– Повезло же, однако, – произнес Эрнест, вытирая пот со лба.
Затем он снова начал изматывать рыбу, монотонно изматывать, ведя рыбу кругами по сходящемуся с нами курсу. Когда он подтянул ее, он стал осторожнее, пытаясь смирить ее со своей судьбой. В это время темный плавник рыбы лежал сложенным в спинном желобке. Яркие полосы вдоль его боков сверкали искаженным узором в колышущейся поверхности воды. Казалось, он вращал своим большим глазом и оставался в нерешительности на том небольшом расстоянии, где его уже можно было достать острогой.
– Поставь снова на нейтрал! – крикнул Эрнест. Потом он повернулся: – Надень перчатки, Эл, и подтяни ее поближе, только осторожно. Будь готов отскочить, если она дернется…
Его прервал тяжелый всплеск. Большая рыба-парусник снова нырнула под днище. К счастью, Эрнест отпустил тормоз катушки, иначе леска порвалась бы тут же. Поэтому она натянулась и прошла в стороне от винта.
– Попробуем еще раз, – сказал Эрнест.
Он прошел на корму, опустил удочку вниз так, что катушка оказалась в воде, и сделал медленное дугообразное движение, после чего она оказалась с левого борта. А рыба уже задавала темп нашему движению. Пока Эрнест подтягивал леску с еще большей осторожностью, рыба совершила еще один рывок. Но она продолжала оставаться на крючке. Поведение лески снова говорило об опасности прохождения под днищем судна. Мы все глубоко дышали.
– Прекрасная маневренность, – произнес отец Макграт, радостно улыбаясь от восхищения.
– Она еще не созрела, – предупредил Эрнест. Потребовалось еще двадцать минут невероятных усилий, хотя он вытаскивал ее очень аккуратно. Нас всех удивляло то, что леска не лопнула, когда прошла под судном в последний раз.
Наконец представилась еще одна возможность подтянуть рыбу поближе к борту. Рыба изрядно устала, но все еще находилась в хорошей форме. Любопытно было наблюдать, как рыба, удерживаемая большим спиннингом, зеленым снизу, с завывающей от больших оборотов катушкой, схватила проплывающую мимо кефаль.
В то время, когда Эл осторожно установил приспособление для направления снасти, рыба была уже достаточно близко от борта. Выбросив вперед руку с острогой, он некоторое время боролся с извивающимся, вздрагивающим телом, пока ее большая голова не показалась рядом с обшивкой судна. Мы все энергично схватили ее за нос и, пока вытаскивали, содрали себе ладони. На кокпите, когда из рыбы извлекли острогу, она начала яростно биться, пока ее не треснули прямо по лбу деревянным «средством убеждения».
Я все еще изучал большую рыбину с безмолвным восхищением, когда энергичный голос Эрнеста произнес:
– Может быть, мы поймаем еще одну.
Он уже насадил новую приманку, чтобы на обратном пути в направлении Сэнд-Ки и Ки-Уэст еще раз попытать счастья.
Рыба-парусник была самой большой, которую когда-либо доводилось видеть Эрнесту, а у него-то было гораздо больше опыта, чем у нас. Ее длина превышала девять футов. Насколько я помню, девять футов один и три четверти дюйма. У нас на борту не оказалось никаких весов, так что каждый выражал свое мнение относительно ее веса. Все единодушно полагали, что в ней более ста фунтов.
– Как долго я боролся с рыбой? – хотелось узнать священнику.
– Мы точно не засекли время, отец, – ответил Эрнест, – но я думаю, что около четырнадцати минут. Вся борьба с ней заняла около часа.
Уже стемнело, когда мы добрались до базы подводных лодок. Нас встретил Чарльз Томпсон, и мы погрузили нашу добычу на задний бампер его зеленого цвета «родстера». Она сильно выпирала с обеих сторон, и мы опасались повредить рыбу при проезде через ворота военно-морской базы. Я пообещал, что буду присматривать за рыбой до тех пор, пока она не окажется в холодильной камере. Остальные отправились в большой дом на Уайтхед-стрит праздновать событие. Когда я приехал, пиршество было в разгаре. Когда я сообщил, они подпрыгнули от восторга.
– Сто девятнадцать фунтов! Это настоящий рекорд, отец! Вам следовало бороться с ней до конца.
– Если бы я продолжил, мы, несомненно, упустили бы ее. Я бы не продержался больше и минуты, тем более не вытащил бы леску из-под днища.
– Я уверен, что вы бы справились. – Эрнест мог позволить себе некоторую скромность.
В тот день он совершил несколько феноменальных маневров.
– Рыба вела бы себя лучше, если бы знала, что вы поймали ее на крючок, отец. Давайте после обеда спустимся вниз и снова взвесим ее, но уже при свидетелях, а заодно проверим весы. Завтра утром мы можем отвезти ее Элу Пфлегеру.
В тот вечер перед восемью свидетелями рыбу официально взвесили на проверенных весах через четыре часа после поимки. Она потянула на сто девятнадцать с половиной фунтов. Окружность туловища составила тридцать пять дюймов. Сейчас, более четверти века спустя, эта рыба-парусник по-прежнему остается самой большой рыбой, пойманной в Атлантическом океане на спиннинг. Она выставлена напоказ в главном офисе «Майами Род и Рил клаб».
Тем вечером священнику было необходимо вернуться в Майами. Утром вокруг дома началась большая суматоха. Эрнест спустился вниз из своей рабочей комнаты посмотреть, чем был вызван этот шум. Полин вместе с нами только что просмотрела выпуск «Майами геральд». Там, в центре первой страницы, был рассказ о том, как поймали атлантическую рыбу-парусник рекордного размера. Рассказ был подписан псевдонимом Очевидец.
– И кто же… – Эрнест погрузился в размышления, продолжая читать. Его глаза начали сужаться.
– Ради всего… я же хотел воздать ему хвалу за этот улов.
Конечно, Эрнест заслужил это, но последнее слово было за священником.
Сезон был в разгаре, и рыбалка становилась все лучше. Раньше у Эрнеста никогда не было первоклассного оборудования, и сейчас он впервые за это лето вышел на американскую сторону Гольфстрима. Эл вернулся в Мичиган. Различные гости, например оперный певец Джон Чарльз Томас, приезжали провести время и поучаствовать в рыбалке.
Утренняя работа Эрнеста продолжала приносить ему удовольствие. Он был не склонен к изменению своего дневного распорядка, основательно полагая, что любая перемена может означать конец удачи в его «доброй эре» прозы, без усилий выходящей из-под пера.
К середине июня он был на сто сорок седьмой странице своей новой книги «Зеленые холмы Африки». По его словам, он уже три раза переделывал рукопись. Уже несколько недель стояла прекрасная погода, с короткими перерывами дул спокойный восточный ветер. По вечерам становилось настолько прохладно, что приходилось надевать свитер. И хотя Эрнест испытывал вдохновение от своего творчества, он начал ощущать определенное разочарование от рыбалки. Он страстно желал вернуться в Африку, хотя все еще страдал от подхваченной там амебной дизентерии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});