кого? Ее? Его?

— Не знаю. Я зверею в такие моменты. Мне все равно.

— Девочки, примите к сведению: мужчину нужно класть сверху…

— А я бы постаралась рассмотреть эту красавицу и понять, в чем же я плохонулась. Если я считала, что я непобедима, а он вдруг мне изменил, я должна понять почему и стать лучше.

— К вопросу насчет «убил». Вот подлинный случай. Один очень высокий чиновник, даже скажу точнее — замминистра узнал об измене жены. А поскольку у нас руководство молодое, то и поступки они совершают горячие. Когда она пришла от любовника, он ее топориком стукнул по затылку и убил. Потом разрезал труп на части, аккуратно завернул в пластиковые пакеты, вывез за город и закопал в каком-то овраге. Вернулся домой, всю квартиру вымыл и пошел в милицию заявлять о пропаже жены. А в милиции как? Пропала и пропала, мало ли сейчас людей пропадает? Может, сама сбежала. Но он оказался настырным человеком и сам себя переиграл — всех завалил своими заявлениями: прокуратуру, угрозыск, даже управление по организованной преступности. И так всех достал, что МУРу поручили заняться этим делом. Все-таки у замминистра жена пропала, не у кого-то! В МУРе создали следственную бригаду, сбросили им все его заявления, и те стали их изучать в порядке подготовки к следствию. И обратили внимание на какие-то мелкие детали и странности. Скажем, в одном заявлении он пишет: в пятницу, в 18.00, приехав с работы, я обнаружил, что жены нет дома. А в 21.00 он уже был в милиции, подал первое заявление. Спрашивается: как ты мог уже в девять вечера считать, что жена пропала? Может, она в кино пошла? Или у подруги чай пьет? Короче, там были какие-то детали, из-за которых следователи решили последить за этим человеком. И увидели, что он каждый день, выходя с работы, останавливает свою «ауди» у цветочного ларька, покупает букет цветов и едет куда-то. Ну, думают, к любовнице, к кому же еще? Собирают «наружку» — бригаду негласного наружного наблюдения. А это непросто, это все-таки несколько машин и с десятка три «топтунов», которые должны подменять друг друга, чтобы объект не заметил слежки. Ладно, укомплектовали «наружку», следят. И видят — ни к какой любовнице он не сворачивает, а едет в какой-то лесок, в овраг, и там кладет цветы, сидит и плачет. Стали раскапывать эту территорию и нашли расчлененный труп. Взяли этого замминистра в разработку, он во всем сознался, получил «червонец» за убийство на почве ревности и уехал в «тринадцатую» зону, где Чурбанов сидел. Так что убийство за измену — вполне реальная вещь. И на любом уровне.

— Все-таки давайте уточним, о чем мы говорим? Об измене любимого человека? Или об измене мужа — жены? Это же разные вещи! Одно дело, когда изменяет человек, на которого распространены права собственности, а другое — никаких прав собственности, а только любовь. Но любви не изменяют, ее убивают. Если я застаю любимого человека с другой, то никакой любви уже нет, он ее убил, точка.

— Между прочим, это еще как сказать. У меня был случай, где это выглядело совсем иначе. Хотя, честно говоря, я в нем до сих пор не разобрался. Я дружил с одним человеком. Мы вместе работали, он был очень интересным и красивым парнем, старше меня. Короче, он был ярким ведущим, а я скромным ведомым. И он жил с девушкой, с Таней, которая его очень любила. А мне она совершенно не нравилась, у меня была своя девушка — не то чтобы любимая, но мы с ней уже целовались. Потом мне на работе дают комнату, которую комнатой назвать нельзя, это такой пенал шесть метров в длину, три в ширину. Но для меня это уже квартира, я переселяюсь в нее из общежития, ставлю кровать, стол, диван. И все, там больше места нет. Тут мой друг уезжает в командировку. Таня мне звонит, говорит: есть ли от Толика какие-то вести? Я говорю: какие вести? он только вчера улетел. Назавтра — снова звонок, и так каждый день как по расписанию. Через неделю она говорит: у меня есть интересная книжка, я тебе занесу. Я говорю: заноси. Она приходит, приносит книжку и садится на диван. Но говорить совершенно не о чем — сколько можно об одном человеке разговаривать, даже если это мой друг? А она сидит, и это совсем рядом, ведь у меня вот тут диван, вот тут кровать, почти впритык. И возникает такое странное напряжение, я сажусь от нее подальше. Правда, Толик, хвастаясь, говорил, что она необыкновенная женщина. Но все равно я что-то вякаю через силу, потом опять пауза, потом она говорит: ну вот эта книжка, я пошла. А через день звонит: мне книжка срочно нужна, ты прочел? Прочел, говорю. Она говорит: я приду. Снова приходит и сидит. Опять напряжение, опять о чем-то говорим через паузы. Тут она спрашивает: у тебя музыка есть какая-нибудь? Я говорю: есть радио. Она говорит: может, потанцуем? Я говорю: где тут потанцуешь, тут полтора метра, ступить негде. Она говорит: ничего, давай, а то у меня настроение такое тоскливое. Мы включили музыку, стали танцевать, она прижимается ко мне, и меня как током пробивает — все, мы в постели, это просто невозможно было удержаться. Потом она говорит: тебе хорошо было? Ты Толику ничего не скажешь? Я говорю: конечно, не скажу, как я могу ему сказать, он же мой друг! Проходит еще несколько дней, прилетает Толик и звонит мне: как дела? Я говорю: все нормально. Он спрашивает: никаких новостей? Я говорю: никаких. Через день, в воскресенье, он звонит: приезжай на обед. Я приезжаю, как всегда. А там Таня. Сидим, обедаем, она смотрит на меня и говорит: я ему все рассказала. И значит, Толик тут же устраивает судилище, начинает выяснять подробности: как это было, когда, кто кому звонил и кто к кому пришел. Я сижу весь красный и вижу, что я для него инструмент возмездия и пытки. И вдруг… Вдруг она встает, надевает шубу, хлопает дверью и уходит. И для меня осталось загадкой: а) почему она ему рассказала? б) почему он устроил это судилище? Но самое главное: после этого они прекрасно жили вместе, а я чувствовал себя полным идиотом.

— Ну, тут с точки зрения психологии и вопроса нет. Она играла со своим мужем в такую игру: догони меня, поймай меня, я тебе изменю, а ты накажи меня. И он играл в эту игру: ах, попалась, сукина дочь! Они, как игроки, нашли друг друга и прекрасно жили, решая таким образом свои игровые проблемы. Тебя отыграли, потом еще кого-то, потом еще. Но вот я однажды оказался в ситуации, когда никакой игры не было. Я жил с одной женщиной, она ужасно хотела выйти за меня замуж, а я сказал однозначно «нет». И после этого стал чувствовать, что она дистанцируется и отходит от меня. И я понял, что в ее жизни должен появиться или уже появился новый мужчина. Стал наблюдать и как-то увидел в ее записной книжке его адрес, он жил в районе Савеловского вокзала. Я не поленился, поехал и посмотрел этот дом — где там парадное, куда его окна выходят. И как-то вечером она говорит: у меня встреча с подругой, я могу задержаться. Я подождал минут пять после ее ухода, выскакиваю, хватаю такси и туда. При этом сердце у меня так колотилось, я до сих пор слышу тот гул. Наверно, я испытывал то, что испытывает гончая собака, когда берет след. А был февраль, темнеет уже в четыре, то есть — во всех окнах свет и все видно. Особенно если с соседней крыши в бинокль смотреть. И вот я стою на соседней крыше, держусь одной рукой за какую-то телеантенну, а во второй у меня бинокль, который я из дома прихватил. И вижу в его окошке свет, а потом там появилась фигура моей любимой, с которой я прожил пять лет. И я вижу, как она раздевается, а мужчина, целуя ее, опускается все ниже…

— Прямо кино!

— Но вдруг он отодвигается, берет телефонную трубку и начинает по телефону разговаривать. Пять минут разговаривает, десять, двадцать! А она ждет, из чего я вывел, что для них эти отношения уже привычные. Потому что мужчина, к которому женщина пришла впервые или даже во второй раз, не станет целый час тратить на телефонные разговоры. А потом происходит следующее. Я стою, замерзая, на этой крыше, в каком-то сугробе и думаю: если я сейчас ворвусь к ним в квартиру и стану ее извлекать оттуда, то еще неизвестно, кто кому морду набьет — я ему или он мне. Потому что я вижу его в бинокль — у него фигура боксера или каратиста. Но это мелочи. А главное — если я все-таки извлекаю ее оттуда, то это уже серьезный шаг, это значит, мне придется на ней жениться.

— Вот ты умный какой!

— Хитрый!

— И, представьте себе, я иду на это! Я иду на то, чтобы меня избили, чтобы меня отвели в загс — лишь бы не отдавать эту женщину! Я не помню, как я спустился с той крыши, как я поднялся на третий этаж к его квартире, но я помню, как моя левая рука тянется к его звонку, а правая ее держит. Это потрясающее ощущение, это был конфликт двух рук, я не придумываю ни йоты! И когда этот конфликт достиг апогея, когда левая рука уже касалась звонка — в этот миг я услышал из-за той двери стоны, всхлипы и крики — о, такие знакомые! Это был тот ее бурный оргазм, который я всегда приписывал своему мужскому могуществу, считал себя его единственным автором. И вдруг я слышу, что того же эффекта она достигает с другим мужчиной. Весь мой запал как рукой сняло. Я спустился вниз, вышел на улицу — меня просто тошнило, рвало. Потом я взял такси и уехал домой. А утром она позвонила, сказала: привет! Я говорю: ты где? Она говорит: я у подруги задержалась. И я понял, что весь смак для меня и кайф сказать ей: девушка, а не пошла бы ты туда-то и еще дальше! Что я и сделал с употреблением большого количества известных русских адресов. И повесил трубку с ощущением победы и полной свободы. Которое длилось ровно две недели. А через две недели я ей позвонил: «Привет, как дела?» Мы встретились, и это была такая свобода любви друг к другу, такая откровенность — я после этого несколько лет не испытывал никаких приступов ревности или желания найти, отследить, застать. И это подтверждает то, о чем здесь уже говорили. Хотя измена — это, в общем, подлость, но измена любимой женщины — это драма, которая может обернуться наслаждением. То есть нет ничего страшного в том, что ты вдруг теряешь чувство собственности на женщину. Нужно это пережить, а потом к ней вернуться или отвоевать ее, и тогда тебе гарантировано такое наслаждение, которого ты не имел, когда она была твоей собственностью. Я думаю, ваш замминистра это осознал, но уже после убийства, и потому плакал…