Среди добычи на этот раз оказалась какая-то черная гадина с многочисленными щупальцами и злыми глазами, необыкновенно подвижная и яростная. При виде ее рыбаки запищали и зачирикали; потом быстрыми и нервными движениями они принялись рубить ее на куски своими топориками. Отрубленные члены продолжали извиваться и вытягиваться угрожающим образом. Впоследствии, когда я захворал лихорадкой, мне много раз чудилась эта остервенившаяся свирепая тварь, такая сильная и такая подвижная, поднимающаяся из пучин неведомого моря. Это было самое деятельное и злое живое существо, которое я когда-либо видел внутри Луны…
Уровень этого водного пространства, должно быть, лежит километров на триста ниже поверхности Луны. Все города, как я после узнал, расположены поблизости от Центрального моря, в просторных пещерах и искусственных галереях, уже описанных мною и сообщающихся с поверхностью огромными вертикальными шахтами, которые неизменно выводят в так называемые лунные кратеры. Во время скитаний, предшествовавших моему пленению, я уже видел крышку, закрывавшую жерло одной из таких шахт.
О тех частях Луны, которые расположены ближе к поверхности, я еще не узнал ничего безусловно достоверного. Там существует огромная система пещер, где лунные коровы ютятся в течение ночи: там устроены бойни и другие подобные учреждения, — в одной из таких боен я и Бедфорд сражались с лунными мясниками. — А с тех пор я видел, как воздушные шары, нагруженные мясом, спускаются откуда-то сверху из темноты. До сих пор я знаю об этих вещах не больше, чем зулус, недавно попавший в Лондон, может знать об организации английской хлебной торговли. Совершенно ясно, однако, что вертикальные шахты и растительность на поверхности Луны должны играть важную роль в освежении лунной атмосферы. Несколько раз, с тех пор как я вышел из моей темницы, холодный ветер дул сверху вниз вдоль по шахтам, а позднее по направлению к поверхности подул горячий ветер вроде сирокко[33], вызвавший у меня лихорадку. В течение трех недель или около того я хворал этой неприятной болезнью и, несмотря на продолжительный сон и на хинные таблетки, которые к счастью уцелели у меня в кармане, я чувствовал себя очень скверно почти до тех пор, пока меня не отвели во дворец Великого Лунария, властелина Луны».
«Я не хочу, — замечает далее Кавор, — распространяться о моем жалком положении во время болезни». И после этого сообщает множество мелких подробностей, которые я здесь опускаю.
«Моя температура, — продолжает он, — в течение долгого времени держалась на ненормально высоком уровне, и я потерял всякий аппетит. Иногда я страдал бессонницей, иногда меня мучили страшные сны; я до сих пор помню период слабости, когда я мучительно тосковал о Земле. Я испытывал страстное желание, чтобы какой-нибудь другой цвет нарушил вечное однообразие этой синевы…»
Тут он снова начинает говорить о лунной атмосфере, заключенной внутри губчатой каменистой громады. Астрономы и физики уверяли меня, что рассказ его во всех своих подробностях соответствует тому, что и прежде было известно о природе Луны. М-р Вендиджи утверждает, что если бы у земных астрономов хватило смелости и воображения довести до конца все выводы из имеющихся в их распоряжении данных, они могли бы заранее предсказать все то, что Кавор сообщил о строении Луны. Они теперь знают почти наверное, что Луна и Земля не столько планета и спутник, сколько две сестры — младшая и старшая, образовавшиеся из одной и той же массы, и следовательно состоящие из однородного вещества. А так как плотность Луны равняется лишь трем пятым плотности Земли, то отсюда явствует, что Луна должна быть пронизана обширней системой пещер.
«Не было никакой необходимости, — сказал сэр Джебетс Флапп, член Королевского Общества, остроумный популяризатор тайн звездного мира, — отправляться так далеко для выяснения столь нетрудных загадок». Далее он говорит, что Луна похожа на грюйэрский сыр. Но во всяком случае было бы очень мило с его стороны еще до нашего путешествия сообщить все то, что он знал о пещерном строении Луны. Если в ее недрах скрываются обширные пустоты, то видимое отсутствие воздуха и воды на поверхности легко объяснить. Море находится внутри, в глубине пещер, а воздух течет вдоль галерей согласно законам физики. Лунные поры, по общему правилу, очень хорошо вентилируются. По мере того, как солнечный свет обходит вокруг Луны, воздух внешних галерей согревается, давление его увеличивается. Некоторая часть воздуха выходит на поверхность и смешивается с испаряющимся воздухом кратера (где растения поглощают углекислоту), в то время как большая часть стекает вниз по галереям, вытесняя более плотный воздух холодной стороны. Итак, непрерывный восточный ветер дует по внешним галереям, а воздух поднимается по шахтам в течение лунных дней, хотя движение это, конечно, чрезвычайно усложняется благодаря извилинам и неодинаковым размерам галерей, а также под действием остроумных приборов, установленных селенитами.
XXIV. ЕСТЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ СЕЛЕНИТОВ
Послания Кавора, начиная с шестого и кончая шестнадцатым, в большей своей части так отрывочны и изобилуют такими повторениями, что трудно составить из них последовательный рассказ. Конечно, они будут помещены полностью в научном отчете, но здесь будет гораздо удобнее попрежнему цитировать и делать извлечения, как в предыдущей главе. Мы подвергли каждое слово внимательному критическому разбору, и мои собственные воспоминания и впечатления о лунном мире принесли нам неоценимую помощь при истолковании тех мест, которые иначе показались бы непроницаемо темными. Конечно — как оно и естественно для людей — мы гораздо больше интересовались диковинным общественным устройством лунных насекомых, в среде которых Кавор, повидимому, жил, как почетный гость, чем физическими особенностями их мира.
Помнится, я уже раньше указывал совершенно определенно, что селениты, которых я видел, напоминают человека вертикальным положением тела и четырьмя конечностями, а общий вид их голов и сочленений я сравнивал с головами и сочленениями насекомых. Я упоминал также, что вследствие меньшей силы притяжения на Луне тела их чрезвычайно хрупки. Кавор подтверждает мой рассказ во всех этих пунктах. Он называет селенитов «животными», хотя, конечно, их нельзя уподобить ни одной породе земных существ, и он указывает, что «к счастью для человека насекомые никогда не достигали на Земле особенно больших размеров». Самые крупные земные насекомые, как ныне живущие, так и вымершие, имеют самое большее шесть дюймов в длину; «но здесь, вследствие меньшей силы притяжения Луны, существо, являющееся столь же насекомым, сколь позвоночным, получило возможность развиться до человеческих и даже сверхчеловеческих размеров».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});