В ту пору я служил оператором на космическом корабле. В мои задачи входило обеспечение безопасности. Средства для этого имеются самые разные, в том числе взрывные ядерные устройства. Их берут на борт на всякий случай, практически нужда в них возникает крайне редко. И вот во время одного из обычных полетов возле Земли я направил на Землю — в безлюдный район — одно из таких устройств. Идея была такая: ваши ученые, увидев, какой разрушительной мощью обладают ядерные бомбы, откажутся от дальнейшей работы в этой области. Но, разумеется, я переоценил их возможности: природа произведенного мною ядерного взрыва не только не была понята — она не расшифрована до сих пор. Какой только чепухи не наговорили ваши мудрецы по поводу так называемого «тунгусского метеорита». Причем ядерный взрыв большинство из них отметает, поскольку-де на месте «падения метеорита» не обнаруживается никаких признаков радиоактивности. Ларчик открывается просто: наши бомбы уже в то время были несравненно совершеннее тех, которыми вы обладаете сейчас. Бомба, взорванная мной, была «чистой» бомбой, о которой ваши оружейники и по сию пору могут только мечтать. Один лишь взрыв, мгновенное высвобождение огромной энергии — и никакой радиоактивности. Всего этого я не учел. Мне и в голову не приходило, что мой намек не только тогда не мог быть воспринят, но даже и спустя много десятилетий. Что делать, недостаток образования (и ума) свойствен не только земной молодежи. И на нашей планете «мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».
За этот тунгусский взрыв я должен был понести суровую кару — подвергнуться высшей мере наказания. Нет, не содрогайтесь, пожалуйста, я имею в виду не смертную казнь, она давно у нас отменена. За такого рода проступки у нас полагается пожизненная ссылка на одну из населенных, но малоразвитых планет. Но в тот раз я избежал этой кары — искусно имитировал отказ в системе: дескать, ядерная бомбардировка произошла случайно, вследствие этого отказа. Меня всего лишь отстранили на несколько лет (наших, гедианских) от полетов — за халатность. Потом я снова начал летать. Такие штуки я больше не проделывал, осознав всю их безнадежность. И лишь недавно, года три назад (опять-таки по нашему летосчислению, у нас год примерно вчетверо больше вашего), я снова не удержался и предпринял нечто подобное на другой планете. На сей раз меня разоблачили. И вот я здесь, осужден до конца дней своих оставаться в вашей компании. Если, конечно… если мое начальство не сочтет, что я чересчур много болтаю, и не сошлет меня куда-нибудь подальше…
ВИКТОР БОРИСОВНеожиданно дверь отворилась, и на пороге возник светловолосый голубоглазый человек в сером костюме с депутатским значком на лацкане пиджака. По тому, как привычно направился он к письменному столу, безошибочно можно было заключить, что это не кто иной, как хозяин кабинета. За ним, что-то лепеча виновато, семенила секретарша.
Нас с Кохановским вошедший, казалось, не замечал, будучи всецело поглощен своими мыслями.
Внезапно он нас заметил.
— Здравствуйте, товарищи! — произнес он, видимо, машинально. После остановился в недоумении: — Извините, что, собственно, здесь происходит?
Он повернулся вопросительно к секретарше.
— Извините, Фрол Петрович… Юрий Александрович… — залепетала та бестолково.
— Что «Фрол Петрович»? Я пятьдесят два года Фрол Петрович. Вы можете объяснить четко, в чем дело?
Резкий тон шефа, видимо, подхлестнул женщину, придал ей храбрости. Это была храбрость отчаяния.
— Фрол Петрович, Юрий Александрович Рыбников попросил разрешения побеседовать в вашем кабинете с авторами. Поскольку вы собирались приехать в четыре…..
— Гм… А у него что, нет своего кабинета?.. Впрочем, — он повернулся к нам, — извините, товарищи… Это все наши внутриредакционные штучки. Видит бог, я не хотел вас ставить в неудобное положение. Я действительно собирался вернуться в четыре, но обстоятельства изменились. Обстоятельства всегда могут измениться. По этой причине, — он снова повернулся к секретарше и опять повысил голос, — я и просил не занимать мой кабинет в мое отсутствие… Без крайней необходимости… И не ставить в неудобное положение меня, — он сделал упор на последнем слове.
— Кстати, а где же сам Рыбников? — проговорил Фрол Петрович, несколько смягчившись.
— Он вышел на минуту…
— Я еще раз прошу у вас прощения, товарищи, но… В данный момент меня ждут неотложные дела… Я просил бы вас, если это возможно, продолжить разговор где-либо в другом месте…
Я готов был пулей вылететь из кабинета и бежать куда глаза глядят. Однако самое тяжелое испытание ожидало меня впереди.
В продолжение всего разговора лицо Кохановского все более обретало какой-то неестественный цвет и наконец сделалось малиново-серым.
— Фрол Петрович?.. Фрол Петрович?.. — забормотал он как-то детски-беспомощно. — Как? Разве не вы Фрол Петрович? — обратился он ко мне. — Как же так? Зачем же я тогда?..
Фрол Петрович, снова направившийся было к своему креслу (я освободил ему место), опять остановился, не дойдя до него. Он с любопытством разглядывал нас с Кохановским, переводя взгляд то на него, то на меня.
Наконец он, видимо, все понял. Лицо его сделалось бледным.
— Что, мы с вами полные тезки? — проговорил он желчно, обращаясь ко мне. — Редкий случай. Вы тоже Фрол Петрович? Впервые в жизни встречаюсь с полным тезкой. Давайте знакомиться, — он протянул мне руку.
— Борисов… — пробормотал я машинально, мало что соображая. — Виктор Николаевич…
Он до боли сжал мою ладонь и злобно заглянул мне в глаза.
— Обман! — завопил Кохановский, вскакивая со своего места. — Гнусный обман! Мне сказали, что это Фрол Петрович, главный редактор, — кричал он, обращаясь к Фролу Петровичу и тыча пальцем в мою сторону так яростно, как будто обличал во мне вора и убийцу.
— Что все это значит? — дрожащим голосом спросил Фрол Петрович, полуобернувшись к секретарше.
Остатки храбрости покинули бедную женщину.
— Я ничего не знаю, Фрол Петрович… Юрий Александрович…
— Немедленно разыщите Рыбникова. Вы слышите — немедленно!
Секретаршу как ветром сдуло.
Наконец-то главный редактор сел на свое место. Сидел понурив голову, нервно постукивая карандашом по крышке стола.
В дверях показался Рыбников. Он тоже был бледен.
— Что все это значит? — угрюмо спросил его Фрол Петрович, не отвечая на его приветствие и не поднимая головы.
— Фрол Петрович, я вам сейчас все объясню, — дрожащим голосом сказал Рыбников, делая шаг по направлению к столу. — Этот товарищ, — он кивнул в сторону Кохановского, — уверяет, что он прибыл с другой планеты… И во что бы то ни стало хочет поговорить с вами… Все мои попытки разубедить его в целесообразности такой беседы ни к чему не привели…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});