и Е. М. Рубина? Стоит отметить, что в другом совместном труде — Э. А. Стрельцова и А. П. Нилина — эта оценка вызвала резко негативную реакцию. Действительно, в сорок с лишним лет не слишком приятно читать о себе: «...как всегда, подчинился чужой воле». Да и деление на существование в игре и после неё — весьма умозрительно. Футбол — часть жизни, и человек не может стать кардинально иным через неполных два часа. Это даже не роль в спектакле: обстоятельства в матче непредсказуемо изменчивы, и на это нужно реагировать всем личностным многообразием. Если таковое, конечно, имеется. Более того, в экстремальных условиях поединка и высвечиваются черты характера, которые в будничной повседневности не проявляются.
Кроме того, говорить о слабохарактерности человека, проведшего пять лет в колонии строгого режима и не потерявшего себя, как-то даже и неудобно. А возвращению после такой «отлучки» в футбол будет посвящена специальная глава.
Есть, правда, и другой, весьма популярный подход к трудной теме. Журналисты, вполне доброжелательно относящиеся к Стрельцову, часто тяготеют к следующей удобной схеме: не слабохарактерным был Эдуард Анатольевич, а добрым и отзывчивым. Не мог отказать никому. Позовут на свадьбу или день рождения — он и идёт, боится обидеть. Ну а нравы Автозаводской улицы уже описывались. Его, женатого человека, и на проводы в армию могли затащить («брат уходит, как без тебя») — и он отправлялся на «полчасика».
С этим, в общем, спорить не приходится. Смущает другое: уж больно безупречно точно укладывается один из мощнейших футболистов мира всех времён и народов в незатейливую, неоднократно использованную конструкцию. Что-то советско-киношно-романное назойливо заявляет о себе. Будто бы средний драматург задумал, написал и опубликовал такое же среднее произведение, его в театре поставили, а потом экранизировали. И, главное, мораль на поверхности: не надо доверять всяким там «дружкам», стоит подальше от них держаться и, понятное дело, совершенствоваться, не останавливаться на достигнутом и тренироваться, тренироваться...
И ведь правильно всё, не придерёшься. Однако плоско, на мой взгляд. Незаметно за справедливыми словами (которые и мною уже написаны) исчезает объём личности. И чтобы его не утерять совершенно, нужно, думается, вновь вернуться к теме особого поколения, к которому Стрельцов принадлежал. И исходить не из того, что нам, многоумным, образованным, хотелось бы увидеть, а из того, что представляли собой те послевоенные мальчишки. Что они знали точно, а о чём и не подозревали, чему оставались верны, а что считали пустяком. Потому что очень уж многое поменялось у нас в стране за полвека. И люди — в первую очередь.
Начнём с уровня образования. Многие футболисты 40—50-х годов не успели окончить среднюю школу, потому что пошли работать или в войну, или сразу после Победы. Так как жили бедно и голодно. У кого-то отцы не вернулись, у кого-то пришли инвалидами. И каждый оконченный седьмой, восьмой и т. д. класс для тех игроков высшей лиги смотрелся с боем взятой высотой. Да, шутки, анекдоты по поводу неграмотности, слабой осведомлённости тогдашних мастеров кожаного мяча в простейших вопросах известны, однако, на мой вкус, не смешны. Те парни трудились с малых лет, а не бездельничали и не капризничали, как некоторые представители более поздних поколений.
И вот исходя из той небольшой, прямо скажем, освоенной базы знаний, мы и можем рассуждать о так называемых «нарушениях режима». В последующие годы хитрый эвфемизм означал, что спортсмен банально пьянствует. Но в ту пору вопрос о «нарушении» перед большинством игроков не стоял.
По той причине, что они не понимали значения такого слова. Это сегодня вам любой юный профессионал со знанием дела расскажет о режиме питания, сна, тренировок, а тема алкогольных злоупотреблений вызовет лишь изумление. А 60 лет назад объяснить молодому игроку, что он должен и что, соответственно, не должен есть и пить, когда каждый день обязан ложиться спать, а когда подниматься и приниматься за зарядку, — было необычайно тяжело. Нет, бывали уникумы (Константин Бесков, например), бывали спортсмены с подорванным войной здоровьем (Лев Яшин с его проклятой язвой), но то всё же исключения, подтверждающие правило. В большинстве же ребята искренне не понимали, почему токарь, слесарь, инженер или тот же чиновник имеют право отметить производственный успех, а они потом и кровью добытую победу — нет. Ко всему прочему, деньги зарабатывались по тем временам неплохие (с нынешними миллионерами равняться нельзя, конечно). «Новыми», послереформенными, выходило рублей триста-четыреста в месяц, если брать игрока сборной. Так что салат хороший мог заказать не только Стрельцов. Они и заказывали — и не одну закуску, безусловно. Не было и понимания того, что находятся они в своего рода «аквариуме»: профессия-то публичная. Те же слесарь, токарь или чиновник, сидящие в ресторане, никому не интересны, — если в милицию не попадут. А футболист — как на ладони. И шли очередные разговоры про непонятный «режим», который нарушен. Человек же не осознавал, что такого страшного он совершил. Да, выпил, и много. Так вечером следующего дня надевались три-четыре тренировочных костюма, в которых мастер спорта бегал по кругу, изгоняя принятую накануне гадость. Затем — любимая баня с парилочкой. И наутро свеж, как огурец, с грядки сорванный.
То, что таким образом нагрузка на сердце увеличивалась в невозможное количество раз, никому не приходило в голову.
Они, будучи игроками, с которыми считался весь мир, никогда, к сожалению, не задумывались о собственном здоровье. И случай со сломанной ключицей Тищенко в Австралии, и недавно разобранный эпизод с ногой Стрельцова — из той же коллекции. Потому что кем посчитал себя Эдуард в Лейпциге, когда после безудержной гонки догнал поезд? Он лично, без собраний и протоколов, определил себя «штрафником», которому только и остаётся, как смыть позор кровью. Ибо в тогдашних