Выслушав в свое время зверевские инсинуации, Федотов пробурчал о дебильности разных вульгаризаторов, и пригрозил заставить думать, но, видать, забыл, а Дима не напоминал, зато помнил о Ленине.
Владимир Ильич действительно был гением, коль так точно вычислил момент взятия власти: «Вчера было рано, завтра будет поздно». Ни прибавить, ни убавить.
Были у большевиков сомнения? А як же, но когда впереди маячит такая морковка, то ни один уважающий себя кролик не удержится.
Власть взяли и тут на кроликов обрушились все плюшки и дырки от бубликов. Эйфория от феноменального успеха, надежда на мировую революцию. Предвкушение халявы от величайшей производительности раскрепощенного труда и ненависть к носителям «отжившего» прошлого в сумме с опасениями расплаты.
Одним словом, все смешалось в одной большой кастрюле, и похлебка получилась отменная, но к управлению государством большевики оказались не готовы!
Нет, с интеллектом и образованием все у них обстояло зер гут, но люди, заточенные на уничтожение государственности, с созиданием справляются плохо. Это аксиома.
На перестройку осознания этого факта у большевиков ушло добрых десять лет, зато с 1928 года темпы роста промышленного потенциала страны Советов поразили воображение.
В чем же принципиальное отличие России 1917…1920-х годов от России 1928 года? Та же политическая система, те же люди, или почти те же, ведь знаменитые партийные чистки коснулись пока только самых одиозных.
Изменились два условия — среди большевиков обозначился сильный лидер, а компартии удалось консолидировать вокруг себя существенную часть общества. Самое главное, что товарищ Сталин до конца осознал, что с некоторыми товарищами ему не по пути. С этого момента в Советской России пошли реформы.
О том, что происходит и будет происходить с державой, Димон с Федотовым обмусоливали не один месяц. Иногда к этим дискуссиям подпускали Мишенина, но тот сразу сбивался на обвинения большевиков во всех смертных грехах. Можно подумать, что любимые Вовины либералы с эсерами нелюди и кровяку не пускали. Три ха-ха! Одним словом, выспросив нужные факты, Вову каждый раз мягко посылали, зато картина более-менее прояснилась.
Итогом стал тот факт, что на торчащей посреди Тихого океана островке, Дмитрий Павлович Зверев рискнул скрестить ужа и ежа, т. е. заразить Россию вирусом национал-социализма. Нет, конечно, не тем, от которого пострадала Германия и полмира, и даже не фашизмом макаронника, а своего, родного, доморощенного. Того, в котором доминантой станет реальное равенство возможностей для всех жителей державы. Держава же со своей стороны должна это самое равенство обеспечить. Всеобуч, социализация, госплан и индустриализация. Жесткий контроль за владельцами и прогрессивная шкала налогообложения. Социальные лифты вынесут на поверхность талантливых, а несогласных ждет знаменитая пятьдесят восьмая — вороги российского народа должны дрожать при упоминании НКВД.
По-другому, жесткое гос. управление при наличии частной собственности и существенного госсектора в экономике, и такого счастья лет на полста. Приобретет ли эта форма общественного устройства черты корпоративизма, Димон не знал, но полагал, что частично они бы не повредили. Потом неизбежная трансформация или в социализьму, или в капитализьму. По обстоятельствам.
Если сейчас такую идею по-умному протолкнуть в российское самосознание, то в час «Ч» это течение поддержат, а как брать власть в России не знали только… либералы.
Воодушевленный такими мыслями, Дмитрий Павлович накропал таки свой первый «теоретический труд». Название выбрал хлесткое: «Может ли власть поделиться властью?»
Вначале давалось четкое толкование используемых терминов, что само по себе являлось новаторством.
Первая глава раскрывала природу власти, как естественную созидательную силу. В принципе ничего нового, но отсутствовали восхваления и интеллигентские стенания. Все четко и деловито. Власть рассматривалась, как естественная вершина социума, со всеми ее ошибками и гениальными прозрениями. В понятиях жителя грядущего века раскрывалась существо элиты общества. Ей посвящалась добрая часть всей статьи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Во второй речь шла об управленцах. Через набор черт характера Димон изложил образ толкового начальника в трех основных ипостасях: бригадир, руководитель цеха-завода, директор большого предприятия — лидер государства. Для всех трех типажей отчетливо просматривалась необходимость прохождения основных ступенек снизу доверху. Приводил убедительные примеры из отечественной и мировой истории.
А вот дальше шло то, за что эту брошюру власть бескомпромиссно должна была подвергнуть анафеме.
Анализируя реакцию на последние события, автор убедительно доказывал, что Николай II не обладал и половиной нужных природных задатков и практических навыков. Досталось в этом плане и российской элите. Да какой там досталось, ее просто размазывали, ибо было за что.
Общий вывод звучал приговором:
— сегодняшняя власть неспособна принимать управленческие решения адекватные вызовам истории;
— сегодняшняя власть не в состоянии уйти со сцены;
— с большой вероятностью Россию ждет катастрофа.
Трам-тарарам и тох-дибидох!
Беспристрастная критика дело, конечно, достойное, но без фонарика в конце прямой кишки не стоящая и ломаного гроша. В качестве «фонарика» Димон показал присущий любому социуму механизм самолечения. И опять перед Россией открылись два пути: или бунт дикий и беспощадный, или движение к сияющим высотам социального совершенствования. Естественно, с плюшками для всех слоев общества, ибо без пряника никто и ручкой не шевельнет.
Все это благолепие могло случиться только при наличии прагматичной и ответственной перед обществом элиты, подкрепленной партией «нового типа».
Интригу о партии Димон благоразумно не раскрывал — чем дольше поддерживается интерес, тем большим окажется эффект, а пока каждый видел то, что желал увидеть.
Морпех хотел было продолжить свою «подрывную деятельность», лупанув по болевым точкам российского самосознания, но вовремя остановился — вдруг его коллеги будут резко против, да и дел к тому моменту прибавилось.
Глава 13
Кинодраматургия
1906 г. ноябрь — 1907 г. начало февраля
— Хм, неплохо, — одобрительно хмыкнул Федотов, возвращая Димону отпечатанную на машинке «рукопись».
Вчера, забрав у Димона его труд, Федотов погрузился в чтение. С утра перечитал на свежую голову, затем его захватили заводские проблемы. Поговорить удалось только вечером.
— Дим, я так понимаю, редактуру делала Катерина?
— Ну да, все мои обороты вычистила.
— Заметно, а как ее реакция?
— Как тебе сказать, — задумчиво протянул Зверев, — не ее тема, да и привыкла она к нашим закидонам, но необычность подхода оценила.
— Хорошо, а что дальше?
— Дальше сложнее. Помнишь февральский разговор о промывке мозгов нашей интеллигенции? По этому поводу я тут набросал планчик.
Оказывается, одной статьей Зверев не удовлетворился. На очереди стоял целый список тем. От религии и российской интеллигенции до офицерского корпуса и политических партий.
— Круто, — наконец высказал Федотов.
— Ильича познакомим?
— Твою статью о власти однозначно, остальное выборочно. Меньше знает — спокойней спит.
— И то верно. Но торопиться с печатью не будем. Я прикинул, кому можно подкинуть такой черновик, — Зверев кивнул на статью, — проверим реакцию, и по результатам запустим небольшим тиражом.
— Хм, растешь! — вновь одобрил Зверева Федотов. — Пока ты путешествовал, я ведь тоже не сидел без дела.
Об успехах на поприще радио, моторостроения, о договоре с «Сименсом» Борис поведал своим друзьям в день приезда Дмитрия Павловича. Тогда же упомянул о нужде отечественного подводного флота в моторах. Сейчас пришла пора выложить мысль, одолевавшую его последнее время.
— Есть, Дмитрий Павлович, одна спорная идея, — осторожно начал Федотов, что за ним водилось не часто, — к моменту нашего вмешательства нам не помешало бы иметь с десяток более-менее влиятельных людей, способных поверить в наше появление из будущего. Что скажешь?