Эти воспоминания Якобсона интересны не столько тем, что Маяковский заинтересовался идеями Альберта Эйнштейна, сколько обещанием поэта платить физику, который сумеет растолковать ему суть общей теории относительности, «академический паёк». Какие же «связи» нужно было для этого иметь?
Что же касается поэмы «Четвёртый Интернационал», которую, по словам Якобсона, Маяковский начал «готовить», то работа над нею начнётся немного позже. Но вполне возможно, что строки о «победе над смертью» были написаны сразу же после разговора поэта с Якобсоном:
«Каждый омолаживайся! / Спеши / юндушу седую из себя вытрясти.Коммунары! / Готовьте новый бунтв грядущей / коммунистической сытости».
Весной же 1920 года поэт завершил другую поэму (речь о ней впереди).
Беглецы и оставшиеся
В начале февраля 1920 года польские войска продолжали завоёвывать Белоруссию. Части Красной армии были бессильны противостоять им.
А о том, что произошло с вернувшимся из Эстонии Якобсоном, Бенгт Янгфельдт написал:
«Проведя несколько месяцев в Ревеле, Якобсон вернулся в Москву, где один польский учёный предложил ему поехать в Прагу с миссией Красного Креста. Целью была репатриация русских военнопленных и попытка наладить дипломатические отношения с Чехословакией. Поскольку в план подготовки входил чешский язык, Якобсон условился с руководителем делегации, доктором Гиллерсоном, что, если позволит служба, тот разрешит ему учиться в Карловом университете».
Трудно поверить в то, что эту поездку Якобсону устроил какой-то «польский учёный» и какой-то «руководитель миссии Красного Креста». Репатриация русских военнопленных и установление дипломатических отношений с Чехословакией было важным и ответственейшим политическим делом. Доверить его случайному человеку, захотевшему немного подучиться в пражском университете, большевики просто не могли. Тем более что ВЧК, а вместе с нею и созданный в марте 1919 года Коминтерн уже вовсю рассылали по всему миру своих агентов. Упустить возможность проникновения в Международный Красный Крест чекисты никак не могли.
Но Аркадий Ваксберг, даже слово «командировка» взявший в кавычки, увидеть в Якобсоне очередного «штирлица» почему-то не захотел, написав:
«Роман Якобсон получил „научную командировку“ в Прагу, где осело множество русских изгнанников – главным образом гуманитарных профессий. Научная командировка была тогда самой удачной формой легального отъезда: больше половины командированных в совдепию так и не вернулись».
Да, не вернулись.
Но почему?
Этим вопросом Ваксберг почему-то не задался. И напрасно. Ведь очень многих «учёных» ВЧК направляла в зарубежные поездки совсем не для того, чтобы они, набравшись зарубежных знаний, поспешили привезти их на родину. Эти «учёные» ехали на чужбину с тем, чтобы осесть там и поставлять в Москву интересующую чекистов информацию.
Операция по засылке секретного агента в Чехословакию, вне всяких сомнений, была задумана и осуществлялась сотрудниками ВЧК. Видимо, у них и родилась идея отправить за рубеж не одного Якобсона, а вместе со спутницей. Ею вполне могла стать Лили Брик. Бенгт Янгфельдт пишет, что это она…
«… предложила Роману вступить с ней в фиктивный брак, что позволило бы ей уехать из Советской России. «Случайно не получилось», – сообщал он Эльзе в Париж».
Многие биографы Маяковского и Лили Брик ломали головы, пытаясь разгадать загадку срыва этой поездки (уже второй, если считать и неудавшийся вояж в Америку).
Аркадий Ваксберг:
«Перед отъездом Якобсон, хорошо знавший о настроениях Лили, предложил ей фиктивный брак, чтобы простейшим способом открыть для неё дорогу в свободный мир. Если „Лилины связи“ позволили ей устроить отъезд из совдепии матери и сестры, то что мешало ей повторить то же самое уже для себя? Впоследствии Якобсон говорил, что задуманное мероприятие лишь „случайно не получилось“: формула эта весьма загадочна и позволяет трактовать её по-разному».
Янгфельдт эти рассуждения продолжил:
«Всю жизнь Лили хранила тайну, и в эту тайну был посвящён только один человек – Роман Якобсон, ставший однажды, „совершенно случайно“, свидетелем эпизода, который – будь он известен – „сильно изменил бы её биографию“. Он так и не раскрыл тайны, а на вопрос, как бы она изменила биографию Лили, ответил: „Как изменения изменяют“».
Так получилось, что в тот момент чекисты за рубеж её почему-то не отправили.
Между тем в апреле 1920 года поляки вторглись и на Украину. Прибывший в Житомир Юзеф Пилсудский 26 апреля обратился к украинскому народу, заявив о его праве на независимость. 7 мая польская кавалерия вошла в Киев.
А «чехословацкая» история Романа Якобсона завершилась так, как и планировалось поначалу. Об этом – Бенгт Янгфельдт:
«В конце мая Якобсон вернулся в Ревель, где ждал миссию Красного Креста, а 10 июля он прибыл в Прагу».
Наступило лето 1920 года. И тут подал голос Иван Петрович Павлов, российский академик с мировым именем. 11 июля он направил письмо в Совнарком, в котором говорилось:
«Хотя я сейчас совмещаю три должности, значит, получаю жалованье в трёх местах, всего в общей сумме 2,5 тысячи рублей в месяц, однако за недостатком средств принуждён исполнять в соответствующий сезон работу огородника (в мои годы не всегда лёгкую) и постоянно действовать дома в роли прислуги, помощника жены на кухне и содержанию квартиры в чистоте, что всё вместе отрывает у меня большее и лучшее время дня».
Академику Павлову тогда исполнился 71 год. Владимиру Маяковскому было 27 лет, Лили Брик – 29, Осипу Брик – 32 года. И у них была домработница – 51-летняя Анна Фоминична Губанова (Аннушка), которая следила за чистотой в доме и готовила угощения для хозяев и их гостей.
Новая поэма
1920 год биографы Маяковского описывают по-разному. Виктор Шкловский, например, уделил внимание довольно мелкому бытовому событию – бритью, для которого Владимир Владимирович брал бритву «жилет» у соседей:
«Идёт, позвонит, побреется и вернёт.
Но бритвы изнашиваются.
У соседей было двое молодых людей. Им для Маяковского бритвы было не жалко.
Была там ещё мама-дама… Говорит: «Он бритву возвращает, не вытерев хорошенько».
Приходит Владимир Владимирович за бритвой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});