— Я не смогу!..
— Ты знаешь, что беременна от меня. У тебя родятся три сына, и эта еда может принести им большой вред, ибо королева — отвратительнейшая из колдуний.
Но ты отправляйся домой к своим родителям и там дай жизнь нашим детям. Больше других ты будешь любить одного из них, хотя трудновато будет тебе совладать с ними со всеми. Когда они перестанут слушаться тебя, приведи их в нашу пещеру. Там ты найдешь сундук с тремя замками. Руны, вычеканенные на его крышке, расскажут тебе, что каждый из них унаследует от меня. Там будут также храниться три вида оружия, и каждый из юношей получит то, которое я ему предназначил.
Он постарался поцелуями осушить ее слезы.
— Назови наших сыновей добрыми именами: пусть первого зовут Фроди, второго — Тори, а третьего — Бьярки — ибо всех их запомнят надолго.
Она прижалась к нему, и ей показалась, что слышит она слабый шепот:
— Отныне все они будут отмечены знаком зверя. Даже тот, кто будет казаться избегнувшим этой напасти, в конце концов также будет отмечен этим знаком…
Бьёрн замолчал и снова принялся утешать ее, как мог.
На рассвете Бьёрн превратился в медведя. Когда он вышел из пещеры, Бера последовала за ним в тусклый свет нового дня. Оглянувшись на шум, она увидела сотню охотников, взбиравшихся вверх по крутым склонам. Перед ними целая свора собак скалила зубы и заливалась лаем.
Медведь лизнул ее руку и бросился на охотников. Собаки и люди окружили его. То была тяжелая и долгая схватка. Он убивал каждую приблизившуюся к нему собаку, вспарывая брюхо, ломая хребет, разрывая пополам. Немало раненых было и среди людей. Копья и стрелы поражали медведя, пока тот из серого не стал кроваво-красным. Круг охотников сомкнулся. Он все еще пытался вырваться, но везде были щиты и клинки. Медведь начал натыкаться на копья, потом запутался в кишках, что свешивались из его распоротого брюха. Не осталось пути, по которому он мог бы вырваться на свободу. Зверь повернулся в сторону конунга и, налетев на человека, стоявшего на пути, разорвал его на куски.
Но после этого медведь уже был настолько изранен, что пал на землю без сил. Его дыхание выходило с кровью. Люди сомкнулись над ним, вскинув топоры и копья — и прикончили его.
Потом, когда охотники стали поздравлять друг друга, чуть не лопаясь от гордости, Бера решительно подошла к конунгу Хрингу. Ее уста были твердо сомкнуты.
— Ах, Бера, дорогая, где же ты была все это время?.. — спросил конунг, узнав ее.
— Это неважно, господин, — ответила она, — но, во имя старых добрых времен, отдашь ли ты мне то, что у твоей добычи ниже локтя?
Он взглянул на нее, прежде чем кивнуть своей седой головой, и сказал громко, чтоб его люди обязательно услышали:
— Конечно. Должно быть, ты, заблудившись, долго голодала. Воистину я дозволяю тебе взять то, что ты просишь.
Неподвижная, как статуя, Бера смотрела, как охотники освежевали и разделали тушу. Потом она нашла в себе силы приблизиться к бесформенной массе и встать подле нее на колени. Никто не увидел, как она сорвала золотое запястье и спрятала его у себя на груди. Отряд с ликующими криками направился назад к королевской усадьбе. Бера пошла вместе со всеми, потому что могло бы показаться странным, если бы она, после столь долгого пребывания в глуши, не отправилась в королевские палаты на пиршество.
Королева Хвит встретила охотников в веселом расположении духа и, пригласив всех в дом, отдала приказ приготовить медвежье мясо для пира. Увидев Беру, грустно забившуюся в угол, она запнулась, сжала кулаки и удалилась. Едва начался хмельной пир, как королева сама внесла в залу деревянный поднос с кусками брызжущего жиром жареного медвежьего мяса.
Подойдя прямо к Бере, она заговорила так, чтоб ни у кого не возникло сомнения в чистоте ее намерений:
— Как приятно узнать, что ты жива. Бедняжка, ты, должно быть, ужасно голодна. Вот, отведай жаркого.
Девушка остудила назад к скамье.
— Нет! — взмолилась она.
Хвит держалась с удивительным спокойствием… Было что-то пугающее в облике этой женщины, одетой в призрачно-белое платье, мерцающее в сумраке, так же как мерцали ее глаза и зубы.
— Почему ты не слушаешься меня? — сказала она. — Не стоит отвергать кушанье, что поднесла тебе сама королева, оказав тем самым высокую честь. Отведай немедля, или ты получишь кое-что похуже.
Она достала свой нож и, подцепив острием кусок мяса, поднесла его к губам девушки. Измученная, сраженная горем и охваченная страхом за своих еще не рожденных детей, Бера не знала, что делать. На них стали обращать внимание.
Если бы эти люди знали правду, как бы они поступили? Она сомкнула ресницы и сжала кулаки, чувствуя, как комок горячего мяса вталкивают ей в рот. Запах пригоревшей крови отдавался болью в висках. Бера проглотила кусок целиком.
Королева рассмеялась:
— Вот видишь, не так уж и плоха медвежатина на вкус, малютка Бера.
И она подцепила новый кусок. Едва он коснулся губ Веры, как она, подобно морской волне, отпрянула с неожиданной силой и, выплюнув мясо, с криком пала к ногам королевы:
— Нет, не надо! Хватит меня мучить, уж лучше сразу убей!
Хвит снова рассмеялась:
— Может быть, этот кусочек не слишком хорошо приготовлен? — и она подцепила третий.
Бера проскользнула мимо нее и бросилась прочь из залы. Королева не могла допустить, чтоб присутствующие неверно истолковали происходящее, и сухо промолвила:
— Ну ладно, ладно. Что-то она слишком чувствительна для хуторской девки. Я только хотела немного развеять ее грусть.
Бера вернулась домой к отцу и матери. Слишком тяжела была эта ноша для ее плеч, поэтому им она рассказала все, что с ней произошло на самом деле.
3
Хвит больше не пыталась причинишь Бере зло. Может быть, не смела, а может быть, ей казалось, что и так сделано достаточно, и теперь можно тайно наслаждаться плодами черного злодейства. Тем временем Бера в муках родила ужасного на вид первенца. До пояса он выглядел как человек, а ниже походил на лося. Когда Гуннар хотел забрать злого визжащего выродка и бросить его на горном склоне, чтобы он умер от голода или волки растерзали его — она закричала вся в поту, превозмогая боль:
— Нет! Это же сын Бьёрна. Он хотел назвать его Фроди!
Затем она родила другого мальчика с безобразными собачьими лапами вместо ног, хотя в остальном он не отличался от других детей. Она назвала сто Тори. Наконец родился третий сын. На нем не было никакой порчи. Это был Бьярки, который стал ее любимцем.
О годах, что последовали за этими событиями, мало что можно рассказать. Поначалу люди, должно быть, обходили стороной этот дом, в котором поселилось злосчастье. Однако Гуннар был богат и пользовался уважением: он построил капище, посвятив его Тору, где часто приносил жертвы богам — и его стада множились год от года, а урожаи были всегда обильны. И казалось, что он или его домашние ничем не могли прогневать богов или земных властителей. Об уродах, что родила его дочь, знали все, тем более что те не любили сидеть дома. Вскоре жизнь потекла как и прежде, разве что не стало больше тесной дружбы между Гуннаром и конунгом Хрингом. Однако злобный нрав королевы Хвит вынудил и многих других его подданных сторониться королевских палат.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});